Мистер Фо - Кутзее Джон Максвелл - Страница 9

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая

15 апреля

Мы поселились в доме на Клок-лейн, неподалеку от Лонг-акр. Имейте в виду, что меня знают здесь под именем миссис Крузо. Моя комната на втором этаже. Пятница ночует в подвале, туда же я ношу ему еду. Конечно, я не могла бросить его на острове. И все же большой город - место для него неподходящее. Когда в прошлую субботу я вела его по улицам, мне было больно видеть его смятение и горе.

За жилье с нас берут пять шиллингов в неделю. Я буду благодарна за любую помощь, какую вы сможете мне оказать.

Я записала историю нашего пребывания на острове со всем старанием и вкладываю ее в конверт. Это печальное и сбивчивое повествование (речь идет, разумеется, о моем стиле); «на следующий день», «на следующий день» - эти слова то и дело повторяются, точно припев, но вы знаете, как привести все это в порядок.

Вы спросите, почему я выбрала вас, хотя еще неделю назад я не знала даже вашего имени. Признаюсь, что, когда я увидела вас впервые, я приняла вас то ли за адвоката, то ли за биржевика. Однако кто-то из слуг, с кем я работаю, сказал мне, что вы, мистер Фо, известный писатель, которому довелось выслушать немало исповедей, и что у вас репутация скрытного человека. Вы помните, шел дождь, вы приостановились на ступеньках, чтобы застегнуть плащ, и я в тот же момент тоже вышла на улицу и прикрыла за собой дверь.

- Сэр, простите меня за дерзость, - сказала я (это точные мои слова, и им, конечно, не откажешь в дерзости). Вы оглядели меня с головы до ног и ничего не ответили, и я про себя подумала: что же это за искусство такое - выслушивать исповеди? Столь же искусен тогда и паук, умеющий наблюдать и ждать. - Если бы вы могли уделить мне минуту своего времени, сэр; я ищу себе новое место.

- Мы все ищем новое место, - ответили вы.

- Я должна содержать человека, негра, которому никогда не найти места, потому что ему отрезали язык, - сказала я. - Я надеюсь, что вы могли бы найти для меня и для него место в своем доме. - К этому моменту мои волосы вымокли, потому что я даже не накинула на голову капюшон. Капли дождя стекали с полей вашей шляпы. - Я здесь служу, но привыкла к более пристойному существованию, - продолжала я. - Вам не доводилось еще услышать историю, подобную моей. Я только что вернулась из далеких краев. Я жила на необитаемом острове. Там со мной находился еще один человек. - Я улыбнулась - не вам, но тому, что собиралась дальше сказать. - Я рука судьбы, мистер Фо. Я - тот счастливый случай, которого мы все ждем.

Было ли это наглостью - сказать такое? Было ли наглостью улыбнуться? Но, быть может, именно моя наглость пробудила ваше любопытство?

20 апреля

Спасибо за присланные вами три гинеи. Я купила Пятнице кучерскую шерстяную курткуи шерстяные чулки. Если у вас найдется ненужное вам нижнее белье, я буду очень признательна. Он безропотно носит эту одежду, хотя пока отказывается от обуви.

Не могли бы вы поселить нас у себя в доме? Почему вы держите меня на расстоянии? Не могли бы вы принять меня в качестве вашей личной служанки, а Пятницу - в качестве садовника?

Я поднимаюсь по ступенькам (дом высокий, очень высокий и открытый всем ветрам, со множеством лестничных пролетов) и стучу в дверь. Вы сидите за столом спиной ко мне, на коленях у вас плед, на ногах теплые домашние туфли, вы смотрите вдаль, на поля, размышляете, дотрагиваетесь пером до подбородка, ожидая, когда я поставлю поднос и уйду. На подносе стакан горячей воды, в который я выжала лимон, и два ломтика поджаренного хлеба с маслом. Вы называете это первым завтраком.

Комната почти без мебели. По правде говоря, это не комната, а часть мансарды, где вы прячетесь в поисках тишины. Стол и стулстоят у окна на возвышении из досок. От двери мансарды до этого возвышения проложены доски, узенькая тропка, ведущая к вашему столу. По потолочным доскам ступать опасно; над головой стропила и серая черепица. На полу толстый слой пыли, когда порывы ветра задувают под стрехи, пыль начинает клубиться, а углы дома тихо постанывают. Еще там есть мыши. Уходя вниз, вы должны сначала запереть куда-нибудь свои бумаги, чтобы их не сожрали мыши. По утрам вам приходится смахивать со стола мышиные следы.

На оконном стекле - царапина. Когда вы поднимаете голову, царапина движется над коровами, жующими траву на пастбище, над пашней вдали, над тополями, что виднеются на горизонте.

Я представляю вас рулевым громадного корабля-дома, ведущего его днем и ночью, вглядываясь вдаль, чтобы вовремя увидеть признаки надвигающейся бури.

Бумаги ваши хранятся в сундуке, что стоит возле стола. История Крузо ляжет туда страница за страницей, по мере того, как вы ее сочините, и присоединится к куче других бумаг: перепись лондонских нищих, данные о смертности со времен великой чумы, отчеты о поездках в пограничную с Шотландией область, отчеты о странных явлениях, записки о торговле шерстью, воспоминания о жизни и взглядах Дикори Кронке (не знаю, кто это такой); книги о путешествиях в Новый Свет, воспоминания о пребывании в плену у мавров, хроника военных действий в Нидерландах, признания знаменитых преступников и множество рассказов о жертвах кораблекрушений, по большей части, думаю, лживых.

Когда я была на острове, я мечтала только о том, чтобы оказаться в другом месте, или, как я тогда говорила, о спасении. Но теперь во мнеживет страстное желание, существование которого я не могла даже предположить. Я закрываю глаза, и моя душа устремляется вдаль, летит над домами и улицами, лесами и пастбищами к нашему старому дому - дому, в котором жили мы с Крузо. Вам не понять этого желания после всего того, что я рассказывала о тяготах нашей жизни на острове. Наверное, мне следовало больше написать о том удовольствии, которое я получала от прогулок босиком по прохладному песку нашего «поместья», о птицах, маленьких птицах бесчисленных пород, названий которых я не знала и никогда не узнаю и которых я, за неимением иного названия, окрестила воробьями. Кто, кроме Крузо, которого больше нет, мог бы правдиво рассказать его историю? Мне следовало бы меньше говорить о нем и больше - о себе. Во-первых, как случилось, что пропала моя дочь и как я в поисках ее очутилась в Баия? Как я уцелела среди чужих людей, среди которых прожила два долгих года? Жила ли я только в меблированных комнатах, как я написала? Является ли Баия островом в океане бразильских лесов, а моя комнатка - крохотным островом в Баия? Кто был тот капитан, которому выпала судьба вечно плавать в южных морях, скованных льдом? Я не привезла с собой ни перышка, ни горстки песка с острова Крузо. Только мои сандалии. Когда я размышляю о том, что со мной произошло, мне начинает казаться, что я существую лишь как некий призрак, который попал на остров, все видел своими глазами, стремился вырваться оттуда: некое бестелесное существо, дух рядом с полнокровной фигурой Крузо. Или это судьба всех рассказчиков? Но я ведь была таким же обычным человеком, как и Крузо. Я ела и пила, спала и бодрствовала, к чему-то стремилась. Остров принадлежал Крузо (хотя по какому такому праву? по островному закону? существует ли такой?), но и я тоже жила на этом острове, не перелетная птица, не баклан и не альбатрос, которые кружат над островом и, взмахнув крыльями, взмывают над океанским простором. Верните мне мою потерянную сущность, мистер Фо, умоляю вас. Потому что мой рассказ, оставаясь чистой правдой, не передает сущности этой правды (я отдаю себе полный отчет в этом, к чему притворяться, будто это не так). Чтобы передать правду во всей ее полноте, нужен удобный стул, покой и отрешение от всяческой суеты, и еще окно, в которое можно смотреть, и, конечно же, умение видеть морские волны, когда перед глазами поля, ощущать тепло тропического солнца, когда крутом холод, и чтобы на кончике пера роились слова, которыми можно запечатлеть видение, пока оно не померкло. Ничего этого у меня нет, все это есть у вас.

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая