Плачу любые деньги - Обухова Оксана Николаевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/41
- Следующая
Саша «сморчка» пригрел. Подружился с Яковом Альбертовичем и не дал братве разделать хитрого дельца на денежно-валютные составляющие.
Позже, уже на воле, дружба предсказуемо окрепла на почве не совсем законных раритетных махинаций дяди Якова. Миронов крышевал антикварный бизнес дяди, помогал решать проблемы с чрезмерно надоедливыми, охочими до взяток чинушами, разруливал иные неприятности.
Два года назад у дяди обнаружили рак легкого. Не желая оставлять коллекцию ненавистному отечеству, мешавшему вольно скупать все подряд, отправившему на нары, где Яков туберкулез заработал, Альбертович отписал все Саше.
– А почему, если уж так родину ненавидел, Яков Альбертович за кордон не перебрался? – резонно поинтересовалась Дуся.
– А кто он там? – усмехнулся Саша. – Никто и звать никак, своих девать некуда. Все подвязки у Яши в России, без дела человек жить не мог, крутился понемножку…
«Понемножку», – разглядывая деревянную обшивку стен, строгую потолочную лепнину, саркастически подумала Дуся.
И кое-что об Александре Сергеевиче поняла: один из залов дома, судя по хьюмидору и пепельницам, – курительная комната, невероятно напоминал отделку ресторанного офиса Мирона (там все, правда, шибко отдавало Голливудом, с перебором Саша расстарался). Дусе показалось, что в этом проглянуло подражательство и некоторая зависть; с дома своей мечты Миронов без стеснения слизал интерьер кабинета и накупил для пущей важности новоделов – стенки украсить.
А здесь подделок нет, пожалуй.
– Здесь все сплошь богатство нации, – оценила сыщица.
– Которое чинуши наполовину разворовали бы, – воткнул Сергеевич. – Это все, Евдокия, охранять, сохранить – взвод охраны нужен. Яков знал, кому оставить.
С потолочной лепнины Дуся перебросила взгляд на миниатюрные, едва заметные камеры наблюдения под потолком над входом. Еще пару камер заметила над пролетом лестницы, ведущей на верхние этажи дома.
Солидно. Серьезно. И очень обременительно.
Пожалуй, от этих соображений Яков Альбертович прежде всего и отталкивался. Симпатии при подобном собрании антикварных редкостей вторичны и не совсем существенны. Саша вряд ли займется расчленением и распродажей привередливо собранной коллекции, оставит все нетронутым и сбережет.
– Вы здесь оставили все, как было при Якове Альбертовиче? – не сумев скрыть уважение к бережливости авторитета, поинтересовалась Евдокия.
– Почти. Фарфоровые статуэтки пришлось припрятать под стекло. Кот, зараза, уже две кокнул. Реставрируем.
Котам в музее делать нечего, мысленно сопереживая богатству нации, посетовала Дуся. Как-никак в России раритеты остались, а кота за причинение ущерба за уши потрепать.
Как по заказу, тощий – по требованию породы – ориентальный кот возник в устрашающей близи от бело-голубой китайской вазы. Изгибая спинку цвета сильно закопченной скумбрии, котяра обогнул тяжелую медную подставку, потерся усами о выгнутые ножки…
– А ну… – тихо, но гневно зашипел Александр Сергеевич, – пошел отсюда!
Кот – ноль внимания. Видно, не знал об авторитетности хозяина подставки и вазы, даже полосатым ухом не повел. Презрительно задрал хвост и независимо побрел в глубь дома.
– На гобеленах, сволочь, начал висеть… – хмуро глядя на независимый кошачий зад, пожаловался Александр Сергеевич. – Как только теща забудет когти постричь, все – висит, гаденыш!
Кот, как догадалась Евдокия, принадлежал Инессе Сигизмундовне и мира в дом не добавлял.
В связи с догадкой еще немного удивилась. По ее понятию, в манере Саши-Мирона было бы поддать начищенным ботинком под самодовольный кошачий зад, но с ним происходили странные метаморфозы. Как несколько часов назад Александр Сергеевич оставил за дверью ресторана политес и обращение на вы, так и теперь, попав под крышу дома, внезапно и довольно видимо очеловечился. Оставил у крыльца пугающую Дусю внутреннюю сосредоточенность, расслабился, раскрепостился, вон – в коте врага увидел… Даже жалуется на зверюгу…
– Где Вера? – воткнулся в Дусины размышления хозяйский голос Саши. – Вещи Евдокии уже доставили? Комнату приготовили?
Чинный господин, приданный входной двери и десять минут назад представленный гостье как «мажордом Лев Игнатьевич», величаво пробасил ответы в обратном порядке:
– Комната готова. Багаж доставлен наверх. Вера сейчас будет.
– Вера покажет тебе комнату, – обращаясь к Дусе, произнес Миронов, – ты там оглядись, если что не так, звони мне на мобилу, я буду в…
Где собрался обретаться новоиспеченный хозяин дома-музея, Евдокия так и не узнала.
Появилась Вера. Невысокая крепенькая девица в белом переднике и с кружевной наколкой на волосах цвета выгоревшей соломы. Неопределенно-серые глаза горничной испуганно посверкивали, аккуратный веснушчатый носик немного покраснел…
– Что случилось? – сразу почуял неладное хозяин.
Вера неловко скособочила плечо, устроила на лице выражение «как бы вам сказать, Александр Сергеевич»…
– Что?!
Серые Верины глаза метнулись под потолок. Отлично знакомый с расположением верхних покоев, Миронов верно угадал направление…
– Анна? Что с ней?
– Плачет, – кратко отчиталась горничная, и Миронов с распахнутыми, словно крылья, полами темного костюма полетел по лестнице, прыгая через несколько ступеней.
Вера заспешила следом. Евдокия не отстала.
На стене вдоль лестницы висели старинные полотна. Дуся мельком ознакомилась с жанровой фламандской живописью. Немного обалдела: «Если ТАКОЕ вдоль лестницы висит, что ж экспонируется в парадных залах?!»
Подвалило Саше, ничего не скажешь… Галерейщики, поди, все локти искусали.
Компания из хозяина, горничной и гостьи резво проскочила по анфиладе второго этажа (Землероева на ходу полюбовалась видом на английские лужайки, сумасшедше красивым балкончиком с ажурными коваными перилами). Миронов распахнул большую дверь в спальню дочери.
– Анна? – сказал почти спокойно. – Что-то случилось? Тебя обидели?
Стройная, акварельно-нежная, юная блондинка с худенькими вздернутыми плечами сидела на большой (скорее всего, музейной и великовозрастной) кровати и крепко обнимала большого игрушечного мишку с мокрым от слез плюшевым ухом. Ухо, по всей видимости, использовалось в качестве платка.
– Папа, отстань!
– Я тебя еще раз спрашиваю, – посуровел Мирон. – Тебя обидели?
– Господи! – отшвыривая медведя, распрямилась девушка. – Да кто меня обидит?!
«Двух дней не проживет», – внесла ремарку Дуся.
Из-за плеча Александра Сергеевича работяга-сыщица во все глаза рассматривала «девичью светелку», способную породить самую черную зависть у самой лучшей подружки.
Отпад. Неизвестно для кого холостой и бездетный дядя Яша готовил это помещение, на ум приходило только одно – денег некуда девать, и на досуге Яков предавался дизайнерскому творчеству. Привередливо выбирал шелковые полосатые обои, развешивал по стенам картины с букетами цветов (кажись, тоже фламандских кистей будут), расставлял изящную светлую мебель времен королевы Анны. Обои подобрал в тон обивке стульев и канапе на гнутых ножках. Шторы на окнах – упасть и умереть!
На капризный будуарный столик инородной летающей тарелкой приземлился раскрытый ноутбук.
– С подругой поругалась, двойку получила – доволен?! – разошлась тем временем зареванная обитательница антикварных покоев.
Вполне очеловеченный Александр Сергеевич (вероятно, не сильно преуспевший на ниве культурного общения с молодежью) обескураженно смотрел на дочь:
– Какая двойка, ты ж уже не учишься…
– Папа! Я могу побыть одна?! ПОЖАЛУЙСТА.
Миронов пожевал губами и, не собираясь оставлять последнее слово за дочерью, сказал:
– Ужин в семь. Не опаздывай.
– Я не хочу!
– Придешь, послушаешь, что я хочу сказать, потом реви сколько влезет.
Миронов резко захлопнул дверь. Дуся и Вера едва успели отскочить к подоконнику.
– Дети, – глубокомысленно, под нос, пробормотал папаша. Невидяще посмотрел на гостью и прислугу: – Чего я там?.. Ах да. Вера, где Алевтина?
- Предыдущая
- 7/41
- Следующая