Профессорская дочка - Колина Елена - Страница 13
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая
Мой прадедушка не Кустодиев, а портрет, то есть это портрет моего прадедушки. Он был губернатором Санкт-Петербурга.
Я молчала и думала: заметит ли он, если я уйду не попрощавшись?... Не хочу с ним дружить. Скажу, что мне нужно на работу в круглосуточное кафе, да.
Вадим задумался, и разговор как-то стих. Неловко получилось – вдруг он подумает, что мне с ним скучно и поэтому я ухожу на работу?
– А хотите, обсудим тему «Русские художники начала века»? – предложилая. – Или, хотите, поговорим омультфильмах или о чем хотите... А хотите, я покажу Вам папины книги и патенты на изобретения?
Вадим
Черт, черт, черт, абсолютно бессмысленный вечер! Она что, с ума сошла?! Зачем мне старые фотографии, зачем мне папашины книги, зачем мне патенты на изобретения?! Кстати, о фотографиях. И это о них она говорит – красивые, блестящие люди?! У профессора, ее отца, несоразмерно большая голова и хилое тело, как будто приспособлено к голове по ошибке. Длинное унылое лицо, нос, робкие печальные глаза. Профессор Плейшнер в старомодном пальто с длинным каракулевым воротником.
Мать, она говорила, красавица... Ну, не знаю... Слишком узкие детские плечи, упрямый подбородок, глаза в пол-лица – типичная «барыня из прежних».
– Все, Маша, мне пора, спасибо, – сказал Вадим, как будто захлопнул блокнот.
Вадим встретился с Адой на лестнице – и вернулся. Ада – с кастрюлькой. В кастрюльке фрикадельки с рисом.
– Ада, мне нужна квартира на Фонтанке, между Летним садом и Михайловским. Вместо этой. – Вадим обвел глазами мою кухню.
– Так купите эту, – предложила Ада. – За помойку скидка пять процентов.
– А я?... – удивилась я. – А меня куда?
– Тебя? Ты же говорила, у твоей матери был дом в Вильнюсе? – Адины глаза загорелись при упоминании недвижимости.
Я засмеялась:
– Но это же было до революции...
– Так надо отнять, – решительно сказала Ада. – Ты точный адрес знаешь? Какого х...ра они твоим домом пользуются?
Вообще-то в русском мате девять корневых слов, а Ада употребляет одно-два, может быть, три. Всего три, это ничего, это нормально... не буду ее больше поправлять.
Сказала Вадиму с Адой про корневые слова. Оба очень удивились: как, всего девять? И стали загибать пальцы и шептать про себя. Вадим насчитал пять, а Ада двенадцать.
Ада выпила три чашки чаю и засобиралась на работу.
– Да... забыла тебя спросить, – небрежно сказала она Вадиму. Оказывается, она с ним на ты. – Ты каким бизнесом занимаешься?
Ничего она не забыла, Ада уже спрашивала Вадима, чем он занимается. Он сказал Аде, что у него нефть, металл... ресурсы, одним словом. Но Ада очень недоверчивая.
– Да так, всем понемногу... – охотно ответил Вадим. – У меня сеть ресторанов быстрого питания, один на Невском, другой на Дворцовой.
Вадим ел одну фрикадельку задругой. Съел почти все. Половина свинины, половина говядины, поджаристая корочка.
Ада подмигивала и громко шептала: «Я тебе проложу хороший широкий путь к его сердцу».
Я представила дорогу, и через каждые сто метров фрикаделька, а в конце диван, на диване сидит сердце Вадима с фрикаделькой в руке и говорит: «Я твое»...
Ну и зачем мне постороннее сердце с фрикаделькой в руке? К тому же я тоже неравнодушна к фрикаделькам.
Ада незаметно выманила меня в прихожую – просто сказала: «Машка, выйди на два слова»...
– Кто он такой? От х... уши у него, а не рестораны, – сказала Ада. – Ты как считаешь?
Ая не знаю. Дирижер, продавец мороженого, физик-атомщик, незнаменитый актер? Оказывается, я ничего о нем не знаю – он все время молчит и улыбается. Черный ящик. Хорошо, если бы он был врач, к врачам я испытываю особенное доверие, когда они не делают мне больно. Пусть бы он был врач на «скорой», можно было бы его иногда вызывать.
Ада вытащила из сумки пакетик:
– На вот, возьми. Скажешь с намеком: «Мне нужно в ванную». Вечером приду проверю.
Я заглянула в пакетик – черные чулки в сеточку. И пояс, тоже черный, кружевной. Красиво.
Не может быть, чтобы Ада считала меня такой умелой соблазнительницей. Думаю, она перепутала и дала мне другой пакетик, а не этот, для секса.
Мы с Вадимом еще выпили кофе, и он посоветовал мне держать руку на пульсе своей недвижимости.
– А то проснетесь в Вильнюсе. Хотите в Вильнюс? Я не хочу в Вильнюс.
Вадим
Все-таки я был прав, что зашел к ней еще раз. Прадедушка губернатор Санкт-Петербурга – это сильно. Пригодится – не сейчас, так потом.
Категории «хороший» – «плохой» для описания какого-либо человека давно исчезли из моего лексикона. Даже в детстве все уже было неоднозначно. А эту Машу можно определить одним словом – хорошая.
Ну... ладно. От нее не убудет... Хорошим нужно делиться.
...Недвижимость в Вильнюсе? Может, и здесь что-нибудь сделать? Можно, но хлопотно.
Как только Вадим ушел, я, как настоящий, по уши поглощенный творчеством писатель не в себе, бросилась в халат и тюбетейку и быстро-быстро застучала по клавишам.
... Игорь покупает в аптеке снотворное. Он тайком остается ночевать у Мари. Вадим тоже остается ночевать у Мари, не тайком. Секс? Нет, Мари хорошо воспитана в своей древней семье. Старый камердинер, преданно служивший еще прадедушке Мари, постелил Вадиму на диванчике в прихожей.
Снотворное в стакане. Игорь на цыпочках крадется в гостиную (за Рафаэлем), в спальню (там Эль Греко) и на кухню (там Рембрандт). И вырезает бесценные холсты из рам. И заменяет бесценные холсты на картинки из журнала «Огонек». Несет бесценные холсты в прихожую, потому что ему уже пора домой. И вдруг... вдруг его останавливает чей-то всевидящий глаз в маске и с кинжалом. Это Вадим.
...Игорь прячет бесценные холсты в кладовке между банками с вареньем. Попытка не удалась. Пока не удалась.
...Вотчерт, я забыла – мне нужно сдать этот проклятый текст завтра, нет, уже сегодня! Что делать, писателям часто приходится прерывать процесс творчества ради шоколадного торта или какого-нибудь другого насущного куска.
...посудомоечная машина предназначена для мытья обычной кухонной посуды. Предметы, которые были загрязнены бензином, краской, поцарапанные железные или стальные изделия, имеющие следы химической коррозии, подвергнутые воздействию кислоты или щелочи, нельзя мыть в посудомоечной машине. Если Вы решили сдать старую посудомоечную машину в утиль, аккуратно снимите дверцу, чтобы дети, играя, случайно себя не замуровали...
...Утром Мари заметила, что вместо бесценных холстов – картинки из журнала «Огонек», но она не может сказать это Вадиму, Вадим может подумать, что она его в чем-то подозревает, получится неловко.
Да, Мари с Вадимом разговаривают на «вы». Они разговаривают на «вы», потому что в мумзиковском языке нет местоимения «ты».
Вечером отдала Аде пакетик.
– Понятно, – мрачно сказала Ада, – чулки не сработали... Значит, его интересует твоя жилплощадь в Вильнюсе.
Пятница
Хотела написать финал, но что-то не получалось. А если Вадим больше не придет? Я не смогу дописать книжку?... Я очень жду Вадима, потому что мне нужно написать финал...
Ура! Заехал Вадим со странным вопросом. В прихожей спросил меня, часто ли я смотрю телевизор. Я сказала, что обычно смотрю целыми днями все подряд, особенно ток-шоу и прогноз погоды, – вот же и пульт всегда валяется на диване. Ах да, сейчас пульта нет – наверное, завалился куда-нибудь. Но он мне все равно не нужен – недавно у меня сломался телевизор. Приблизительно осенью, может быть, прошлой осенью, но после прихода Вадима, когда он был еще человеком от мышей, я не смотрела телевизор – это точно. Вадим сказал «вот и хорошо, вот и правильно» и уехал.
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая