Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт - Страница 45

• Предыдущая
• 45/103
• Следующая

Она обхватила одной рукой таз и, прижав его к боку, как козленка, пошла быстрой пружинящей походкой по коридору.

Валентина никогда раньше не слышала, чтобы женщины так ругались. Она улыбнулась и поспешила к выходу. Выйдя за дверь, девушка заметила Йенса. Дожидаясь ее, он стоял в тени липы неподвижно, со скрещенными на груди руками и хмурился.

Они шли рядом, но не прикасались друг к другу. Валентине пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать, потому что Йенс своими длинными ногами мерял дорогу так, словно ему было все равно, есть она рядом или нет ее. Однако он пришел к госпиталю именно в то время, когда было назначено ей, и Валентина понимала, что встреча их не случайна.

Йенс выглядел ужасно. Густой слой жирной серой пыли покрывал все его пальто. Пыль была и на черной меховой шапке, и даже на рыжих бровях. Доверившись Йенсу, который почти бежал по Загородной улице с решительным и целеустремленным видом, Валентина не задумывалась о том, куда лежал их путь. Они почти не разговаривали, и все же она ощущала его присутствие, какимто невообразимым образом, даже не поворачивая в его сторону головы, представляла себе его длинные руки, полы его пальто, которые путались у него в ногах, его ботинки, со скрипом погружающиеся в рыхлый снег, его дыхание, стремительно поднимающееся спиралями белого пара в холодный воздух, и его желваки, которые беспрерывно ходили, будто вторя его мыслям. Он смотрел прямо перед собой, и Валентина подумала, не забыл ли он о ней.

Когда переходили через Мойку, она произнесла:

— Пожалуйста, поблагодарите от моего имени доктора Федорина.

— Вы можете сами его поблагодарить. Мы к нему идем.

— Зачем?

— Он хочет поговорить с вами. О госпитале. Собирается рассказать, как там что обстоит и чему вам придется научиться. Он скажет, где взять форму санитарки, и научит, как держать на расстоянии пациентовмужчин. Федорин хороший человек. Он лечит не только богатых и изнеженных. Федорин проводит много времени в бедняцких приютах и госпиталях для неимущих.

Ей захотелось сказать: «Спасибо». Ей захотелось сказать: «Вот видите, значит, вам всетаки не все равно, иначе вы бы не стали этого для меня делать…» Но вместо этого она вдруг схватила его руку, крепко вцепилась пальцами в рукав его запыленного пальто.

— Йенс, довольно. Остановитесь.

Она имела в виду: хватит слов, которые выстраивались в стену между ними, хватит отводить от нее взгляд, хватит разговаривать холодным голосом, от которого у нее сжималось горло. Хватит! Хватит! Хватит! Но вместо этого она остановилась сама и удержала его. Стоя посреди моста, она крепко держала его за руку, и он не пытался освободиться от этих оков. Только теперь он посмотрел на нее, и выражение его зеленых глаз кольнуло ее в самое сердце.

— Вы же обещали мне, — сказал он. — Вы дали слово, что не будете иметь дело с капитаном Черновым.

Вместо ответа Валентина медленно, одну за другой, расстегнула пуговицы на его пальто и обвила его талию руками.

— Я обещаю, — промолвила она, — клянусь жизнью своей сестры, что мое сердце никогда не будет отдано капитану Чернову.

Она прильнула щекой к его груди, вдохнула запах сырой земли, которым пропиталась его одежда, и почувствовала тепло его тела, когда он накрыл ее своим пальто и еще крепче прижал к себе. Под ними, на замерзшей Мойке, пожилая пара в бобровых шапках, взявшись за руки, неторопливо ехала на коньках в сторону Таврического дворца. Валентина зарылась в пальто Йенса и прислушалась к быстрому биению у него в груди.

Доктор был рад встрече. Пока Валентина и Анна, его дочь, пили у камина горячий шоколад, он налил себе и Йенсу тонкого грузинского вина. Валентине нравился Федорин. Нравилось, как он возится с дочкой, нравилось его великодушие. Нравилось ей и то, как он во время разговора теребит алмазную заколку у себя на галстуке. Наверняка с этой заколкой у него были связаны какието особые воспоминания.

— Итак, барышня, давайте теперь обсудим, что вас ждет впереди.

— Господин Федорин, я вам очень благодарна за помощь. Правда, медсестра Гордянская ясно дала мне понять, что не верит в меня. Она думает, что я не справлюсь.

Доктор Федорин взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в глаза, так, как смотрел бы на свою дочь.

— Вы справитесь, — уверенно проговорил он. — Если это действительно то, чего вы хотите, вы справитесь.

— Я хочу. Я уже изучила анатомию и…

— Давайте по порядку. Сперва поговорим о том, как застилать кровати, о соблюдении чистоты и о вздорном характере медсестры Гордянской.

Валентина присела рядом с ним и принялась внимательно слушать. Он поведал ей историю госпиталя Святой Елизаветы, привел какието цифры, сообщил о правилах внутреннего распорядка. Он рассказал, как нужно обращаться к доктору, как следовать за ним во время обхода больных, с воодушевлением принялся перечислять, сколько новых препаратов сейчас разрабатывается, включая модификацию морфия, которая позволит лучше облегчать страдания. Снова и снова он обращал ее внимание на необходимость соблюдать идеальную чистоту. Чистым должно быть все: руки, постельное белье, одежда. Медицинские инструменты всегда должны быть стерильны. Он рассказывал об операциях, проверял ее знания, задавая вопросы. Во время беседы он беспрерывно то тянул кончики усов, то поглаживал яркий алмаз, блестевший в его галстуке.

То было странное ощущение. Валентине показалось, что все эти рассказы и вопросы открывали в ней такие двери, о существовании которых она даже не подозревала. В другом конце комнаты Йенс с Анной, сидя на диванчике у окна, играли в карты, и девочка после каждой выигранной взятки издавала радостный писк, похожий на мяуканье котенка.

Наконец доктор Федорин откинулся на спинку кресла, просунул большие пальцы в проймы жилета и удовлетворенно вздохнул.

— Она подходит, Фриис. Вполне подходит.

Йенс улыбнулся.

— Я знаю.

Чтото в том, как Викинг произнес это, встревожило Валентину. Он сказал это так, будто отпускал ее. Ей захотелось броситься к подоконнику и сесть ему на колени, чтобы не позволить отдалиться, захотелось улыбнуться и услышать, как он скажет: «Она вполне подходит мне». Валентина вскочила и шагнула в сторону инженера.

— Йенс… — начала она.

— Анна, — сказал вдруг доктор, — не пора ли нам с тобой отыскать нашу гувернантку и узнать, чем вы сегодня будете с нею заниматься?

Девочка скроила недовольную гримаску, но, поцеловав Йенса в щеку и присев в реверансе перед Валентиной, побежала вприпрыжку за отцом, который выходил из комнаты.

— Йенс, — тихо произнесла Валентина.

Он похлопал по диванчику рядом с собой, и она поспешила занять указанное место, потому что не желала, чтобы он начал говорить вещи, которые ей не хотелось слышать. Но, едва опустившись на мягкое сиденье, она почувствовала, как исходящее от него тепло проникает в нее. Ноги их оказались рядом, его бедро касалось ее платья, и крепкое плечо его было совсем близко. Их тела словно слились. Он взял ее ладонь в свою.

— Йенс, выслушай меня. — Не отрывая глаз от рук, она соединила его пальцы со своими. — Это мой козырь. Мой туз. Моя единственная сильная карта.

— Использовать Чернова?

— Да.

— Чтобы добиться своего?

— Да, без него я ничего не получу.

— У тебя есть я.

У тебя есть я. Она склонила голову ему на плечо и повторила про себя эти четыре коротких слова: «У тебя есть я».

— Ты должен доверять мне, — прошептала она. — Для меня это единственный способ стать санитаркой. Родители не позволят мне этого, если я откажусь проводить время с капитаном Черновым.

— Проводить время?

Она потерлась щекой о его пиджак.

— Потанцевать с ним, поулыбаться, ничего больше. — Он отпустил ее руку, и она почувствовала, как одиноко стало ее пальцам. — Йенс, это ненадолго. Он скоро просто устанет от меня и моего молчания. Мы с тобой можем продолжать…

• Предыдущая
• 45/103
• Следующая