Тайная история Леонардо да Винчи - Данн Джек - Страница 76

• Предыдущая
• 76/130
• Следующая

— Что происходит? — спросил Тосканелли.

— Леонардо, — сказал Бенедетто, заметив друга, — это горит твой дом.

Когда караван переходил через мост Рубиконте, Леонардо снова увидел Якопо Пацци: уличные мальчишки бросили труп в Арно. Теперь они бежали за ним по берегу, кричали и пели:

Удивительно, но труп плыл по поверхности воды, словно пытаясь нагнать караван. Поглазеть на него собралась толпа.

А навязчивая песенка все вертелась и вертелась в голове Леонардо.

До Венеции добирались две недели.

Леонардо, въехав в город, ощутил, что свободен. Воздух был чище, свет ярче, чем во Флоренции. В этом сияющем месте он мог рисовать, писать и думать. Небо и вода здесь смешались так, словно были единым целым; и Леонардо чудилось, что довольно лишь раскинуть руки — и полетишь в воздушном голубом море, среди облаков.

Но Леонардо не остался бы в Венеции. Сейчас уже каждая частица его трепетала от восторга и возбуждения, торопясь окунуться в приключения, исследования, новые земли.

Караван быстро, не останавливаясь, проследовал через город высоких шпилей и прекрасных, хотя и вонючих каналов к гаваням.

Деватдар, сопровождаемый Христофором Колумбом и его подчиненными, тепло приветствовал Куана и его спутников. Казалось, особенно он был рад увидеть Леонардо и Бенедетто Деи. С уверенностью повелителя он немедленно завладел Айше, и та незаметно отдалилась от Леонардо, которого охватило внезапное и удивившее его самого чувство потери. Айше словно исчезла — ее место заняла высокая прекрасная незнакомка в шелках и длинной вуали.

Пред ним тихонько покачивались у причала корабли Деватдара: флагман венецианской постройки, ощетиненный веслами и пушками, и две кургузые венецианские каравеллы с высоко поднятой кормой и большими латинскими парусами на носу и корме. На палубах стояли матросы и солдаты с арбалетами и фальконетами; над ними реяли яркие стяги длиной чуть ли не в сами суда. Паруса были спущены. Запахи свежей краски, пеньки, вара, свежеструганого дерева, смолы, жира, китового масла, одуряющая вонь из трюмов одновременно услаждали и отравляли воздух.

Леонардо охватила дрожь, когда он смотрел на эти суда, казалось скованные с морем рядами весел, которые держали наготове гребцы.

— Это прекрасно, маэстро Леонардо, что ты присоединился к нам, — сказал Колумб; солнце покрыло его лицо веснушками и играло светлыми бликами в длинных рыжих волосах.

Леонардо отвел взгляд от судов.

— Благодарю, — ответил он довольно холодно.

Он все еще помнил последнюю стычку с этим человеком. Возможно, Никколо прав в своем заключении: капитан-командор Христофор Колумб и в самом деле безумен.

— У меня есть тайные мотивы для радости, друг мой, — сказал Колумб. — Видишь ли, мы потеряли одного из навигаторов, а поскольку ты учился у маэстро Тосканелли и разбираешься в математике и навигации, да к тому же умеешь читать эфемериды [51]…

— Я не моряк, — сказал Леонардо. — Бенедетто Деи, без сомнения, подойдет вам больше.

— Тогда вы оба останетесь на моем корабле, вон на том. Это «Надежный».

Он указал на каравеллу поменьше, с глубокой осадкой и латинским парусом.

Айше прошептала что-то Деватдару, и тот сердито показал головой.

— Не тревожься, — сказал Бенедетто Леонардо, — шкипер поможет нам справиться.

И он быстро кивнул головой, подавая Леонардо знак не спорить.

— Тогда решено, — сказал Деватдар. — С третьей вахтой отходим.

Множество оборванцев, среди которых были и совсем глубокие старики, суетились на причалах, грузя на корабли большие запечатанные бочки с вином; матросы переносили привезенные караваном товары и вещи пассажиров.

— Идемте, — сказал офицер Леонардо и Бенедетто.

Леонардо помахал на прощание Зороастро и Америго Веспуччи, которым предстояло стать гостями Деватдара. Айше, хоть и стояла радом с Деватдаром, не сводила с Леонардо глаз, в которых читались ее чувства. Но когда за Леонардо последовал Никколо, Колумб окликнул его:

— Молодой человек, ты идешь не на тот корабль!

Офицеры и матросы рассмеялись. Разозленный, Никколо с пылающим лицом повернулся к Колумбу.

— Для тебя на «Надежном» каюты не припасли, — продолжал Колумб. — Разве что ты решишь спать с матросами на палубе или в трюме — с крысами и рыбой.

Эти слова вызвали новый приступ хохота.

— Мы найдем ему место, капитан-командор, — сказал Леонардо.

— Где, маэстро, в твоей постели? — осведомился Колумб, и все опять засмеялись.

Леонардо шагнул к нему, хватаясь за меч, но Бенедетто удержал его:

— Уймись, Леонардо.

Деватдар что-то сказал Колумбу, и на сей раз залился краской генуэзец. Очевидно, он не знал об обвинениях против Леонардо.

— Умоляю о прощении, маэстро, — сказал он. — Я только хотел пошутить.

— Тем не менее, — сказал Деватдар, — мальчик поплывет с нами.

Леонардо заспорил было, но без толку. Тогда он шагнул вперед — Никколо должен остаться с ним. Но прежде чем он подошел к мальчику, несколько стражей Деватдара преградили ему путь. Его схватили за руки, под ребра и в пах уперлись клинки. Здесь распоряжался Деватдар — не только кораблями, но и человеческими жизнями; все были в его власти, включая и Леонардо.

И когда песенка про Якопо вновь закрутилась в голове Леонардо, его посетило внезапное и жуткое предчувствие, но он схоронил его в своем соборе памяти.

Плывет, точно плот…

Корабли шли на юг по Адриатическому морю, окаймленному папскими областями и итальянскими королевствами с одной стороны, и землями оттоманов и мамлюков — с другой. Шли прямо, потому что это был хорошо известный морской путь, разветвлявшийся в Средиземноморье: на запад — в Берберию, на восток — на Кипр, за медью; а на юге находилась Вавилония, или Эль-Каири, Великий Базар. Говорили, что на одной улице Каира живет больше людей, чем во всей Флоренции. Говорили также, что это место, откуда исходят все знания, ибо там до потопа жил Гермес Трисмегист.

Юг был местом их назначения, и они плыли и плыли на юг, словно дни и ночи на море стали молитвами, формулами, закрепленными раз и навсегда ритуалами солнца и звезд. В ясную погоду ход времени размечался переворотом склянок, по восьми склянок на вахту; но время считалось также и как в церкви: заутреня, обедня, вечерня. Капитан и матросы были глубоко религиозны, и всегда можно было услышать молитву — если не солдата-мусульманина, то матроса-христианина или юнг, переворачивавших часы с пением традиционных «Отче наш» или «Аве Мария».

Была полночь, и Леонардо с Бенедетто Деи находились уже на своем посту, когда юнги перевернули склянки, отмечая наступление новой вахты, и запели: «Gloria in excelcis Deo. Et in terra pax hominibus bona voluntatis» [52]. Голоса у них были высокие и приятные.

Вахты несли все, включая капитана; Леонардо и Бенедетто позволили стоять вместе, потому что они добровольно выбрали самую непопулярную, «собачью» вахту — с полуночи до четырех часов. У Деи был опыт судовождения, а Леонардо пришлось стать штурманом. В эту ночь от штурмана требовалось мало: с помощью пассажного инструмента наблюдать за Большой Медведицей да следить за светом жаровни, подвешенной на корме «Аполлонии», флагманского корабля Деватдара.

• Предыдущая
• 76/130
• Следующая