Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 85

• Предыдущая
• 85/93
• Следующая

Рачков увидел ее сразу. Он курил и о чем-то сосредоточенно думал. Был он в модном плаще. Красив, подумала Катерина. В таких влюбляются и двадцатилетние. На коленях Рачкова лежал букет роз. Удар нанесу сразу, решила она и, не здороваясь, спросила:

– Ты сегодня один? Без мамы?

– Мама умерла восемь лет назад, – ответил Рачков.

– Извини. И давай закончим этот разговор. Собственно, мы его закончили двадцать лет назад.

– Я хочу видеть свою дочь. – В сказанном было столько решимости, что Катерина растерялась.

– Поздно спохватился. Какая она тебе дочь? Ты ее не воспитывал. Встретив, даже не узнаешь.

– Да, я виноват, – согласился Рачков. – Да, я был глупый, молодой. Если бы ты мне сообщила, что родилась дочь, может быть, все было бы по-другому.

– Ничего по-другому не было бы!

– Девочке нужен отец, – заявил Рачков.

– Девочке? – Катерина рассмеялась. – Девочка скоро выходит замуж.

– Откуда у тебя такая ожесточенность?

– От жизни.

– Ты ведь всего добилась.

– Да, – согласилась Катерина. – Кое-чего добилась благодаря тебе.

– Здесь-то я ни при чем, – возразил Рачков.

– Именно благодаря тебе, – подтвердила Катерина. – Я тебя и любила, и ненавидела. Мне хотелось доказать в первую очередь тебе, что не важны никакие богатые родственники, что я могу добиться всего сама. Я мечтала закончить институт, получить квартиру. Я этого добилась. Не сразу, конечно. Когда я получила квартиру, у меня был соблазн позвонить и пригласить в гости тебя и твою маму. Чтобы вы увидели, как вы ошиблись. А потом я про тебя забыла. Был когда-то Рудольф Рачков, красивый парень с телевидения, мало ли что было и прошло. И хорошо, что я тогда не вышла за тебя замуж. Бог ли, судьба ли уберегли меня, но я прожила замечательную жизнь.

Она хотела сказать, что благодаря тому, что не вышла замуж, наконец-то встретила мужчину своей жизни. Но не сказала – а вдруг это его ожесточит, тогда уж наверняка он захочет встретиться с Александрой отдельно или придет к ним домой, когда там будет Гога. Она попробовала представить себя на месте Гоги, который узнает, что когда-то, двадцать лет назад, она уже обманула одного парня, представилась дочерью академика, а теперь обманула и его, разыграв роль работницы с химкомбината. Я бы на его месте решила, что эта женщина патологическая лгунья. Но я всегда хотела, чтобы как лучше, я не очень решительная. Насчет нерешительности не пройдет. Рачков наверняка уже узнал, как я расправилась с директором комбината и села на его место. Да и не только с директором.

Что же делать, что делать, думала Катерина. Мне нужно совсем немного времени, чтобы все рассказать Гоге. Рассказать все, ничего не утаивая. А сейчас пусть Рачков думает, что все может устроиться по-хорошему, почти по-семейному. Гога приезжает завтра, он наверняка сегодня вечером позвонит, завтра я его встречу и сразу все расскажу.

– Хорошо, – согласилась Катерина. – У меня до конца недели много дел. Позвони в воскресенье. Но не думаю, что Александра обрадуется твоему появлению через двадцать лет. – Катерина, не прощаясь, встала и пошла по бульвару, шоферу она сказала, чтобы он ее ждал у кинотеатра «Повторный». Она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь знал о ее встрече с Рачковым.

Вечером Гога не позвонил. Утром Катерина уехала на комбинат. После пяти она была уже дома. Она поставила телефон рядом с собою. Гога позвонил ровно в семь вечера.

– Где ты? – спросила Катерина. – Я к тебе приеду.

– Я звоню из автомата рядом с твоим домом.

– Поднимайся быстрее!

Катерине казалось, что время остановилось. Наконец она услышала шум поднимающегося лифта. Лифт остановился на ее этаже. Но в дверь не звонили. Наверное, соседи, подумала она, и тут раздался звонок. Катерина распахнула дверь. Гога вошел с поднятыми руками. В одной сверток, перевязанный шелковой лентой, в другой большой букет астр.

Катерина обняла его и целовала, целовала, целовала, а он так и стоял с поднятыми руками. Катерина отпрянула, увидела его нелепую позу, рассмеялась, взяла цветы, сверток.

– Это вам с Александрой, – сказал Гога.

– Есть хочешь? У меня все готово.

– Хочу. – Гога снял свою кожаную куртку, повесил ее.

Катерина отметила белизну рубашки, она даже почувствовала запах крахмала. Ботинки сверкали, на брюках безукоризненная складка, ремень из хорошей кожи.

– Сполосну руки, – сказал Гога.

Катерина бросилась за свежим полотенцем, и, когда он закончил мытье рук, она с поклоном подала полотенце.

Гога покосился на нераскрытый сверток, и Катерина поняла, что ему очень хочется, чтобы она развернула его.

– Я сейчас, – заспешила Катерина. – Очень хочется посмотреть, – и начала развязывать ленту. В свертке было два футляра: один побольше, другой поменьше.

– Это тебе, – Гога показал на футляр побольше.

Катерина открыла футляр. На черном бархате лежало янтарное ожерелье.

– Изумительно! – произнесла она. – Я никогда такого не видела.

– Авторская работа, – сообщил Гога.

– Потрясающая работа! Такое могла подобрать только женщина.

– Извини, художник – мужчина. К сожалению, лучшие творцы, портные и ювелиры – всегда мужчины.

Катерина открыла второй футляр. Это тоже было янтарное ожерелье, но из шлифованного янтаря.

– Я сволочь, – призналась Катерина. – Мне нравятся оба.

– Ты можешь выбирать. Но когда я был в мастерской художника, то попросил его подобрать для молодой женщины и для юной.

– Я, конечно, юная?

– Ты юная, молодая, красивая, умная.

Катерина обняла его, поцеловала, но он не отпускал ее:

– Когда придет Александра?

– После восьми обещала.

Гога посмотрел на часы.

– У нас есть время, – прошептала ему на ухо Катерина.

Он поднял ее на руки и внес в комнату.

Уходя на работу, Катерина застелила чистое белье и не стала складывать тахту, в последние дни тахта то с трудом раскладывалась, то с трудом складывалась. Гога, увидев тахту, процитировал:

– Нисколько. Это про других. – Катерина сбросила платье.

Он смотрел, как она раздевается, и она не стеснялась его. Катерина легла, закрыла глаза и забыла про все.

Они уже лежали рядом, приходя в себя, когда Катерина услышала шум и стук двери лифта.

– Это может быть Александра! – Катерина вскочила, набросила платье, свернула белье, попыталась сложить тахту.

Она не складывалась. Гога успел одеться и стал ей помогать. Тахта не складывалась.

Тогда он с силой рванул ее, что-то хрустнуло, и тахта сложилась.

– Сломал, – прошептала Катерина.

– Сам сломал, сам и починю, – так же шепотом ответил Гога.

Они сели на тахту. Катерина слышала, как открылась дверь квартиры.

– Мать? Ты дома? – спросила Александра.

– Я дома. Георгий Иванович приехал.

Они сидели на тахте, Катерина бросилась к телевизору, включила его.

– Заходи, – позвала Катерина. – Мы с Георгием Ивановичем телевизор смотрим. – Но, к ее ужасу, на экране возникла сетка настройки.

– Со мной Никита. Я его провожу и скоро вернусь.

Они прислушались – в передней явно шла перебранка.

– Меня не надо провожать, – возражал юношеский, еще ломкий голос.

– Нет, надо! Я поеду с тобой.

– Никуда ты не поедешь! Пропусти меня, – требовал юноша. – Не пропустишь, я применю силу.

– Пожалуй, требуется мое вмешательство, – сказал Гога и вышел в переднюю, где стоял невысокий, худой парнишка, недавний школьник.

– Это Никита, – представила его Александра.

– Георгий Иванович, – представился Гога и спросил: – Куда едем?

– Никуда, – отрезала Александра.

– Правильно, – ответил Гога. – Уже поздно. Поедешь завтра.

– До свидания, Георгий Иванович.

Никита направился к двери, но Гога его перехватил:

– Подожди пять минут в кухне, пока я ее изолирую, – подтолкнул Никиту на кухню и закрыл за ним дверь.

• Предыдущая
• 85/93
• Следующая