Ультиматум губернатору Петербурга - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/89
• Следующая

— Понял. Каковы потребности?

— Чем больше — тем лучше. В Москве штаты на порядок выше.

— Понял, специалисты будут. Еще? Начальник ГУВД кашлянул и сказал:

— Метрополитен, вокзалы, аэропорт… это мы, конечно, сумеем закрыть очень плотно. До определенной степени можно гарантировать. А вот что касается людных мест… В городе только одних рынков полно. Магазины, офисы, гостиницы. Крупные фирмы имеют свои службы безопасности. Но их квалификация и возможности не всегда на уровне… Кроме того, площадь города…

— Спасибо, — перебил Яковлев. — Я знаю, какова площадь города.

— Может быть, — сказал армейский генерал-майор, — мы сами себя запугиваем? Вы не исключаете возможность, что ультиматум прислал сумасшедший? И все это — блеф?

— Мы не исключаем вероятность того, что автор ультиматума психически больной человек, — отозвался начальник следственной службы ФСБ полковник Любушкин. — Соответствующая проверка ведется… Однако это не означает, что он блефует. Скорее — наоборот.

— Тогда, может быть, стоит усилить полицейско-заградительные мероприятия? — снова задал вопрос генерал-майор. — Я имею в виду — вывести на улицы максимальное количество людей в форме: милиция, внутренние войска. А мы, со своей стороны, организуем большое количество военных патрулей… То есть создадим преступникам психологический дискомфорт.

— Давайте еще введем танки, — хмуро сказал губернатор, — вертолеты и корабли Балтийского флота.

Он уже сожалел, что пригласил на совещание представителя военного округа. Было очевидно, что в столь деликатных вопросах, каковые встали на повестку дня, опыт генерал-майора бесполезен.

— Поймите, Николай Степаныч, — добавил Яковлев. — Массовые полицейско-заградительные мероприятия, как вы выразились, навряд ли дадут положительный результат. Я правильно понимаю?

Он посмотрел на руководителей ГУВД и ФСБ. Оба утвердительно кивнули. Специалисты знали, что результат может быть получен только путем тонкой профессиональной оперативной работы.

Она уже велась по нескольким различным направлениям. Незаметная для постороннего глаза, но активная и напряженная.

Губернатор помолчал и добавил:

— А вот отрицательных последствий будет масса… Можно вызвать панику среди населения. И дать огромные козыри нашим, так сказать, «доброжелателям». Накануне, замечу, выборов в ЗАКС. Наша с вами задача как раз противоположная: свести огласку к минимуму. Желательно исключить ее вовсе… Ну ладно, мы снова отвлеклись. Я, товарищи офицеры, хочу услышать ответ: способны вы нейтрализовать этого Терминатора до полуночи или… — Яковлев обвел глазами всех присутствующих, — или будем платить выкуп?

Вопрос был трудный, дать на него однозначный ответ никто, разумеется, не мог… После согласования организационных вопросов, когда совещание окончилось и офицеры убыли, губернатор начал зондировать финансовую тему.

Солнце садилось. Мертво блестела холодная ладожская вода. Гаражи находились на окраине, почти на берегу. Лабиринт из бетонных и железных коробок. Птица и Прапор молча сидели в машине, ждали, пока стемнеет. Проникнуть на территорию легальным путем они не могли: без пропуска охрана не пустит. Ожидание было тягостным и тревожным.

— Пора, — сказал Птица, когда сумерки начали наполняться синевой, уплотняться, густеть. — Найдешь в темноте-то?

— Найду… наверно.

— Детский сад, — вздохнул Птица. — Наверно… Он пустил движок и медленно поехал в сторону неровного бетонного забора. Машина катилась почти бесшумно, с невключенными габаритами. Прапор вытащил сигарету.

— Не надо, — сказал Птица, и Ванька послушно пихнул сигарету в мятую пачку «Норд стар».

Они ехали вдоль забора, маневрируя между кучами хлама, старыми покрышками, полиэтиленовыми канистрами из-под масел. Птица боялся пропороть в темноте колеса на какой-нибудь железяке.

— Кажется, здесь, — сказал прапор. Уверенности в голосе не было.

От него разило перегаром.

— Пошли, — ответил Птица. — Упорешь какого-нибудь косяка — застрелю к чертовой матери. Понял?

Ванька не ответил. Его поколачивало. То ли от холода, то ли от страха, то ли от наступавшего отходняка. Он подтащил ржавую спинку железной кровати и прислонил к стене. Залез и через секунду прошептал сверху:

— Точно. Здесь. Вот — номер тринадцать.

— Хороший номер, — сказал Птица. — Давай вперед.

Ванька неуклюже перелез через забор. Хрустнул гравий. Птица ухватился за верх бетонной плиты и мгновенно перекинул тело. Приземлился он почти бесшумно, показал Ваньке кулак. И шепнул:

— Открывай. Я страхую здесь. На, держи фонарь.

Прапор, пригибаясь, пошел к бетонной коробке с номером тринадцать на воротах. Гравий похрустывал. В тишине казалось — на весь гаражный лабиринт. Леха внимательно поглядывал по сторонам. Звякнули ключи, и спустя несколько секунд ржаво и пронзительно заскрипела дверь. Леха матюгнулся сквозь зубы. Зло и с облегчением одновременно: злость была на нерадивого Ваньку, не смазавшего петли. А с облегчением потому, что стало ясно: засады нет. Прапор исчез в черном проеме двери и махнул оттуда рукой. Осмотревшись по сторонам, Птица быстро пересек метров десять открытого пространства и шагнул в гараж. Ванька включил фонарик, осветил серые бетонные стены, грязноватый щелястый пол в масляных пятнах, верстак, пустую бутылку из-под водки на нем.

— Где? — спросил Леха почти безразлично.

— Там, в углу… под полом.

Ванька повесил фонарик на гвоздь и начал разбирать груду металлолома в углу. Он добрался до пола и снял несколько досок. В яме лежали мешки из-под импортного сахарного песка: грязно-белая синтетика с черной маркировкой. Горловины перехвачены бельевой веревкой. Три невзрачных импортных мешка с восьмидесятые килограммами тротила. «Хиросима!» — сказал Дуче.

Три мешка грязно-белого цвета с ломаными углами легли на грязноватый пол. «Хиросима!» — сказал Дуче.

Алексей Воробьев смотрел на мешки сухими глазами смертника. Синтетику распирало… Прямоугольники тротила, похожие на куски хозяйственного мыла, выпирали острыми углами. Хиросима!

Старые лысые покрышки, сложенные в левом углу, напоминали складки на шее кума — майора Андреева Николая Васильевича. Птица вспомнил, как грузный кум легко двигался, уходя от заточки Хана. Хан, с огромными от анаши зрачками, делал выпад за выпадом. Ржавый кусок арматуры с коническим концом острия вылетал раз за разом в пустоту. Строй зеков молчал, жадно ожидая развязки. Заточка летала. Тяжелый кум двигался как тореадор. Выла сирена. Шестьсот пар глаз смотрели на странную корриду. Два прапорщика с дубинками в руках быстро бежали к Хану. Солнце садилось, и близорукий солдатик на вышке ошалело водил стволом автомата. «Отставить!» — закричал кум. Одуревший от крови Хан — он заколол уже троих — снова нанес удар. Кум пропустил его, подставил ногу, и голое тело упало на покрытую изморозью землю. Прапорщики начали озверело молотить таджика черными резиновыми дубинками.

Строй молчал, кум потирал огромной ладонью три своих подбородка.

…Вспыхнул прожектор. Птица резко обернулся назад — прямоугольник открытой двери светился пронзительно-белым. Звучали голоса. Мудак, сказал он про себя, мудак. Прапор уронил мешок.

Закрывать дверь было уже поздно. Белый свет прожекторов бил в проем, голоса приближались. Тек по позвоночнику холодок. Прапор с открытым ртом… верстак с пустой бутылкой из-под водки… прожектор… голое тело Хана на мерзлой земле… Кум трет ладонью три своих подбородка… Хиросима. ТНТ.

— Это… — сказал Ванька шепотом. — Дверь, Леша…

…Хан перевернулся на спину и выплюнул откушенный язык.

— Поздно, Ваня, друг мой ситный… поздно. Искусственная борода прапора светилась синтетическими волосками. Поздно, Ваня, поздно. Теперь… Какая ж будет статья по новому УК?

— Нажрутся, бляди, и хер когда двери закроют. А, Егорыч?

— Ага. У веника на той неделе дрель увели… А кто виноват? Как всегда — сторожа… А крику! Штатские, бля!

• Предыдущая
• 33/89
• Следующая