Дорога в рай (Рассказы) - Даль Роальд - Страница 47

• Предыдущая
• 47/190
• Следующая

    – Готов.

    – А вы? - этот вопрос был обращен к человечку.

    – Вполне готов, - сказал он и занес нож над пальцем юноши, чтобы в любую минуту опустить его.

    Юноша следил за ним, но ни разу не вздрогнул, и ни один мускул не шевельнулся на его лице. Он лишь нахмурился.

    – Отлично, - сказал я. - Начинайте.

    – Не могли бы вы считать, сколько раз я зажгу зажигалку? - попросил меня юноша.

    – Хорошо, - ответил я. - Это я беру на себя.

    Большим пальцем он поднял колпачок зажигалки и им же резко повернул колесико. Кремень дал искру, и фитилек загорелся маленьким желтым пламенем.

    – Раз! - громко произнес я.

    Он не стал задувать пламя, а опустил колпачок и выждал секунд, наверное, пять, прежде чем поднять его снова.

    Он очень сильно повернул колесико, и фитилек снова загорелся маленьким пламенем.

    – Два!

    Все молча наблюдали за происходящим. Юноша не спускал глаз с зажигалки. Человечек стоял с занесенным ножом и тоже смотрел на зажигалку.

    – Три!.. Четыре!.. Пять!.. Шесть!.. Семь!..

    Это наверняка была одна из тех зажигалок, которые исправно работают. Кремень давал большую искру, да и фитилек был нужной длины. Я следил за тем, как большой палец опускает колпачок. Затем пауза. Потом большой палец снова поднимает колпачок. Всю работу делал только большой палец. Я затаил дыхание, готовясь произнести цифру "восемь". Большой палец повернул колесико. Кремень дал искру. Появилось маленькое пламя.

    – Восемь! - воскликнул я, и в ту же секунду раскрылась дверь.

    Мы все обернулись и увидели в дверях женщину, маленькую черноволосую женщину, довольно пожилую; постояв пару секунд, она бросилась к маленькому человечку, крича:

    – Карлос! Карлос!

    Она схватила его за руку, вырвала у него нож, бросила на кровать, потом ухватилась за лацканы белого пиджака и принялась изо всех сил трясти, громко при этом выкрикивая какие-то слова на языке, похожем на испанский. Она трясла его так сильно, что он сделался похожим на мелькающую спицу быстро вращающегося колеса.

    Потом она немного угомонилась, и человечек опять стал самим собой. Она потащила его через всю комнату и швырнула на кровать. Он сел на край кровати и принялся мигать и вертеть головой, точно проверяя, на месте ли она.

    – Простите меня, - сказала женщина. - Мне так жаль, что это все-таки случилось.

    По-английски она говорила почти безупречно.

    – Это просто ужасно, - продолжала она. - Но я и сама во всем виновата. Стоит мне оставить его на десять минут, чтобы вымыть голову, как он опять за свое.

    Она, казалось, была очень огорчена и глубоко сожалела о том, что произошло.

    Юноша тем временем отвязывал свою руку от стола. Мы с девушкой молчали.

    – Он просто опасен, - сказала женщина. - Там, где мы живем, он уже отнял сорок семь пальцев у разных людей и проиграл одиннадцать машин. Ему в конце концов пригрозили, что отправят его куда-нибудь. Поэтому я и привезла его сюда.

    – Мы лишь немного поспорили, - пробормотал человечек с кровати.

    – Он, наверное, поставил машину? - спросила женщина.

    – Да, - ответил юноша. - "Кадиллак".

    – У него нет машины. Это мой автомобиль. А это уже совсем никуда не годится, - сказала она. - Он заключает пари, а поставить ему нечего. Мне стыдно за него и жаль, что это случилось.

    Вероятно, она была очень доброй женщиной.

    – Что ж, - сказал я, - тогда возьмите ключ от вашей машины.

    Я положил его на стол.

    – Мы лишь немного поспорили, - бормотал человечек.

    – Ему не на что спорить, - сказала женщина. - У него вообще ничего нет. Ничего. По правде, когда-то, давно, я сама у него все выиграла. У меня ушло на это какое-то время, много времени, и мне пришлось изрядно потрудиться, но в конце концов я выиграла все.

    Она взглянула на юношу и улыбнулась, и улыбка вышла печальной. Потом подошла к столу и протянула руку, чтобы взять ключи.

    У меня до сих пор стоит перед глазами эта рука - на ней было всего два пальца, один из них большой.

Солдат

    Ночь была такая темная, что ему не составило труда представить себе, что значит быть слепым; царил полный мрак, даже очертания деревьев не просматривались на фоне неба.

    Со стороны изгороди, из темноты до него донеслось легкое шуршание, где-то в поле захрапела лошадь и негромко ударила копытом, переступив ногами; и еще он услышал, как в небе, высоко над его головой, пролетела птица.

    – Джок, - громко сказал он, - пора домой.

    И, повернувшись, начал подниматься по дорожке. Собака потянула его за собой, указывая путь в темноте.

    Уже, наверное, полночь, подумал он. А это значит, что скоро наступит завтра. Завтра хуже, чем сегодня. Хуже, чем завтрашний день, вообще ничего нет, потому что он превратится в день сегодняшний, а сегодня - это сейчас.

    Сегодня был не очень-то хороший день, да тут еще этот осколок.

    Ну ладно, хватит, сказал он самому себе. Сколько можно думать об этом? Надо ли возвращаться к этому снова и снова? Подумай для разнообразия о чем-нибудь другом. Выбросишь из головы мрачную мысль, на ее место тотчас приходит другая. Возвратись лучше мысленно в прошлое. Вспомни о далеком беззаботном времени. Летние дни на берегу моря, мокрый песок, красные ведерки, сети для ловли креветок, скользкие камни, покрытые морскими водорослями, маленькие чистые заводи, морская ветреница, улитки, мидии; или вот еще - серая полупрозрачная креветка, застывшая в зеленой воде.

    Но как же все-таки он не почувствовал, что осколок врезался ему в ступню?

    Впрочем, это не важно. Помнишь, как ты собирал каури ³⁴во время прилива, а потом нес их домой, притом каждая казалась драгоценным камнем - такими совершенными они были на ощупь, будто кто-то их выточил; а маленькие оранжевые гребешки, жемчужные устричные раковины, крошечные осколки изумрудного стекла, живой рак-отшельник, съедобный моллюск, спинной хребет ската; однажды - никогда этого не забыть - ему попалась отполированная морскими волнами, иссохшая человеческая челюсть с зубами, казавшимися такими прекрасными среди раковин и гальки. Мама, мама, посмотри, что я нашел! Смотри, мама, смотри!

    Однако вернемся к осколку. Она была явно недовольна.

    – Что это значит - не заметил? - с презрением спросила она тогда.

    – Да, не заметил, и все.

    – Не хочешь ли ты сказать, что, если я воткну тебе в ногу булавку, ты и этого не почувствуешь?

    – Этого я не говорил.

    И тут она неожиданно воткнула в его лодыжку булавку, с помощью которой вынимала осколок, а он в это время смотрел в другую сторону и ничего не чувствовал, пока она не закричала в ужасе. Опустив глаза, он увидел, что булавка наполовину вошла в щиколотку.

    – Вынь ее, - сказал он. - Как бы не началось заражение крови.

    – Неужели ты ничего не чувствуешь?

    – Да вынь же ее!

    – Неужели не больно?

    – Больно ужасно. Вынь ее.

    – С тобой что-то происходит!

    – Я же сказал - больно ужасно. Ты что, не слышишь?

    Зачем они вели себя так со мной?

    Когда я был возле моря, мне дали деревянную лопатку, чтобы я копался в прибрежном песке. Я вырывал ямки размером с чашку, и их заливало водой, а потом и море не смогло добраться до них.

    Год назад врач сказал мне:

    – Закройте глаза. А теперь скажите, я двигаю вашим большим пальцем ноги вверх или вниз?

    – Вверх, - отвечал я.

    – А теперь?

    – Вниз. Нет, вверх. Пожалуй, вверх.

    Странно, с чего это нейрохирургу вздумалось вдруг забавляться с пальцами чужих ног.

    – Я правильно ответил, доктор?

    – Вы очень хорошо справились.

    Но это было год назад. Год назад он чувствовал себя довольно хорошо. Того, что происходит с ним сейчас, прежде никогда не было. Да взять хотя бы кран в ванной.

• Предыдущая
• 47/190
• Следующая