Доктор Данилов в тюремной больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/49
- Следующая
Краткосрочные свидания с осужденными, отбывающими наказание в исправительной колонии, проходят в длинной комнате, разделенной надвое сплошной, от потолка до пола, решеткой. Она очень частая, с мелкими ячейками, которые исключают возможность обмена предметами, разве что сигарету просунуть удастся. От нее скоро начинает рябить в глазах.
Стены и решетка выкрашены в традиционные зеленые цвета, только стены на пару тонов светлее. На каждой половине — своя металлическая дверь. Двери выкрашены той же краской, что и стены, сливаются с ними, не сразу и различишь.
С обеих сторон к решетке сплошняком приставлены столы, привинченные к полу, которые нельзя сдвинуть. Рядом стоят стулья, которые можно передвигать с места на место. Во время свиданий по одну сторону сидят в ряд заключенные, по другую — приехавшие на свидание родственники. За общением постоянно надзирают сотрудники колонии. Когда в помещении много народу и все говорят, стараясь перекричать друг друга, чтобы слышнее было на противоположной стороне, гвалт стоит ужасный — не каждое слово расслышишь. Сотрудники практически не обращают внимания на то, что говорят осужденные и родственники, больше следят за тем, чтобы ничего не передавалось через решетку. В следственных изоляторах большое внимание уделяется обмену информацией, потому что там содержатся не осужденные, а подследственные, которые при помощи сообщников на свободе могут повлиять на ход разбирательства.
В соседнем помещении, оборудованном двумя сдвинутыми вместе столами и стоящими на них электронными весами, происходит прием передач. Отбывающим наказание в исправительных колониях строгого режима разрешается получать в год четыре посылки или передачи весом до двадцати килограмм. Для находящихся в строгих условиях содержания (в помещениях камерного типа) норма вдвое меньше. Тем, кто отбывает наказание в ШИЗО, посылки выдаются после выхода оттуда.
Сотрудницы, принимающие передачи, традиционно считаются врединами. Здесь действительно можно озлобиться, изо дня в день выслушивая необоснованные укоры, требования, обвинения и даже оскорбления. Приемщицы (их еще называют «дачницы») не устанавливают порядков, всего лишь руководствуются ими в своей работе. Но выслушивать им приходится за всех, кто сверху. Компромиссов обычно не бывает: сказано, что можно и нельзя, значит, так и будет. Сыпучие продукты (например, сахар) должны передаваться в прозрачных пакетах, причем насыпать следует немного, не больше килограмма, чтобы удобно было прощупывать, сигареты — в такой же таре, россыпью, конфеты «раздетыми», освобожденными от фантиков и ссыпанными в прозрачный пакет… Крупы и прочие продукты, подлежащие тепловой обработке, «дачницы» не принимают, потому что осужденным запрещено готовить себе еду. Можно только залить кипятком «бомжпакет» — упаковку с едой быстрого приготовления.
Обычно передают сало, копченую или полукопченую колбасу, сыр, долго хранящуюся рыбу холодного копчения, супы и каши быстрого приготовления, бульонные кубики, растительное и сливочное масло, сахар, сгущенку, конфеты, шоколад, чай, кофе, какао, лук, чеснок, орехи, сухофрукты, хлеб, сухари, пряники, печенье, мед (принимают только прозрачный, не засахарившийся). Консервы в жестяной таре передавать нельзя, сгущенку надо переливать в прозрачную пластиковую бутылку. А то мало ли что закатают в банку…
День обещал быть спокойным, безавральным, поэтому майор Бакланова затянула пятиминутку.
— У меня интересная новость! — объявила она и сразу же начала читать из ведомственной многотиражки «Преступление и наказание»:
— «В ближайшие годы в России будет введено наказание в виде ограничения свободы с использованием так называемых электронных браслетов, которые будут применяться прежде всего в отношении тех осужденных, у кого, по итогам тестирования, окажется высокой вероятность повторного совершения преступлений. По предварительным подсчетам, электронные браслеты будут использоваться в отношении примерно одной трети осужденных к ограничению свободы…».
— Что за браслеты? — никто, кроме фельдшера Бяковского, не стал бы перебивать начальство.
Бакланова, не прерывая чтения, неодобрительно покосилась на него.
— «Браслеты будут трех видов — со стационарным модулем, который позволяет контролировать время пребывания осужденного у себя дома, с переносным модулем, который посредством GSM-передатчика позволяет контролировать перемещение осужденного по какой-либо территории, а также электронные браслеты, позволяющие осуществлять контроль через спутник». Вот такая новость, коллеги.
— Дурацкая идея! — высказался Бяковский.
— Почему? — строго спросила Бакланова. — Идея была одобрена на самом верху, и потому относиться к ней следовало уважительно.
— Да они эти браслеты будут оставлять дома, в шкафу!
— Наверное, те, кому следует, подумали о том, чтобы браслет просто так нельзя было снять с ноги, — снисходительно пояснила Бакланова.
— С ноги?
— С ноги, Александр Сергеевич! Фильмы смотреть надо!
— Какие?
— Современные!
— Все придумывают и придумывают, — проворчал Бяковский, — сидит там какой-нибудь Мухуил Пидоров и придумывает… Что бы умное придумали…
— Прекратить демагогию! — потребовала Бакланова, хлопнув ладонью по столу. — Все свободны! Владимир Александрович, задержитесь, пожалуйста.
Это уже стало традицией — остаться после пятиминутки, чтобы получить новую порцию сокровенного знания, узнать нечто такое, о чем не написано в учебниках и приказах.
— Новшеств у нас много, — начала Бакланова, — будет еще больше. Скоро всю тюремную медицину передадут в прямое подчинение медицинского управления ФСИН. Наверху приняли десятилетнюю программу развития, которая предусматривает тотальную реформу медицинской системы. То-таль-ну-ю! Я понимаю, кому это выгодно…
Бакланова многозначительно поиграла бровями и замолчала. Не спросить: «Кому это выгодно?» — было бы просто невежливо.
— И кому же, Лариса Алексеевна?
— Им! — Бакланова ткнула пальцем в потолок. — Представляете, какие там открываются возможности?
— Нет, — искренне ответил Данилов. — По сути, разве все не остается тем же, что и было? Меняется только начальник.
— Остается, но тюремная медицина станет централизованной структурой! — в голосе начальницы послышался укор, как можно не понимать элементарных вещей? — Все управление сосредотачивается в Москве, в одних руках, это ж какие возможности, понимать надо! А вот нам придется туго…
Данилов не видел разницы в том, кому подчиняться, главное, чтобы зарплату вовремя платили. Но, как оказалось, говоря «нам», товарищ майор имела в виду себя и прочих заместителей начальников колоний по лечебно-профилактической работе.
— Нас, заместителей, ликвидируют, всей медициной в учреждениях станут руководить начальники медчастей…
Данилов подумал, что это логично. Зачем по большому счету нужен заместитель по лечебно-профилактической работе? Какой смысл дублировать руководство? Начальник медицинской части прекрасно справится. Сама Бакланова совмещает обе должности и не сильно перетруждается. Два раза в день чай в кабинете пьет, для разговоров и поучений всегда найдет полчасика и до ночи никогда на работе не засиживается, уезжает вовремя. Хотя, конечно, ее понять можно: обидно делать ту же самую работу за меньшие деньги.
— …Но это еще не так уж плохо, — в голосе Баклановой зазвучали минорные нотки. — Сперва грозились вообще передать нас Минздраву, сняв погоны со всех разом. Стали бы мы вроде школ, которые расположены в колониях, учат осужденных, но в систему не входят. Но разве Минздраву нужна лишняя головная боль, да еще такая, как мы?
— С другой стороны, это дополнительные, как вы выражаетесь, возможности, — усмехнулся Данилов.
— Ой, не смешите меня! — Бакланова только улыбнулась. — Для них наши возможности — мелочовка. А вот головной боли много. Я бы хотела знать, как эти реформаторы представляют себе тюремную больницу в подчинении Минздрава? Если как охраняемую лишь по периметру, без оперативно-режимных служб, это будет бордель!
- Предыдущая
- 28/49
- Следующая
