Между небом и тобой - Мэй Сандра - Страница 10

• Предыдущая
• 10/31
• Следующая

— А вентиляция и все эти противовесы?

— Их мы пройдем почти сразу — или не пройдем вовсе. Они очень тяжелые. Их строили в девятнадцатом веке, тогда в ходу был чугун.

Я кивнула, хотя представления не имела, что нас ждет на самом деле. Уходя от Пилар на свое место, я столкнулась с одной из уголовниц, и жуткая баба немедленно расплылась в гнусной ухмылке, бесцеремонно проведя потной ладонью по моей груди. От нее воняло кислым потом и какой-то гарью…

Вся дрожа от отвращения и ужаса, я вернулась на свое место и забилась к стенке, поближе к Ли Чун. Маленькая китаянка невозмутимо смотрела прямо перед собой. Она могла сидеть так часами, не уставая и не скучая, полностью погруженная в свои мысли. В прошлой жизни, в Огайо, Эбби пыталась приобщить меня к великой китайской культуре и сводила на занятия цигун — тогда меня очень рассмешили все эти помавания руками и хриплые вздохи. Сейчас я завидовала маленькой китаянке. Мне до спокойствия было очень далеко.

Рассказ о завтраке и обеде я опускаю. Не то чтобы это было плохо — просто это было никак. Непонятная размазня плюс слоеный пирог, в который в качестве начинки, вероятно, сложили все, что завалялось в холодильнике. Впрочем, надо признать: вкус специфический, но довольно приятный.

После обеда наступила всеобщая сиеста, потому что делать все равно ничего было нельзя. Жара стояла такая, что малейшее движение заставляло вас обливаться потом.

Ближе к пяти вечера началось оживление. Женщины принялись собираться в баню — с веревок сдергивались просохшие тряпки, из укромных уголков извлекались куски мыла и даже бутылочки с шампунем, кое-где тропическими цветами запестрели настоящие махровые полотенца.

Мне лично собирать было нечего, но я решила, что идти в баню налегке слишком подозрительно, и потому недолго думая сдернула с подушки серую наволочку и повесила ее себе на плечо.

Из камеры нас выпускали по двое и выстраивали шеренгой в коридоре. Мы с Ингрид оказались в одной паре, но тут здоровенная тетка в форме узрела мою наволочку и немедленно принялась орать, брызгая слюной и больно тыкая мне в плечо пальцем. Не понимала я ни слова, но тут и так все было ясно: надзирательница ругалась на меня за казенное имущество. Наволочку отобрали, меня обругали еще раз, и шеренга наконец-то двинулась вперед.

Позади меня оказалась Пилар. На одном из поворотов ее твердый кулачок больно ткнул меня под ребра, я едва удержалась от крика.

— Ты чуть все не погубила, идиотка! Какого дьявола ты схватила наволочку?

— С ума сошла, больно же… Откуда я знала, что это не положено? Я думала, без полотенца подозрительно…

— Да тут половина без полотенца, а некоторые еще и моются в одежде! А за наволочку тебя запросто могли упечь в карцер — и тогда все пропало.

— Ты же сказала, что пойдешь и без меня…

— Разговорчики! А ну, заткнитесь!

Дальнейший путь мы проделали в молчании.

Если кто думает, что нас привели в настоящую восточную баню — со всякими мраморными скамейками, душистым мылом и массажем, — то он очень сильно ошибается.

Тюремная баня представляла собой очередное полуподвальное помещение с низким сводчатым потолком, изъеденными грибком стенами и выщербленным каменным полом. Прямо из стен под потолком торчали ржавые трубы, на некоторые из них были надеты самодельные железные сетки — консервные банки с пробитыми по всему дну дырками. По полу тянулись выбитые в камне стоки, сходившиеся к нескольким зарешеченным водосборникам. Ни перегородок, ни занавесок, ни резиновых ковриков на полу — ничего не было и в помине. Вонь стояла отвратная — смесь застоявшейся воды, гнили, плесени и карболки.

Прямо напротив «душевой» по стене тянулись ряды крючков — сюда мы должны были вешать свою одежду. Поскольку я вошла отнюдь не в первых рядах, то часть моих сокамерниц уже разделись (впрочем, как и предсказывала Пилар, некоторые действительно мылись в одежде) и теперь оживленно намыливались под струями ржавой и пахнущей железом воды. Мутные потоки устремились по стокам, быстро вышли из берегов, я сделала шаг вперед…

От неминуемой смерти на каменном полу меня спасли Ингрид и Пилар. Мои прекрасные, шикарные, любимые туфли на каблуке от Прада поехали на скользком камне, словно коньки, и только крепкие руки моих подруг слегка смягчили мое падение. Я всего лишь шлепнулась на попу посреди мыльного озерца и ошеломленно уставилась на Пилар и Ингрид. Пилар презрительно фыркнула:

— Ты бы еще в горных лыжах сюда приперлась!

Я разозлилась. Сидение в обмылках не способствует добросердечию, знаете ли.

— К твоему сведению, в чем меня взяли, в том я и хожу. А переться сюда босиком… думаю, грибок — это самое безобидное, что водится на этом полу.

Пилар склонила голову набок и почти пропела:

— Интересно, ты всерьез думаешь, что я припасла нам сапоги для ползанья по канализации?

Вот тут мне стало окончательно худо. Какой бы змеей ни была Пилар, следовало взглянуть правде в глаза: убегать откуда-либо в туфлях Прада на шестисантиметровых каблуках — плохая идея. Значит, уже через пару минут мои бедные, нежные, ухоженные ножки погрузятся в отвратительную серую жижу, в этот компот из чужой грязи, грибков, бактерий и всего остального, о чем я не хочу даже думать!

Пилар тем временем деловито подоткнула свою широкую юбку и завязала ее узлом между ног, превратив в некое подобие шаровар. Потом она кивнула какой-то голой худощавой девице, которая с сонным и отстраненным видом сидела на корточках и курила. Девица, сохраняя свой сонный вид, поднялась и перешла к условному входу в нашу баню. Там, в импровизированном предбаннике, оставались наши надзирательницы, вернее, только одна из них, да и то не все время. Она просто распахнула настежь входную дверь и время от времени заглядывала в нее. Я ее понимала. Находиться в этой влажной духоте в одежде было просто невозможно.

Между тем для нас все складывалось весьма удачно. Баня постепенно затягивалась густым непроницаемым паром, в котором огромными бледными китами плавали женские тела. Сонная девица еле заметно кивнула Пилар и продолжала курить, Пилар же резво пробежалась вдоль стоков, дергая по очереди все сливные решетки. Самая крайняя поддалась, и Пилар с торжествующим возгласом откинула ее, а потом махнула мне рукой. Я неловко поднялась на ноги, и Ингрид, сопя от волнения и сочувствия, хлопнула меня по плечу, отчего я едва не улетела обратно в лужу, а Ли Чун сдержанно улыбнулась.

— Будь осторожна. Удачи.

— Спасибо. Спасибо вам обеим! Я обещаю…

Ли Чун быстро приложила свою узкую ладошку к моим губам.

— Никогда не клянись будущим! Оно скрыто от нас. Твоя судьба уже написана в Небесной Книге, и потому нет смысла бояться того, что случится, но и распоряжаться им ты не в силах. Иди, и берегись Пилар.

Я кинулась к открытому водостоку; мимолетно ужаснувшись тому, какой он узкий; торопливо села на край, запретив себе думать о грязи и венерических заболеваниях, проплывающих мимо меня, и протиснулась вниз. Решетка почти мгновенно лязгнула над моей головой, и я в панике шагнула в сторону от слива, пытаясь сориентироваться и найти Пилар.

К счастью, я была ей все еще нужна, этой маленькой смуглой змее, и потому она ухватила меня за плечо и потащила за собой. Я бежала, то и дело оступаясь на склизком полу, и вокруг меня низвергались вонючие водопады мыльной воды. Мой кошмарный сон продолжался, и никакой надежды на его скорое завершение не предвиделось.

Вспоминая сейчас события того дня, я думаю, что у меня был шок. Именно поэтому я не умерла на месте от омерзения, не сломала ногу на бегу и не утонула в сточных водах. Просто мой рассудок — а именно рассудок мешает нам жить нормально, я в этом убеждена! — на некоторое время отключился, не в силах переварить такое количество событий, и в дело вступили голые, простите за каламбур, инстинкты.

Тело мое хотело жить, легкие мои мечтали о чистом воздухе, желудок требовал нормальной пищи — и потому ноги работали безукоризненно. Они несли меня к свободе.

• Предыдущая
• 10/31
• Следующая