Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 88

• Предыдущая
• 88/93
• Следующая

– Это дурацкое недоразумение, – Катерина положила свою руку на руку Гоги. – Я тебе потом все объясню.

– Конечно, конечно, – пробормотал Гога.

– А вы были когда-нибудь на телецентре? – спросил Рачков Александру.

– Нет, конечно.

– Приходите завтра же.

– А как?

– Я закажу пропуск.

– Что-то я себя паршиво чувствую, – сказал Гога, вставая. – Пойду домой, лягу спать пораньше.

– Останься, – Катерина тоже встала. – Нам надо поговорить.

– Поговорим, поговорим, – пообещал Гога.

Катерина перекрыла дверь кухни.

– Я тебя никуда не пущу.

– У нее сегодня плохое настроение, – объяснил Гога Рачкову, отодвигая Катерину в сторону. – С нею в данный момент лучше не связываться. Пока.

– Останься, – попросила Катерина.

– Не могу, – ответил Гога. Катерина услышала, как хлопнула дверь.

Надо его задержать, подумала она, но у нее не было сил броситься вдогонку. Катерина села и, ни к кому не обращаясь, произнесла:

– Он больше не придет. Он больше никогда не придет.

– Извините, я чего-то не понимаю. Кто этот человек?

– А разве ты когда-нибудь и что-нибудь понимал? Господи, откуда ты взялся? Ты приносишь мне одни несчастья!

– Да что я сделал-то? – недоумевал Рачков.

– Мам, я тоже ничего не понимаю, – опешила Александра.

– Я тебе сейчас все объясню, – пообещала Катерина. – Кстати, познакомься с этим джентльменом.

– Я уже познакомилась с Родионом Петровичем.

– Ты еще раз познакомься. Это твой отец!

– Как отец? – не поняла Александра. – Он же погиб еще до моего рождения.

– Да нет, как видишь, жив, здоров и довольно упитан. – И обратилась к Рачкову: – А теперь уходи и близко не подходи к моему дому. А Александре я расскажу все как было.

– Только – как было, – предупредил Рачков. – Что не я обманул, а меня обманули. И что от меня скрыли рождение дочери.

Александра с изумлением посмотрела на мать.

– Быстро уходи, – предупредила Катерина Рачкова и взяла со стола нож.

– Вы сегодня действительно в плохом настроении. – Рачков встал, наклонил голову. – Я надеюсь на продолжение разговора и на следующие встречи.

Катерина молча закрыла за ним дверь, прошла в свою комнату, легла на тахту и укрылась пледом. Она слышала, как в комнату вошла Александра, как подсела к ней.

– Поговорим? – предложила Александра. – Может, тебе легче станет.

– Завтра, – попросила Катерина и почти мгновенно уснула.

Утром она проснулась за несколько секунд до того, как зазвонил будильник. Она не стала будить Александру. На улице было холодно, трава на газонах покрылась инеем. Через два дня ноябрьские праздники, вспомнила Катерина. Она любила этот праздник. Обычно с самого утра включала телевизор – шли концертные программы. В основном почему-то пели и танцевали дети. Потом показывали Красную площадь. Войска, построенные для парада. Она любила смотреть парады.

Катерина вышла из дома, открыла машину, отключила сигнализацию, завела двигатель. Надо бы прогреть, подумала она, температура минусовая, но прогревать не стала, а резко тронулась с места, вырулила на шоссе, на одном из перекрестков проскочила на красный свет, чего никогда раньше не делала.

На комбинате был короткий день. Обычно перед праздником она звонила знакомым, друзьям, начальникам управлений министерств, с которыми была связана по работе, в Моссовет, в горком партии. Список она составила заранее. В списке было почти сорок телефонных номеров. Она отложила список и никому не стала звонить.

Обычно Катерина заходила в отдел главного технолога, свой бывший отдел, поздравляла, женщины резали торт, мужчины открывали бутылки с вином. Праздник отмечали во всех отделах и цехах. Катерина сказала Аделаиде, что неважно себя чувствует, подарила ей заранее купленную коробку конфет и уехала с комбината. Но дома делать было нечего – Александра придет поздно. Катерина притормозила у телефона-автомата и позвонила Тихомировым, вспомнив, что академика должны были выписать из больницы. Трубку взяла Изабелла.

– Уже дома, – сообщила она. – Может, заедешь? Его только на праздники отпустили. Сразу после ноябрьских заберут на операцию. Он очень боится.

– Я могу сейчас приехать, – предложила Катерина.

– Приезжай, – обрадовалась Изабелла.

В гастрономе на первом этаже высотки Катерина купила дорогой французский коньяк, огромную коробку конфет.

Катерина вошла в квартиру, обнялась с Изабеллой, поцеловала академика. За последние годы он усох и превратился в старика.

– Ты давно не смотрела карту Тихомировых? – спросил академик.

– Давно. Лет пять.

Они прошли в кабинет. Лист картона за многие годы пожелтел и выцвел, но академик цветными фломастерами подновил его. Катерина нашла свой кружок. В нем было записано: К.Тихомирова – директор, депутат. Кружок был обведен красным фломастером. Академик ввел новую классификацию. Достигшие руководящих высот и званий были в красных кружках, не достигшие – в синих, дети – в зеленых. От красного кружка Катерины шла стрелка к зеленому, куда была вписана Александра. На картоне было уже больше сотни кружков и только пять красных, в их число входили академик и Катерина. Академик расспросил о министерстве, о комбинате и ушел в свой кабинет.

– Надо привести свои дела в порядок, – объяснил он. – Операция – как бой на фронте, никогда не знаешь, чем закончится.

– Операция пустяковая, – утешила его Катерина. – Миллионы мужиков через нее проходят.

– Будем надеяться, – бодро произнес академик, а на глаза его навернулись слезы.

Боясь показаться слабым и беспомощным, он поспешно вышел.

– Боится, – вздохнула Изабелла. – И я боюсь. У него же диабет.

– А что анализы? – спросила Катерина.

– Плохие…

Катерина открыла коньяк, они с Изабеллой выпили.

– Министр звонил, – сообщила Изабелла.

– Мне показалось, что он хотел бы с тобой встретиться, – сказала Катерина.

– А мы встретились. Пообедали в ресторане. Но это все в прошлом. А что у тебя? С Петровым не помирилась?

– Нет.

– Людмила звонила, рассказывала, что у тебя кто-то появился.

– Появился и исчез.

– Не упускай! Тебе же на следующий год тридцать девять. А сорок лет – бабе век. Это народная мудрость.

– Ну а в сорок пять – баба ягодка опять.

– Это утешение для слабых. Я давно заметила: русские пословицы в основном предупреждающе беспощадные, но есть и для утешения.

– Какие?

– «Семь бед – один ответ» – это утешительная, а «жене спускать – добра не видать» – это предупредительная. «Хоть бы в щеку бил, да щегол был» – это утешительная. Я об этом когда-то даже диссертацию хотела писать. Если сама виновата – в ногах валяйся, проси прощения. Мужики отходчивы.

– Попробую, – сказала Катерина и подумала, что она и попробовала бы, да не знает как. Поехала бы к нему, но куда ехать, она не знала ни его адреса, ни даже фамилии… Не обращаться же в справочную: пожалуйста, адрес Георгия Ивановича. Фамилия? Не знаю. Год рождения? Не знаю. От сорок второго до сорок шестого. Таких тысяч сто на Москву наберется. Половину отбросить на стариков и младенцев – пятьдесят тысяч. В год можно проверить тысячу адресов. Пятьдесят лет искать. Катерина верила в единственное: он сам позвонит. Не сразу. Не сегодня. Вероятнее всего, в праздничные дни. Позвонит и поздравит. Это же хороший повод позвонить. Она бы таким поводом обязательно воспользовалась.

– Недавно Родион появился, – сообщила Катерина.

– Кто такой?

– Ну, Рудольф, Сашкин отец. С телевидения. Передачу про меня он снимал.

– Как интересно! – Изабелла наполнила рюмки. Катерина отметила, что коньяка в бутылке осталось совсем немного.

– Расскажи, как встретились?

– Никак. Он меня вначале не узнал.

– А потом? У тебя что-то шевельнулось? Ты же была в него влюблена.

– Ничего. Нормальный московский стареющий плейбой. Красивый, правда, еще.

– А может, попробуешь?

– Не могу. Я даже не думала, что он такой глупый.

• Предыдущая
• 88/93
• Следующая