Девушка с голубкой - Грэй Индия - Страница 19

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая

Лили включила свет и села на постели:

— Я делаю из мухи слона. Тетя Скарлет сказала бы, что я совсем спятила в одиночестве.

Разговоры с ребенком стали привычкой, других собеседников у Лили в Барселоне не было. Сегодня она не открывала рта с тех пор, как вышла из кабинета доктора Альвареса. Иногда ей казалось, что вести беседы с собственным животом ненормально, но она старалась об этом не задумываться. Человеку необходимо говорить хоть с кем?нибудь. И потом, что в ее нынешней жизни могло считаться нормальным?

Нормально было бы, если бы любящий муж принес ей горячее питье в постель, помассировал спину, сказал, что она изводит себя по пустякам. Нормально было бы иметь возможность позвонить ему, когда захочется, услышать его голос, поделиться тревогами и ощутить поддержку.

Грустно улыбнувшись своему жалкому положению, Лили поднялась и отправилась на кухню делать себе ромашковый чай. Залила пакетик кипятком, получив нечто, напоминающее цветом и запахом воду из старого пруда. Где?то глубоко в животе неприятно кольнуло.

Вернувшись в постель, девушка некоторое время смотрела на телефон. Руки чесались набрать номер Тристана и спросить, видел ли он ребенка. Что он подумал? Испытал ли такой же восторг, какой испытала она? Боль в низу живота усилилась, стоило ей предположить наиболее вероятные ответы на эти вопросы. Погасив свет, Лили свернулась клубочком и прижала колени к животу.

— Спокойной ночи, маленький, — грустно сказала она. — Я люблю тебя.

Ее разбудил приступ боли, нестерпимой, кошмарной, словно чьи?то безжалостные когтистые лапы раздирали ей внутренности. На несколько секунд Лили окаменела от ужаса, пока ее мозг торопливо захлопывал двери перед лицом чудовищной правды.

Но это было так же бесполезно, как пытаться удержать море. Боль хлынула внутрь, затопив крохотный маячок, освещавший ее жизнь последние шесть месяцев.

— Нет, нет, нет!!! — С пронзительным паническим криком Лили попыталась встать с постели.

Ноги подогнулись, и она упала на пол, судорожно сжимая край одеяла. Оно соскользнуло вслед за ней, обнажив залитые кровью простыни.

Свет, полосками сочившийся сквозь жалюзи, был тонким, жидким и серым, но Лили он казался невозможно ярким, словно кто?то забыл внутри ее черепа включенную автомобильную фару. Зажмурившись, она попробовала перевернуться на другой бок, чтобы больше никогда не видеть никакого света.

Десять тысяч раскаленных лезвий боли впились в ее плоть, безжалостно возвращая в сознание, к пережитому ужасу.

Кровь.

Кровь повсюду. Она помнила липкий жар, струившийся по ногам, помнила, как дотронулась до него и пальцы окрасились рубиновой краснотой. Неуклюже Лили приподняла руку, чтобы убедиться, что все это ей лишь привиделось…

— Ш?ш?ш… Лежи тихо.

Лицо Тристана плавало перед ее глазами, серьезное и неподвижное, как у статуи. Он ласково отвел в сторону прядь волос жены, погладил по щеке, и Лили почувствовала, что ей становится легче. Присутствие мужа утешало и прибавляло сил. Что бы ни случилось, он все поправит.

Ощущая щекой тепло ладони мужа, Лили снова нырнула в благословенное забытье.

Значит, таким было его наказание.

Усталость вгрызалась в кости Тристана, тянула мышцы, крутила узлами нервы. Лили спала, мо?лочно?бледная от потери крови, но он продолжал гладить ее по лицу и волосам. Жест казался ему жалким и незначительным, но это было все, чем он мог помочь ей теперь.

Он обещал защищать Лили, заботиться о ней и потерпел сокрушительную неудачу. Он думал, что обеспечит жену и ребенка всем необходимым для покоя и безопасности, предложив им роскошный дом и красивую фамилию. А оказалось, что родословная, титул и все богатства семьи Ромеро не в силах спасти одну крохотную жизнь. Это мог сделать только сам Тристан.

Но его не было рядом.

Они с Лили ждали девочку, сказали ему врачи. Тристан старался не смотреть на хрупкое тело жены под больничными простынями. Ее безмятежность служила ему упреком, потому что совсем скоро Тристану предстояло объяснить Лили, что именно она потеряла. Снаружи над Барселоной занималось сырое зимнее утро, проникавшие в палату полоски света становились ярче. Стальные жалюзи представлялись наследнику империи Ромеро тюремной решеткой, за которой он только что начал отбывать пожизненное заключение по приговору собственной совести.

— Ты здесь…

Голос Лили был едва слышен, но Тристан вздрогнул так, как если бы она закричала. Он заставил себя взглянуть на жену. Горло сдавило от невысказанного: «Да, я с тобой. Там, где должен был находиться все это время».

— Я думала, ты мне приснился.

— Нет. Я правда здесь.

— Это хорошо, но… — Ресницы Лили задрожали, брови сдвинулись, взгляд стал тревожным. — Значит, все остальное тоже случилось на самом деле?

— Боюсь, да.

— А что… случилось? — спросила Лили, едва шевеля бескровными губами.

Тристан отошел к окну, за которым зимнее солнце прорвалось сквозь свинцовые облака, заставив мокрые улицы сверкать полированным серебром. Найти слова, рассказать обо всем спокойно — задачи труднее жизнь перед Тристаном еще не ставила, но он должен был проявить мужество ради Лили, раз уж не смог сделать для нее ничего больше.

— Врачи сказали, это называется отслойка плаценты. — Он старался отключить все эмоции, чтобы голос не дрожал. — Она вызвала кровотечение. Когда я нашел тебя, ты потеряла очень много крови… — Он на миг зажмурился, как будто это могло стереть из памяти то, что он увидел в своей барселонской квартире, добравшись туда поздно ночью. Но в глубине души он знал, что кошмарная картина навсегда впечаталась в мозг неопровержимым доказательством его вины. Вонзив сжатые кулаки в карманы, Тристан повернулся к жене. — Ребенок умер.

Лили медленно закрыла глаза. Тристан видел слезы, которые катились по щекам и блестящими ручейками стекали в разбросанные по подушке волосы, он мог только наблюдать ее тихое страдание, но не облегчить его. Он сел на край постели, взял ее холодную руку. Сердце сдавило от того, какими хрупкими, почти прозрачными казались пальцы Лили в его загорелой ладони.

— Мне очень жаль, — хрипло прошептал Тристан.

Она едва заметно кивнула, но не открыла глаза, не пустила разделить ее горе. «Неудивительно, — горько подумал Тристан. — Ведь это я во всем виноват». Стоит ли ожидать прощения от Лили, если он сам никогда не сможет простить себя?

Он с ужасом думал о том, что будет, когда его жена со временем узнает всю правду. Когда Тристан привез Лили в больницу, врачи не смогли остановить кровотечение и были вынуждены удалить ей матку. Лили потеряла не только этого ребенка, но и шанс когда?либо забеременеть снова.

Потому что его не было рядом.

Просидев рядом с женой еще несколько минут, Тристан поднялся и тихо вышел. Лили так и не взглянула на мужа, поэтому не увидела его слез.

Постепенно палата заполнялась экзотическими цветами, присланными Томом и Скарлет, Мэгги, косметической компанией, ребятами из съемочной группы. Медсестры приходили и уходили, одни вели себя тихо и сочувственно, другие — буднично и деловито. Лили было все равно. Чувства пустоты и бессмысленности существования раздулись в душе как уродливый воздушный шар, не оставив места ни для чего больше.

«И это хорошо, — думала Лили о себе словно со стороны, глядя, как медсестра меняет капельницу. — По крайней мере, я наконец?то не тоскую по Тристану». Она попробовала предположить, где он может быть — вернулся ли туда, откуда приехал, чтобы сообщить ей новости о ребенке. Вспоминала его суровое, лишенное эмоций лицо, ровный тон, которым он сказал: «Мне очень жаль».

Ему потребовалось все самообладание, чтобы скрыть, какой камень упал с его души. Но Тристан постарался.

Медсестра улыбнулась ей, откинула плотные больничные простыни, проверяя, как затягиваются швы.

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая