Секретные поручения - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 66

• Предыдущая
• 66/108
• Следующая

Пузырьки Рулев рисовать не стал. Верхнюю губу укоротил и подтянул к носу.

— Ну?..

В это время в коридоре раздались громкие нервные шаги. Дверь распахнулась, в комнату вошла Таня Лопатко, в руке она держала незажженную сигарету.

— Дай огня, Рулев. Что у вас слышно?

— Ничего, — мрачно сказал Рулев, доставая из кармана зажигалку. — Говорят, не похоже рисую.

— Не может быть, — раздраженно бросила Таня.

Она прекрасно знала, что для нужд идентификации весь цивилизованный мир использует специальные лаборатории с картотекой типов лиц и их фрагментов; в крайнем случае прибегают к услугам профессиональных художников. Рулев никогда не был профессиональным художником и никогда не станет им. Ему только уродцев в газете рисовать. Но на весь Тиходонск имеется лишь одна действующая лаборатория, и чтобы вщемиться в ее рабочий график, следователю нужно иметь на руках дело с кучей малой трупов. Так что приходится брать что дают.

— Наш Рулев замечательный художник, — механически произнесла Таня Лопатко, разглядывая рисунок. — С его помощью тиходонской милиции удалось поймать и обезвредить добрый десяток бандитов и угонщиков.

— Восемь человек, — уточнил Рулев.

У каждого из этих восьмерых имелся или шрам на лице, или здоровенная бородавка, или какое-нибудь явное уродство. Бородавки Рулев рисовать умел.

— Но здесь все равно чего-то не хватает, — упрямилась Давыдова.

— Чего именно?

— Ну… Не знаю. У него в лице было что-то неприятное. Похож на кого-то.

— На кого?

— Говорю же: не знаю.

— В твоих показаниях записано, что нападавший находился очень близко от тебя, — сказала Таня Лопатко.

— Он дышал мне в лицо.

— Да, именно так. Ты должна была его хорошенько рассмотреть, Лена. Напряги-ка память, давай…

Лена Давыдова отвернулась к стене и напрягла память. Она вспомнила, как в одной из соседних комнат снимали на фото ее грудь с лиловыми синяками, которые остались после того злополучного обеда в «Пилоте». Сейчас фотография подшита к делу, менты могут пялиться на нее сколько кому влезет, да и фотограф наверняка штампанул для себя пару лишних копий. Лена уже жалела, что послушалась подругу Регинку Бурак и связалась с милицией.

— Кажется, у него что-то с носом было, — неуверенно сказала она минуту спустя. — Нос, он у него… — Лена Давыдова запнулась, подыскивая верное слово. — Поросячий. Да, точно. Очень курносый, вздернутый.

— Какой-какой? — переспросил Рулев, недоверчиво скривившись.

— Поросячий, тебе сказали, — повторила за потерпевшую Таня Лопатко.

— Вздернутый, — добавила Давыдова.

Рулев хохотнул, что-то быстро изобразил на рисунке, подвинул листок к Лене.

— Такой?

Лена Давыдова смотрела, будто громом пораженная. Потом сказала:

— Да, это он.

Таня Лопатко взяла у нее портрет, глянула и тоже чуть не расхохоталась. Вместо носа Рулев нарисовал обычный свинячий пятак. Похоже, это дело будет девятой его творческой удачей.

Позже Рулев подправил нос, чтобы рисунок не вызывал прямых ассоциаций с персонажами «Разговорчиков», обвел линии рапидографом, любовно нарисовал в уголке «РУЛ» и отдал все на ксерокс. К концу дня изображение должны сверить с фотографиями из картотеки — нет ли там чего похожего. Таня Лопатко вернулась в прокуратуру и до самого вечера занималась анализом собранных показаний.

Информации мало, странностей много — вот и все, что можно сказать по этому поводу.

Что за странное нападение? Не пьяные ханыги, забредшие добавить по сто пятьдесят беленькой и избившие не отпускавшего в долг буфетчика… Двое в рабочей одежде, трезвые, разбрасывают по залу какое-то гнилье, лупят всех, кто под руку попадет…

Странно ведет себя и директор «Пилота». Во-первых, не заявил. Девчонки пожаловались в милицию — Давыдова с Бурак, а после смерти поварихи все и завертелось. Иначе никто бы о нападении не узнал. А ведь директор кровно заинтересован, чтобы хулиганов нашли и такого больше не повторилось! А он — наоборот, не склонен откровенничать. Не помнил, как выглядела машина, на которой приехали налетчики. С большим трудом, с пыканьем и мыканьем описал их внешность.

Весь персонал кафе вслед за заведующим поразила та же непонятная амнезия.

Вода в электрочайнике почти выкипела, когда Таня наконец оторвалась от бумаг. По привычке бросила взгляд через стол: обычно там видела она безукоризненный прямой пробор на голове Тихона, склоненного над пишущей машинкой и осторожно тыкающего пальцами в клавиши. Но сейчас Тихона нет, он ушел в половине седьмого. Таня Лопатко сидела в кабинете одна.

— Так даже лучше, — подумала она вслух.

Крус был обычный мужик: в меру сердечный, в меру злой, готовый работать как вол, чтобы прокормить семью. Носки, перхоть, растаявшая шоколадка в нагрудном кармане (для жены), дешевый польский презерватив, припрятанный в пачке сигарет (на всякий пожарный). Вообще-то Крус к выпивке равнодушен, он не способен понять до конца, что приятного в том, что ноги не идут, а в голове оглушительно играет малиновый звон, — но если Кравченко нужен напарник, чтобы придушить бутылочку домашнего вина, то уговоры занимают не больше пяти секунд.

Таня понимала, что точно так же получилось и с ней. Тихону сто лет не нужна любовница, но он привык идти, куда ведут. Пусть идет тогда к чертям свинячьим.

Вот так.

Она вспомнила, что Тихон в свои двадцать шесть лет не научился попадать без посторонней помощи, он беспомощно тыкался то в одно бедро, то в другое, однажды даже колено обкончал — и пыхтел, пыхтел, как паровоз, пока она не брала наконец инициативу в свои руки и не направляла ее в нужное место. В такие минуты Тане казалось, что она завязывает взрослому дяде шнурки на ботинках. В этом Тихон весь. Его надо брать за поводок и вести. И-не отпускать.

«Почему не отпускать? На х… он нужен?» — спросила себя Таня и налила кофе.

Вместо одной ложки всыпала две, чтобы взбодриться. Сахару побольше. Отпила глоток и стала прикидывать, что может скрываться за странностями этого дела.

«Пилот» молчит, потому что боится. Это могут быть какие-то грешки, припрятанные в пыльных углах кафе. Игра с наценкой? Пересортица? «Левые» продукты? Это могут быть… Таня почувствовала, как внутри закопошилась увесистая, полноценная идея.

Это могут быть конкуренты. Внутрикорпоративные разборки. Торговые мафиози шерудят друг дружку без посредников. Таня оценивающе прислушалась к своим мыслям, прокрутив их еще разок для демонстрации. Да, похоже на правду.

А потом одним глотком прикончила холодный кофе и вдруг подумала, что не имела бы ничего против, если бы такой мужик, как Тихон Крус, повстречался ей лет пять назад. Ей не пришлось бы сейчас сидеть допоздна в опустевшем здании прокуратуры и травиться кисловатым «Кафе Пеле» и сигаретами на голодный желудок. Она бы сумела взнуздать Тихона так, что он несся бы вперед, взмыленный и счастливый, задрав пышный рыжий хвост, выбивая из-под копыт звонкую монету, — а она сидела бы в бричке, одной рукой сжимая поводья, другой придерживая у груди симпатичного голубоглазого ребеночка…

Резко раздался телефонный звонок. Таня невольно вздрогнула.

— Алло, Татьяна Леонардовна?

— Да, это я.

— Майор Липницкий беспокоит, отдел розыска ГУВД. Хорошо, что я застал вас.

Обычно даже поздней осенью, когда отопление еще не успевают включить, а на улице и в кабинете одинаково холодно и сыро — даже тогда телефон на столе Тани Лопатко не остывает. Звонки, звонки, звонки… А теперь трубка в руке, словно холодный камень.

— Слушаю вас, товарищ майор.

— Мне доставили робот на одного из ваших подозреваемых.

— Это не робот…

— Неважно. Недавно я подобрал пачку фотографий для одного из ваших коллег — Петровского. Там был один тип — некто Есипенко Павел Григорьевич. Кличка — Дрын.

Так вот ваш подозреваемый и этот Дрын — одно и то же лицо!

— Точно? — спросила Таня. Она не очень удивилась. Многие преступления раскрываются вот так — случайно.

• Предыдущая
• 66/108
• Следующая