Последний койот - Коннелли Майкл - Страница 22

• Предыдущая
• 22/103
• Следующая

Босх опустил голову и потер лицо ладонями. В этот момент ему хотелось только одного: поскорее от нее спрятаться, укрыться от всех этих вопросов.

– Их было много, – выдавил он наконец и с шумом втянул в себя воздух. – Очень много.

– Спасибо, что ответили. Поймите, я вовсе не стремлюсь загнать вас в угол. Мой краткий обзор социологической, культурной и геологической ситуации в этом городе и риторический вопрос, который я вам задала, направлены к одной цели: продемонстрировать вам тот неоспоримый факт, что вы в этой жизни перенесли куда больше испытаний, нежели так называемый среднестатистический американец. А ведь я, заметьте, еще не упомянула о вашем, так сказать, вьетнамском багаже и о недавнем разрыве романтических отношений, которые, без сомнения, также оставили шрамы в вашем сердце. Но какими бы ни были причины стресса, его симптомы налицо. Ваша несдержанность, неспособность сублимировать фрустрацию, нападение на старшего по званию, наконец. Что это, по-вашему, если не очевиднейшие признаки психической нестабильности?

Она выдержала паузу, но Босх промолчал. Он не мог отделаться от ощущения, что она еще не закончила. Так оно и было.

– Есть и другие признаки, – сказала она. – К примеру, ваше нежелание покинуть непригодный для жизни дом можно трактовать как стремление отрицать окружающую вас реальность. Наличествуют и физические симптомы. Вы в последнее время на себя в зеркало смотрели? Как говорится, краше в гроб кладут. Не надо задавать никаких вопросов, чтобы понять, что вы слишком много пьете. А ваша рука? Вы не молотком себя случайно ударили по пальцам. Вы заснули с сигаретой в руке. Уверена, у вас ожог, и готова держать пари на свою выданную государством лицензию, что не ошиблась.

Она открыла дверцу своего письменного стола и достала из него две пластиковые чашки и бутылку минеральной воды. Наполнив чашки, она пододвинула одну из них по полированной поверхности стола к Босху. Это было предложение мира. Он молча следил за ее действиями и чувствовал себя ужасно: опустошенным, сломленным. Но несмотря на это, отметил, с какой ловкостью она вскрыла всю его подноготную. Глотнув воды, она продолжила:

– Все эти симптомы безошибочно указывают на посттравматический стресс-синдром. Тут, однако, есть одна проблема. Слово «пост» при подобном диагнозе указывает на то, что время стресса миновало. Но это, что называется, не наш случай. Такое возможно где угодно, но только не в Лос-Анджелесе. И не при вашей, детектив, работе. Вы, Гарри, вечно варитесь в автоклаве под избыточным давлением. Вам просто необходимо прийти в себя и отдышаться. Для этого, кстати сказать, вас и отправили в отпуск. Чтобы вы вновь обрели необходимые для жизни ориентиры. Иными словами, вам предоставили возможность зализать старые раны и оправиться от пережитого. Так что не проклинайте это время, но используйте его с толком. Это самый лучший совет, какой я только могу вам дать. Итак, держитесь за эти дни обеими руками и воспользуйтесь ими во благо. Чтобы обрести силы для дальнейшей жизни.

Босх с шумом выпустил из легких воздух и поднял забинтованную руку.

– Можете оставить вашу лицензию при себе, доктор.

– Благодарю вас.

С минуту они оба молчали, переводя дух. Потом она снова заговорила, но уже более спокойно:

– Вы также должны понимать, что отнюдь не одиноки со своим диагнозом. Так что особенно смущаться тут нечего. За последние три года число такого рода стрессов среди офицеров полиции Лос-Анджелеса значительно возросло. Поведенческая научная секция при ПУЛА даже поставила вопрос в городском совете об увеличении числа полицейских психологов. Нагрузки штатных психологов в этом офисе увеличились на порядок. Если в девяностом году мы провели тысячу восемьсот сеансов, то в прошлом году их число возросло вдвое. В нашей среде даже бытует такой термин, как «стресс-эпидемия». И вы, Гарри, стали ее очередной жертвой.

Босх усмехнулся и покачал головой, продолжая лелеять в душе остатки столь привычного ему скептицизма.

– «Стресс-эпидемия», говорите? Звучит прямо как название какого-нибудь фантастического боевика, верно?

Она не ответила.

– Если я правильно вас понял, мне не приходится рассчитывать на возвращение в убойный отдел?

– Ничего подобного я не говорила. Я лишь отметила, что нам с вами предстоит много работать.

– За последнее время я и впрямь здорово выдохся. Надеюсь, вы не станете возражать, если я обращусь к вам за помощью, когда мне потребуется выколотить показания из какого-нибудь подонка?

– Хорошо уже то, что вы сейчас, пусть и в гротескной форме, обратились ко мне за помощью. Значит, вы допускаете возможность нашего сотрудничества, а это уже большой шаг вперед.

– Что, по-вашему, я должен делать?

– Вы должны хотеть сюда прийти. Это самое главное. Не воспринимайте эти визиты как наказание. Мне нужно, чтобы вы работали со мной, а не против меня. Вы должны разговаривать со мной обо всем, даже о пустяках. Говорите мне все, что вам приходит в голову, не отмалчивайтесь и не пытайтесь что-либо утаить. И еще одно. Я не требую от вас совершенно бросить пить, но урезать свою обычную порцию спиртного вам все-таки придется. У вас должна быть ясная голова, понимаете? Как вы, наверное, знаете, алкоголь еще долго воздействует на индивидуума, после того как он его принял.

– Я постараюсь. Попытаюсь сделать то, о чем вы говорите.

– Это все, что мне нужно. А поскольку вы вдруг обрели желание со мной сотрудничать, хочу сделать вам одно предложение. По ряду причин я отменила сеанс с другим пациентом, назначенный на завтра в три часа дня. Могли бы вы приехать ко мне в это время?

Босх заколебался.

– Мне казалось, что мы обо всем договорились, и этот дополнительный сеанс наверняка пошел бы вам на пользу. Помните: чем скорее мы разберем ваш случай, тем раньше вы вернетесь к своей работе. Ну, как вы на это смотрите?

– В три часа, вы сказали?

– Совершенно верно.

– Хорошо, я у вас буду.

– Отлично. Но вернемся к нашему диалогу. Может, на этот раз вы начнете? Неужели вам нечего мне сказать? Повторяю, вы можете говорить все, что приходит в голову.

Он потянулся за чашкой с водой. Она наблюдала, как он пил, а потом ставил чашку на стол.

– Значит, я могу сказать все, что угодно?

– Все, что угодно. О том, что случилось в вашей жизни или пришло вам в голову и представляет для вас хотя бы некоторый интерес.

Он долго, с минуту, думал, что бы такое сказать.

– Вчера вечером я видел койота. Недалеко от своего дома. Честно говоря, я был тогда основательно... хм... подшофе, но видел его. Это точно.

– А почему этот койот для вас так важен?

Он попытался найти ответ.

– Ну, не знаю почему... Возможно, по той причине, что в городской черте их осталось не так уж много, а там, где я живу, тем более. Поэтому всякий раз, когда я их вижу, у меня возникает чувство, что это последний городской койот. Вы понимаете? Последний койот... И если бы это оказалось правдой, то есть если бы я и впрямь увидел последнего койота, это всерьез меня опечалило бы.

Она согласно кивнула, словно, сказавши это, он набрал пару очков в некой игре, правил которой не знал.

– В каньоне позади моего дома жил один койот. Я давно его не видел и уже решил...

– Почему вы думаете, что это был он? И о вчерашнем койоте вы тоже говорили как об особи мужского пола. Откуда такая уверенность?

– Я ни в чем не уверен. Просто думал о нем в мужском роде – и все.

– О'кей. Продолжайте.

– Ну так вот... Он – или она? – жил в овраге позади моего дома, и я иногда его видел. Но после землетрясения он вдруг исчез, и я не знаю, что с ним случилось. И вот вчера я опять увидел койота. Поднимался туман, преломляя свет фонарей, и все предметы вокруг приобрели странный голубоватый оттенок... И мне показалось, что у койота голубая шкура. А еще мне показалось, что он голоден. Знаете, у него был такой вид... несчастный и угрожающий одновременно. Вы меня понимаете?

• Предыдущая
• 22/103
• Следующая