Ящик водки. Том 3 - Кох Альфред Рейнгольдович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая

Это первое, что я сделал. Вторым этапом была покупка телевизора. Может, кто не знает, но в Америке в ходу услуга «ее», то есть caption closed. Это когда все фильмы и большинство передач снабжаются субтитрами. Для глухих, к которым начинающие иностранцы весьма близки. Но вот когда все, что ты слышишь, дублируется письменным вариантом — это сильно прочищает мозги. Ты с огромным удивлением осознаешь, что эта вот устная американская неразборчивая каша на самом деле поддается расшифровке! Что это человеческий понятный язык!

Этап третий. Посещение отделов аудиокниг в книжных магазинах. Практически все, что выбрасывается на книжный рынок, выходит в двух вариантах: на бумаге и на кассетах (или дисках). Это уже не только и не столько для глухих, сколько для водителей. Концы там длинные, дороги хорошие, пробки серьезные. И вот люди в машине слушают детективы, классику, а чаще всякие пособия — типа как похудеть, разбогатеть, научиться писать книги, перестать волноваться и прочее. Сперва покупаешь оба варианта, кассетный и бумажный, и сличаешь их. Но после наступает один прекрасный день, когда ты с удивлением осознаешь, что понимаешь американский устный! Это такая точка невозвращения — осознаешь, что жить типа можно. Ну а дальше уже можно все пустить на самотек. Факультативно почитывать всякие книжки — про то, как научиться говорить по— Американски правильно и красиво. Это отдельная тема. Я про это уже пол-учебника разговорного американского написал. Надо б собраться с силами и добить его. Это будет бестселлер. Не, ну если вы знаете, как по— Английски будет, к примеру, «сопли» — то вы и без моей помощи обойдетесь…

И в итоге вышло так, что британский акцент мне теперь кажется деревенским каким-то, лоховским, торопливым и сбивчивым. Ко-кококо, ко-кококо. Насчет торопливости — это голая статистика: британцы лопочут в среднем в полтора раза быстрей американов (220 слов в минуту против 160). Быстрей англичан разве только французы (350), японцы (310) и немцы (250). Мы же, если вам интересно, говорим со скоростью приблизительно американской: 180. Темп зависит, замечу тут вскользь, может, не только от уровня развития народа (полинезийским туземцам хватает 50 слов в минуту). Но и вот еще от чего: когда нация близка к моноэтничности, она может себе позволить высокую скорость обмена информацией между мельчайшими частями системы. И это опять-таки с развитием связано, что б вы ни говорили.

Забавно, что в результате таких лингвистических упражнений у меня сформировалась страсть — разговаривать на языках, которые я едва знаю. И чем хуже знаю, тем мне интересней. Испанский и итальянский, на каждом из которых я знаю слов по двести или триста, идеально для этого подходят. Неплохи также португальский язык и сицилийский диалект, которые я знаю еще хуже, слов по сто. (Тут отмечу, что романские языки на слух усваиваются легче в силу их мелодичности. Германские тоже разборчивы почти все — кроме английского, который, увы, как раз и нужен больше всего. Английский, будучи языком формально германским, сильно видоизменился под влиянием французского. И размылся: в нем нет ни немецкой ясности, ни итальянской музыкальности. Ни туда, ни сюда — оттого с ним столько проблем. Что же до европейцев, которые по— Английски лопочут куда исправней наших, это оттого, что для нас этот язык страшно чужой, а им — родственный. Как нам белорусский.) В чем причина этого явления? Видимо, подсознание ожидает, что с этими языками я поступлю так же решительно, как с их предшественниками: поселюсь в новой стране и буду там путешествовать, ходить по кабакам, смотреть ТВ, знакомиться с интересными людьми и подолгу болтать с ними о разном… Но — пока не видно, чтоб мне что-то подобное снова засветило.

Свинаренко: А что ты, Алик, думаешь про Дудаева? Точно его убили в 96-м или он скрывается где-то?

— Думаю, он таки убит.

— А Лебедь? Ты с ним работал?

— Нет. Я с ним почти не был знаком.

— Мой однокурсник Шура Бархатов работал у него пресс-секретарем.

— Чубайс с ним плотно работал. Чубайс же тогда выдержал очень тяжелый период —после победы Ельцина, когда того Акчурин оперировал. Так вот несколько месяцев практически страной управлял Чубайс. Он же стал после выборов главой Администрации. Сперва Ельцина готовили к операции, потом он выходил из нее. Как раз тогда Ельцин подарил Чубайсу свой портрет с надписью «Снова вместе».

— Да… Что еще у нас в 96-м? Взрыв жилого дома в Каспийске. Чуть ли не первая ласточка… И на Котляковском кладбище в Москве тоже взрыв. А еще — получение Россией от МВФ кредита в 10,2 млрд. долларов.

— О-па. Это чтоб дырки залатать после выборов! Все-таки Запад нам помог. Когда приперло.

— А еще в 96-м Примакова назначили министром иностранных дел.

— Это мне всегда было непонятно. Ну как так?

— Что значит — как? Все-таки он чекист, разведчик.

— Почему он чекист? Объясните мне, дураку! Он же всю жизнь в Академии наук проработал! В институте мировой экономики! Он же не вылезал из 9-й студии — Валентин Зорин там, Замятин и так далее… «Пускай эти господа за океаном знают…»

— «Откуда исходит угроза миру»?

— Совершенно верно. И вдруг раз — Горбачев его делает председателем президиума Верховного Совета СССР. Потом Примаков исчезает, и после, уже когда уходит Гайдар, становится директором СВР. Потом в МИД; это еще ладно, дипломат. А потом раз — и «мы чекисты, мы чекисты»… Откуда ты взялся такой? В каком ты звании? Ты что, подснежником был в АН СССР? Как ты тогда до академика дослужился? Ты в кадровом резерве, что ли? Потом Примаков говорит: «Саддам Хусейн — мой друг, я поеду договорюсь». Поехал — его послали на хер. Потом вторая война. Опять: «Хусейн мой друг, поеду договорюсь с ним». Опять послали. Может, он врет, что он чекист?

— «И третий раз кинул старик невод». Надо чтоб и третий раз послали его в Ирак.

— Мне кажется, старых кагэбэшников уже нету, а новые — они не старше подполковника. Новые — Патрушев, Заостровцев — при андроповской дисциплине старше полковника быть никак не могли. Это теперь они себе наприсваивали генералов. Так, может, Примаков делает вид, что он сильно законспирированный чекист? Поди проверь…

— Насчет зашифрованных чекистов смешная история. Есть у меня знакомый — бывший замминистра печати. В далеком прошлом простой журналист. И вот однажды он вдруг приходит на какую-то тусовку, а на нем — генеральский мундир. КГБ. Это что за маскарад? Никакой не маскарад. Оказывается, он настоящий генерал комитета. И давно ли ты в органах? — интересуемся мы. Да вот со вчерашнего дня. Он нам давал такую легенду, что пришел в КГБ и тут же ему дали генерала. И типа никогда он не был простым опером. Или нештатником. И когда мы травили политические анекдоты, он якобы был простым штатским смертным. Этого человека зовут Андрей Черненко. Кроме печати, он еще в МВД был замом. Ну и сейчас вроде где-то служит.

А! Еще В 96-м съездил в Чечню. Заметку там писал. И вот я отчетливо помню, как туда добирался. Прилетел, значит, в Слепцовск, нанял частника и на нем добираюсь до Грозного. Заезжаем в город, и шофер спрашивает: «Адрес какой, куда везти?» («Это что за остановка, Бологое иль Поповка? А с платформы говорят: Это город Грозный, билят»). А у меня всякие были явки еще в Москве заготовлены. В Ханкале, в штабе группировки, — полковник такой-то, который обеспечит койко-местом и поставит на довольствие. Еще у меня был адрес какого-то Махмуда, это на улице Гагарина — тот держал постоялый двор для приезжих репортеров. Переночевать на раскладушке в сакле — это стоило у него сто долларов. Решения я не принимал заранее. Думал, на месте разберусь, по ситуации. По наитию. Шофер меня торопит, потому что мы подъезжаем к решающему перекрестку. Я включаю подсознание… И понимаю, что надо ехать к своим, — а куда же еще! Понимаешь? Русская армия, солдатики из Рязанской области откуда-то… При том, что журналисты тогда любили врать насчет доблестных чеченских рыцарей Робин Гудов, бородатых красавцев, романтиков. И я говорю: «А ну давай-ка ты на Ханкалу заворачивай». И вот я поселился в казарме. Молодые бойцы мне радостно так рассказывали, что в Чечне кормят лучше, чем в учебке, и им типа повезло, что они туда попали. У них там разборки были в умывальнике, я их усовещал там между делом и разгонял. А был еще один капитан с плакатным русским лицом — голубые глаза, светло-русые волосы. Мы с ним выпивали — я туда набрал виски duty free-шного в пластиковых бутылках, очень удобно в дороге. И вот он мне там по пьянке раскрыл душу. Расстегнул выгоревший китель и из бокового кармана, у сердца, где раньше заставляли носить партбилет, достал сложенный кусок газетки и развернул, а там — портрет Геннадия Андреича. Ну, Саша, говорю, ты даешь! (Я был восхищен дешевой литературностью этого фальшивого сюжета.) Человек шел умирать за Родину, за Зюганова. И Саша этот мне еще говорил: «Удивляюсь я на вас. Ну вы же умные люди, вы сами понимаете, что Зюганов — чистый и светлый человек, он один у нас такой. Какое страшное насилие вы над собой делаете, когда ругаете Геннадия Андреича, святого человека! Как вот вы решаетесь на такое ужасное богохульство? Не, говорит, я не ругаю вас, не злюсь, не проклинаю. Я просто хочу для себя понять, какой механизм позволяет вам терять человеческий облик до такой степени, чтоб уж коммунистов не любить. А все деньги! Если б не они, если бы ты от души голосовал, то точно б отдал голоса за Геннадия Андреича».

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая