Арлекин - Гамильтон Лорел Кей - Страница 74

• Предыдущая
• 74/104
• Следующая

— А чего такого? Признаю, конечно.

— Жан-Клод сейчас сцепился в споре с советом на тему о том, будет ли Арлекин в своем праве, если перебьет за это нас всех.

— Если они не присылают черную маску, но убивают, и не при самозащите, то это для них означает смертный приговор.

— Кто это тебе сказал?

Я подумала, сознаваться или нет, но потом пожала плечами и сказала:

— Белль Морт.

— И когда наша красивая смерть с тобой говорила?

— Приходила в видении.

— Когда?

— Когда мы трое умирали. Она мне помогла набрать энергии, которой на троих хватило.

— Зачем ей помогать Жан-Клоду?

Будь тут Жан-Клод, я бы рассказала правду, всю правду, но тут был не он. Реквием же — ну, обычное для него странное поведение. А я не знала, захочет ли Белль, чтобы мусолили и обсуждали ее слова.

— Кто знает, почему Белль делает то или иное?

— Ты лжешь мне. Она сказала тебе причину.

Он знает, что я вру. Этого только не хватало.

— Оборотни мне говорили, что они уже не чуют нюхом, когда я лгу. И даже ритм дыхания не меняется.

— Я не нюхаю запах и не слушаю твое тело, Анита. Я просто чувствую ложь. Почему ты не говоришь мне правду?

— Я расскажу Жан-Клоду, и если он скажет, что можно, тогда расскажу.

— Значит, у тебя от меня есть секреты.

— Знаешь, Реквием, у нас тут черт знает что творится, а ты занят своими ранеными чувствами вместо вопросов жизни и смерти.

Он кивнул:

— Я сегодня будто с содранной шкурой, весь расклеенный. Еще в кабинете Жан-Клода началось.

— Тогда мы были под воздействием, — напомнила я.

— Но я не могу надеть освященный предмет, звезда моя вечерняя, и нет мне убежища от того, что сделал со мной Арлекин.

— Арлекины сейчас на тебя воздействуют?

— Нет, но мне показали некоторую правду обо мне, и не могу притворяться перед собой, будто не знаю того, что узнал.

— Ты говоришь на себя непохоже, Реквием.

— Правда? — спросил он, и снова слишком много эмоций прозвучало в его голосе. Мне хотелось, чтобы вернулся Грэхем или вообще кто-нибудь пришел. Пусть Реквием считает, что не находится под воздействием, но я ручаться готова была, что вампиры Арлекина прямо сейчас буквочки переставляют у него в мозгу.

Он расстегнул плащ и сбросил его на пол. Я видела этот жест в его исполнении на сцене «Запретного плода» в конце стриптиза. Но сейчас он был вполне одет — в элегантные серые брюки и васильковую рубашку, от которое его глаза становились синее любой синевы. Я много видела голубых глаз, но такого цвета ни у кого не бывало. Ошеломительно синий цвет, из-за которого Белль Морт и хотела включить его в свою коллекцию синеглазых любовников. Длинные черные волосы красиво спадали за плечи.

— Я бы не ушел от тебя ни ради каких дел, звезда моя. Если бы ты только любила меня, как я тебя люблю, не было бы у меня ничего более важного в мире.

— Грэхем! — позвала я. Не заорала, но почти.

Испугалась? Да, малость. Может быть, некромантией я бы и могла вышибить арлекинов из Реквиема, но последняя такая попытка мне чуть жизни не стоила. И надо оправиться от одного нападения, прежде чем подставляться под новые раны. Эгоистично, но ничего не поделаешь.

Дверь открылась, но это был не Грэхем. Это был даже не Эдуард. Это был Дольф, лейтенант Рудольф Сторр, глава Региональной Группы Расследования… и параноик насчет всего, что как-то похоже на монстра. Хреново.

Реквием даже не обернулся. Он только сказал:

— Оставь нас.

Но сказал это «голосом», тем нагруженным силой голосом, который бывает у вампиров. Голос, который должен околдовывать и чаровать.

У Дольфа крест на шее вспыхнул, высветив гало вокруг Реквиема. Самого Дольфа я видела за Реквиемом, потому что он на восемь дюймов повыше нашего шестифутового вампира. И выражение его лица мне не понравилось.

— Дольф, это мой друг. Наши противники его зачаровали.

В моем голосе было теперь больше страха, чем тогда, когда я звала Грэхема. А испугало меня лицо Дольфа.

— Не может один вампир зачаровать другого, — сказал Дольф.

По движениям его рук я еще раньше, чем он вышел из-за Реквиема, поняла, что он вытащил пистолет — он встал так, чтобы в случае стрельбы не попасть в меня. Крест на нем светился ровным белым светом, не слишком ярко — все-таки нехороший вампир не находился в одной комнате с нами.

— Эти вампиры могут, клянусь, Дольф. Реквиема контролирует кто-то из плохих парней.

— Вот это со мной и происходит? — спросил Реквием.

Казалось, что он сбит с толку.

— Он вампир, Анита. Он сам из них.

— Тебе мозги промывают, Реквием, — сказала я и протянула ему руку.

— Не трогай его, — предупредил Дольф.

Его пистолет был наведен на цель.

Рука Реквиема сомкнулась на моей, и кожа его была прохладна на ощупь, будто он еще был голоден. Но он уже питался в этот день, я чувствовала его силу.

— Дольф, если ты сейчас его застрелишь вот просто так, это будет убийство. Он ничего дурного не сделал.

Я набрала как воздуху своей собственной силы, силы некроманта и попыталась осторожно «посмотреть» на Реквиема. Если меня снова метафизикой бросит через всю комнату, Дольф может счесть Реквиема в этом виновным — и застрелить его.

— Ты меня учила, что если крест на мне светится, меня кто-то дергает за ниточки.

— Дергают и тебя, и Реквиема. Воздействуют на вас обоих.

— На мне крест, Анита, я сам управляю собственным разумом. Этому тоже ты меня учила. Или ты совершенно разучилась охотиться на монстров с тех пор, как стала с ними трахаться?

Я слишком была испугана, чтобы оскорбиться.

— Дольф, ты послушай себя, сделай милость. Они же тебе мысли внушают.

Я своей силой чуть дотронулась до Реквиема, так осторожно, как никогда раньше — и ощутила силу, знакомую на вкус. Это была Мерсия. Если мы все выживем, я спрошу Эдуарда, как он ее упустил.

Но я будто гналась за призраком — ее сила ушла от меня. Она бросила Реквиема и исчезла. Может быть, не хотела рисковать новым метафизическим нокаутом.

Реквием покачнулся, ухватился за стойку и за мою руку, чтобы не упасть.

— Отойди от нее, ну! — скомандовал Дольф.

— Дольф, плохой вампир исчез, — сказала я.

— Дайте мне минуту, и я сделаю, как вы сказали, офицер, — ответил Реквием. — Простите, мне нехорошо.

Он отвернулся от креста, который все еще горел тускло, но ровно. И не из-за Реквиема.

Из дверей медленно возник Эдуард, за ним высился Олаф.

— Ау, лейтенант, что тут такое?

— Этот вампир пытается мне мозги затрахать.

Дольф говорил низким и ровным голосом, но в нем чувствовалась ниточка злости, как вставленный фитиль. Он стоял в стойке, держа пистолет в двух руках, и тот казался в этих руках очень маленьким.

— Анита? — окликнул меня Эдуард.

— С Реквиемом уже все в порядке. На него воздействовал плохой вампир, но перестал.

— Лейтенант Сторр, у нас нет ордера на ликвидацию этого вампира. Убить его сейчас — идти под суд.

Эдуард говорил идеальным голосом своего парня — будто извиняясь, будто подразумевая: стыд и позор, что нельзя перебить всех вампиров, но, черт побери, уж как есть.

Олаф и Эдуард вошли в палату. Эдуард не полез за оружием — и так здесь слишком много стволов. У меня возникла идея.

— Дольф, эта вампирша и на меня воздействовала, когда на мне был крест. Она усиливает твои чувства. Ты ненавидишь вампиров — она раздувает это чувство. Реквием ревнует к Жан-Клоду — она и эту ревность подкармливает.

— Со мной все в порядке, — сказал Дольф.

— Вы собираетесь застрелить невооруженного, ни в чем не повинного гражданина, — сказал Эдуард в лучшей манере своего парня. — Это хорошо, лейтенант?

Дольф нахмурился, дуло в его руке дрогнуло.

— Это он-то ни в чем не повинный?

— Ну, я бы согласился, — сказал Эдуард, — но по закону он все равно гражданин. Убьете его — будете отвечать по суду. Если уж вы собираетесь рушить карьеру ради убийства одного из них, отчего же тогда не нарушить закон всерьез? Утратить значок, спасая невинных людей от кровососа, готового их сожрать. Вот это будет настоящее. — Южный акцент Эдуарда становился все гуще и гуще, чем глубже он входил в палату. Олафу он махнул оставаться возле двери, а сам подбирался к Дольфу.

• Предыдущая
• 74/104
• Следующая