Гипнотизер - Кеплер Ларс - Страница 52

Эрик поднялся, зажег свет и принялся ходить взад-вперед; остановился, потянулся за телефоном и опрокинул пластиковый стаканчик с водой на стол. Ручеек медленно потек к газете. Так и не собравшись с мыслями, Эрик набрал мобильный номер Симоне, оставил короткое сообщение о том, что хотел бы посмотреть компьютер Беньямина еще раз, и замолчал. Говорить дальше у него не было сил.

— Извини, — тихо сказал он и бросил телефон на стол.

В коридоре загрохотал лифт. Эрик услышал, как он прозвенел, как разъехались двери, потом раздался скрежет, словно кто-то протащил койку мимо его двери.

Таблетки начали действовать, и он почувствовал, как, словно горячее молоко, поднимается покой, воспоминания, почувствовал в себе движение — тянущую пустоту в животе, во всем теле. Словно упал с большой высоты через холодный прозрачный воздух в теплую, насыщенную кислородом воду.

— Ну давай, — сказал он сам себе.

Кто-то забрал Беньямина, сотворил такое со мной. Где-то в моей памяти должно быть окно, ведущее к этому, думал Эрик.

— Я найду тебя, — прошептал он.

Эрик смотрел на намокающую «Лекартиднинген». На фотографии склонилась над письменным столом новый директор Каролинского института. От воды ее лицо расплылось и потемнело. Эрик хотел взять газету и обнаружил, что она приклеилась. Последний лист остался на столе — объявления и полустертый заголовок о конференции по всемирной охране здоровья. Эрик сел на стул и принялся было соскребать ногтем остатки газетного листа, но тут же замер, глядя на комбинацию букв: Э В А.

Из памяти выплеснулась длинная волна, полная отражений и граней, и возник отчетливый образ женщины, отказывающейся вернуть то, что она только что украла. Эрик знал, что ее зовут Эва. Напряженный рот, на узких губах капля пены. Женщина в гневе, оскорбленная, кричит ему: «Это вы украли! Вы, вы, вы! Какого черта вы говорите, что я у вас что-то украла? Каково мне, по-вашему?» Она закрывает лицо руками и говорит, что ненавидит его, повторяет снова и снова, наверное, сто раз подряд, а потом утихает. Белые щеки, покрасневшие веки; женщина смотрит на Эрика непонимающе и утомленно. Он помнит ее, понял, что хорошо ее помнит.

Эва Блау, подумал Эрик. Он знал, что совершил ошибку, согласившись лечить ее, знал с самого начала.

Это было много лет назад. Он тогда практиковал гипноз как мощную эффективную терапию. Эва Блау. Имя из другого времени. Он еще не покончил с гипнозом. Еще не пообещал, что никогда больше не будет гипнотизировать.

Он так истово верил в гипноз. Ведь он видел: если пациентов гипнотизировать в присутствии других пациентов, то посягательство на запретное, нарушение закона и ощущение своей неправильности у них будут не так крепко связаны. Станет труднее отрицать вину и проще лечить. Вина будет разделена, границы определений «преступник» и «жертва» размоются. Человек перестанет винить себя за произошедшее, если окажется в одной комнате с другими людьми, пережившими то же самое.

Почему Эва Блау стала его пациенткой? Теперь он уже не мог вспомнить, каким заболеванием она страдала. Он видел столько чудовищных судеб. К нему приходили люди с разрушенным прошлым — часто агрессивные, всегда испуганные, навязчивые, страдающие паранойей, нередко увечившие себя и имеющие за плечами попытки самоубийства. Многие входили и останавливались перед ним, и лишь тонкая стеночка отделяла их от психоза или шизофрении. С этими людьми систематически жестоко обращались, их мучили, унижали, они теряли своих детей, их подвергали инцесту, насиловали, они оказывались свидетелями всевозможных гнусностей, иногда их даже принуждали участвовать в этих гнусностях.

«Что же она украла? — спросил себя Эрик. — Я обвинил ее в воровстве, но что именно она украла?»

Так ничего и не вспомнив, он поднялся, сделал несколько шагов, остановился и закрыл глаза. Было что-то еще, но что? Имело ли это отношение к Беньямину? В тот раз он объяснил Эве, что может подыскать ей другую группу терапии. Почему он никак не вспомнит, что случилось? Угрожала она ему или нет?

Эрику удалось выудить из памяти лишь одну из первых встреч здесь, в кабинете: Эва обрила волосы и накрасила только глаза. Села на диван, расстегнула блузку и деловито продемонстрировала ему свою белую грудь.

— Вы были у меня дома, — сказал Эрик.

— Вы были у меня дома, — ответила она.

— Эва, вы рассказывали о своем доме, — продолжал он. — Проникнуть в чужой дом — это совсем другое.

— Я не проникала в чужой дом.

— Вы разбили окно.

— Камень разбил окно.

Ключ остался торчать в сейфе для документов, деревянные переборки прогнулись, когда Эрик опустил крышку и принялся рыться в бумагах. Где-то здесь, подумал он. Я знаю, что здесь есть что-то, связанное с Эвой Блау.

Когда его пациенты по той или иной причине действовали не так, как ожидалось, когда они выходили за рамки своего состояния, Эрик обычно собирал касающиеся их материалы в сейф — до тех пор, пока не разбирался в природе отклонения.

Это могли быть заметки, наблюдения или какой-нибудь забытый предмет. Эрик откладывал в сторону бумаги, блокноты, клейкие листочки и квитанции с пометками. Выцветшие фотографии в пластиковых папках, внешний жесткий диск, несколько ежедневников, сохранившихся с тех времен, когда он верил в абсолютную откровенность между пациентом и врачом, рисунок, сделанный ночью пережившим травму ребенком. Несколько кассет и видеокассет с лекциями, записанные в Каролинском институте. Книга Германа Броха, испещренная пометками. Руки Эрика замерли. Внезапный зуд в кончиках пальцев. Видеокассета была обернута в бумагу, схваченную коричневой резинкой. На обороте значилось только: «Эрик Мария Барк, пленка № 14». Он сорвал бумагу, направил свет и узнал свой собственный почерк: «Вороний замок».

Ледяной ветер дунул в спину, пробежал по рукам. Волосы зашевелились; Эрик вдруг услышал, как тикают часы у него на руке. В голове гудело, сердце быстро колотилось; он сел на стул, опять глянул на пленку, дрожащими руками снял телефонную трубку, позвонил на вахту и попросил принести ему в кабинет видеомагнитофон. На негнущихся ногах подошел к окну, раздвинул пластинки жалюзи и постоял, рассматривая мокрый снег, покрывающий внутренний двор. Косо и медленно падали тяжелые снежинки, опускались на окно, теряли цвет и таяли на теплом стекле. Эрик сказал себе: скорее всего, это случайное совпадение. Но в то же время он понял, что несколько элементов головоломки, вероятно, подходят друг к другу.

Всего два слова на бумаге — «вороний замок» — оказались настолько сильными, что вернули его в прошлое. Во времена, когда он еще занимался гипнозом. Он понял это. Против воли он должен подойти к темному окну и попытаться разглядеть, что скрывается за отражениями, которые создало время.

В дверь тихо постучал охранник. Эрик открыл, подтвердил, что просил магнитофон, и вкатил подставку с телевизором и заметно устаревшим видеомагнитофоном.

Вставил кассету, погасил свет, сел.

— Почти забыл, — сказал он себе и направил пульт на аппарат.

Экран мигнул, звук какое-то время шел с помехами, потом Эрик услышал из динамиков телевизора свой собственный простуженный голос. Он быстро проговорил место, дату и время и закончил словами:

— У нас был небольшой перерыв, но мы все еще пребываем в постгипнотическом состоянии.

Прошло больше десяти лет, подумал Эрик и увидел, что камеру поднимают на штативе повыше. Картинка задрожала, потом выровнялась. Объектив направлен на полукруг стульев. Потом перед камерой показался сам Эрик. Стал приводить стулья в порядок. Тогда его тело было на десять лет моложе, легче, шаги пружинили — он знал, насколько оно изменилось. На записи он еще не седой, на лбу и щеках не лежат глубокие морщины.

Пациенты входили, вяло двигались, рассаживались на стульях. Некоторые вполголоса переговаривались. Кто-то рассмеялся. Лица пациентов трудно рассмотреть, запись плохая, с зернистым искаженным изображением.