Пурга - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/52
• Следующая

…Впереди еще один разговор. Самый тяжелый. С Ларисой. Естественно, добравшись до телефона, он первым делом позвонил ей. Доложил, что не изменял ей, а ловил маньяка. «Вы же, кажется, на мальчишник собирались», — ехидно напомнила она.

«Ну, сначала мальчишник, потом маньяк». — «Когда придумаешь что-нибудь пооригинальней, позвони». И бросила трубку. Рассказывать правду про купание в снегу — вообще пустое дело. Про маньяка — реальней.

Он вызвал секретаршу и попросил градусник. Его слегка знобило — ночное приключение не осталось без последствий. Так и есть — тридцать восемь. Проглотил жаропонижающее из аптечки.

— Евгений Александрович, — сообщил по местному телефону дежурный, — вас начальник Главка вызывает.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Хорошо…

Нет, есть дела поважнее.

Он надел шинель, вышел в приемную.

— Вера, отмените совещания, я в Главк.

Служебный «форд» начальника райуправления, на капоте которого уже красовалось новое слово «Полиция», попытался вырваться из снежного плена, но диски выскочили из намертво вмерзших в лед покрышек.

Пришлось ехать на родном «козлике», привыкшем к российскому раздолбайству.

— Куда, Евгений Александрович? — спросил молодой водитель.

— Домой…

Лариса сидела на кухне. Красные от бессонницы глаза. Пепельница с десятком окурков, плита, залитая убежавшим кофе. Блин, неужели она серьезно думает, что он ей изменяет? С другой стороны, это лучше, чем равнодушие.

Он приготовился к атаке, но она, увидев мужа в орденоносном кителе и окровавленных бинтах, просто спросила:

— Тебе очень больно?

— Нет… Я ж мент. Дыркой больше, дыркой меньше…

— Будешь есть?

— Да, я не завтракал.

Лариса засуетилась возле плиты, налила в кастрюлю молока, чтобы приготовить его любимую овсянку.

Он достал из кителя тамагочи и положил на стол.

— Что это?

— Твой Гоша… Я все-таки нашел его…

Она застыла, рассматривая игрушку.

— Ты… Серьезно? Это… Он?

— Он… Смотри, какой большой. У него уже дети… Время летит быстро. Без тормозов. Он сидел на моей шее тринадцать лет.

— А почему?.. Почему ты не отдал его сразу?

— Потому что пришлось бы рассказать все остальное…

— Что остальное?

Евгений Александрович признался. Про показатели, про проверку и про возможное уголовное дело.

Каша подгорела.

— Значит, ты женился на мне по расчету?!

— У меня не было другого выхода, извини. Но это не значит, что я не люблю тебя.

Удивительно, но Лариса не затопала ногами, не швырнула в него кастрюлю с кашей, вообще не закричала грязных непечатных слов. О чем-то задумалась, а потом негромко призналась:

— Ну, если честно… Мне тогда прописка была нужна. Хоть какая. Чтоб в городе остаться.

— Че-го?!!

— А тут ты ухаживать начал. Я и не рассчитывала. На меня тогда парни вообще не смотрели. Ну, и…

— Постой, постой… Ты хочешь сказать, что вышла за меня из-за какой-то жилплощади?! По нужде?!

— Точно так же, как и ты женился на мне… А потом… Потом поняла, что ты — единственный мужчина, который мне нужен.

Евгений Александрович уставился на супругу, как на ювелира, который объявил, что купленный с рук бриллиант — поддельный.

— Хо-ро-шенькое дельце. Получается, мы скоро как пятнадцать лет полоскаем друг другу мозги?!

— Я разве сказала, что жалею о том, что вышла за тебя? А ты — жалеешь?

— Не жалею, но… Просто… Как-то это неправильно…

— Все мои подруги, которые выходили по любви, давным-давно развелись. А мы живем. Или ты тоже хочешь развестись?

— Нет, нет… Зачем? Мне хорошо с тобой… Да я просто не могу без тебя… Не представляю даже… Правда, ты ревнуешь не по делу.

— Поэтому и ревную, что тоже не могу без тебя…

Лариса взяла тамагочи, подошла к окну, открыла форточку и выкинула его на улицу.

— Будем считать, что я ничего не знала.

Затем подошла к мужу, осторожно дотронулась до его головы.

— Пойдем, Никифоров, я перевяжу тебя…

До начальника Главка Евгений Александрович в тот день так и не доехал. Но у него имелись уважительные причины. Любимая жена и высокая температура.

Бедный Гоша… Окончить свою электронную жизнь в сугробе кредитору не пожелаешь.

Наверное, это опять сон. Как тогда в лесу, возле шахты. Тогда приснился обоз, сейчас — Арина. А, может, он вообще замерз в лесу и попал в рай. Нет, в раю очистили бы улицы от снега и посбивали сосульки. Но на всякий случай Михаил Геннадьевич несколько раз украдкой щипал себя за запястье. Не просыпался. Значит, не сон, не виденье.

Арина не спрашивала, что у него с лицом, почему носки лежат в салатнице, а не в шкафу, а настенные часы показывают полночь.

— Миша, ты почти не изменился. Только возмужал.

— Ты тоже. Только возжен… Ну, ты поняла…

Чтобы взять себя в руки, он предложил ей чая, но потом вспомнил, что чай кончился. Хорошо, что она отказалась. Разведенным спиртом угостить постеснялся.

— Ты — правда, приехала на выставку?

Более идиотский вопрос трудно было представить. Но следовало сделать поправку на состояние хранителя музея, переживающего за одни сутки второй катаклизм подряд. Арина сделала.

— Я приехала увидеть тебя… Ты куришь?

— Я… Нет, но ты кури, если хочешь.

Она достала из сумочки пачку сигарет, он сбегал на кухню и принес вместо пепельницы стакан.

Пока дымилась сигарета, они не произнесли ни слова. Она не говорила банальностей типа «Ты все еще сердишься на меня?», а он не интересовался, надолго ли она, и какая нынче в Питере погода. Просто сидели и молчали, словно два шахматиста перед доской. Слишком много предстояло сказать, и никто не решался начать партию. Кошка по очереди смотрела на обоих, словно прикидывая, чью сторону занять в случае объявления войны.

— Хочешь, я покажу тебе музей? — первым прервал молчание Михаил Александрович, сделав неожиданный ход.

— Конечно, — улыбнулась она, — я же за этим и приехала.

Он не рискнул предложить добираться на автобусе или маршрутке, а позвонил сторожу Сашке и попросил подъехать.

В пути она не смотрела по сторонам, а только на него, но, когда добрались, сказала, что Великобельск очень красивый город. «Почти как Питер, только маленький».

На дверях культурного заведения уже висела картонка «Музей закрыт по техническим причинам» — Михаил Геннадьевич отдал распоряжение кассиру еще в дороге, позвонив по мобильнику.

Он провел ее по залам, которым отдал лучшие годы жизни, с гордостью рассказал о картине «Купание в первом снегу» и о других, дорогих сердцу шедеврах, угостил газировкой из советского автомата, поведал об истории края. Не жаловался на протекающий потолок, на отсутствие финансирования и на то, что полотно «Охота саблезубых белочек на мамонта» прикрывает осыпавшуюся на стене краску, а чучело медведя нагло пожрала моль.

Арина слушала, не перебивая. В конце экскурсии, когда они, пройдя по кругу, вновь оказались у «Купания», она взглянула на бывшего бойфренда с неподдельным восторгом и тихо произнесла:

— Как же ты многого добился в жизни… Не то, что я…

Они двинулись по второму кругу, но теперь говорила она. Про два неудачных брака, про одиночество-суку, нереализованность, про измененное сознание и метаболизм. И в конце подвела итог:

— Знаешь, Миш… Если бы Господь хоть на минутку вернул меня обратно, и передо мной снова стоял выбор — уехать с тобой или остаться, я бы выбрала первое. Не раздумывая.

— Ты отправилась бы искать со мной клад, даже зная, что я его не найду?

— Я отправилась бы просто с тобой… Прости меня…

Они, обнявшись, сидели в безлюдном зале на лавочке перед картиной неизвестного художника «Купание в первом снегу» и не шевелились, словно боясь помешать этому, заглянувшему на огонек из далекого прошлого, счастью.

И она так и не спросила, что у него с лицом, а он не интересовался, какая нынче в Питере погода.

• Предыдущая
• 49/52
• Следующая