Наемники - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая
К ним шел рослый, совершенно обнаженный человек с густой копной ни разу в жизни не стриженных волос. Налитое, тугое тело лоснилось от пота, мышцы играли, он был удивительно правильно сложен.
— Как Аполлон, — заметил Шмидт.
— Такой же красивый и такой же счастливый, — с иронией добавил Войтович.
Шмидт ухмыльнулся:
— А разве в нашем мире безумие не счастье? Я знаю немало людей, которые охотно поменялись бы с ним местами в жизни! Жить сегодняшним днем, не имея прошлого, не задумываясь о будущем! Не нуждаться ни в жилье, ни в одежде, ни в ком и ни в чем… Разве не стоит этому завидовать?
— Но вы забыли о необходимости питаться, герр Шмидт, — вежливо вставил фразу Петр.
Шмидт взглянул на него все с той же усмешкой:
— Вы уже много лет в Африке, мистер Николаев. И разве вы не знаете, как туземцы относятся к своим сумасшедшим? Они считают, что сумасшедший общается с богами, с духами, а разве кто-нибудь в Африке посмеет обидеть такого? Сумасшедший… Их называют здесь «крис»…
— От испорченного английского «крези» — сумасшедший, — профессорским тоном пояснил Войтович этимологию слова.
— Или «Крист», Христос, — не согласился с ним немец. Сумасшедший был уже совсем рядом — этот голый человек на голой земле. Он шел, ничего не видя, и на лице его светилась блаженная улыбка. Все, что было на нем, это длинный тонкий кинжал в ножнах, желтых, чешуйчатых, из змеиной кожи. Ножны висели на кожаной петле, обхватывающей левое предплечье сумасшедшего гиганта, и раскачивались в такт его широким шагам.
— Крис! Крис! — раздался от входа в отель предостерегающий крик швейцара. Он поспешно юркнул в холл и через минуту появился оттуда в сопровождении трех дюжих парней-носильщиков в синей униформе.
Парни стали осторожно приближаться к сумасшедшему, подбадриваемые швейцаром, который, однако, сам предпочитал держаться за их спинами.
— А вы говорите: кто посмеет такого обидеть, — обернулся Петр к немцу, который, хмурясь, наблюдал за попытками носильщиков преградить сумасшедшему путь к отелю.
— Бедняга просто голоден, — тихо, словно про себя, заметил Анджей.
Сумасшедший, не доходя шагов пяти до синих фигур, стоящих у него на пути, остановился. На лице его вдруг отразилось что-то похожее на отчаяние. Он жалобно застонал, словно упрашивая пропустить его.
— Цум тойфель! — выругался по-немецки Шмидт. — Эти парни сами недалеко ушли от несчастного. Друг, эй! Друг! — И он решительно шагнул к сумасшедшему. — Иди сюда. Дай мне руку… И пусть летит все в ад кромешный, ко всем чертям собачьим!
Сумасшедший, казалось, понял его. Он повернулся и пошел навстречу Шмидту. Лицо больного было искажено отчаянием, он словно пытался спастись от чего-то, что преследовало его и чего он не понимал.
— Ну, — тихо сказал немец и коснулся его плеча, как касаются тела обиженного кем-то животного, когда хотят его приласкать.
— А-а-а-а! — вырвался полный страха и отчаяния нечеловеческий крик из широкой груди сумасшедшего.
И в то же мгновение он вырвал из змеиных ножен тонкое и длинное лезвие, отпрыгнул в сторону и, выставив его впереди себя на вытянутой руке, кинулся прямо на Шмидта.
Все произошло так быстро, что Петр опомнился, лишь когда увидел, как сумасшедший вырвал потемневшее лезвие из груди неподвижно стоящего, еще не понимающего, что произошло, Шмидта, прыгнул с асфальтового пятачка на лужайку, которую выкашивали арестанты, и большими прыжками, завывая и размахивая кинжалом, понесся вниз с холма.
Белые фигурки заключенных шарахались с его пути, и он несся куда-то как безумный бог тропических лесов Африки.
Выражение недоумения на лице Шмидта сменилось вдруг растерянной улыбкой.
— Кажется… этот парень… убил меня, — удивленно сказал он и, держась рукой за грудь, там, где сердце, стал медленно опускаться на серый асфальт, на который уже упали первые капли его крови.
— Крис! — с ужасом выкрикнул швейцар, пятясь назад. — Крис убил маста…
Петр и Анджей одновременно кинулись к Шмидту и подхватили его как раз в тот момент, когда ноги немца вдруг сломались в коленях и он рухнул, заваливаясь на бок.
Они осторожно опустили его на асфальт и опустились на колени рядом. Он был уже мертв. Лицо его, при жизни бывшее жестоким, угрюмым, теперь казалось спокойным и умиротворенным, даже безмятежным.
К ним спешили люди — белые и черные. Кто-то кричал на местном языке, кто-то на английском требовал организовать погоню…
— Разойдитесь… ему нужен воздух! — услышал над собою Петр ровный голос Мартина Френдли.
Небольшая толпа окружила их плотным кольцом. Вот Стив Стоун — лицо напряжено и бледно. У его помощника Лакса в глазах застыл ужас, на лбу крупные капли пота, пальцы лихорадочно теребят воротник клетчатой рубахи. У щеголеватого Альберто Монтини в руках фотокамера… Щелк, щелк, щелк… Рядом с ним с лицом, вдруг ставшим серым, Мозес Аарон, француз Серж Богар, Дании Смит из Рейтера…
— Боюсь, что ему теперь уже ничего не поможет, — философски пробормотал в свои бальзаковские усы Серж Богар. — Парень мертв.
Монтини сделал еще снимок и, опустив камеру, поднял глаза к небу. Губы его зашевелились в беззвучной молитве.
Богар с неприязнью взглянул на него, поморщился и отвернулся.
— Мертв! — подтвердил Войтович, отчаявшийся нащупать пульс и осторожно опустивший руку убитого.
Френдли поднес ко рту свою короткую трубку, глубоко затянулся и невозмутимо выпустил облако дыма:
— Он искал этого.
— Перестаньте! — возмутился, прерывая молитву, Монтини, и было непонятно, что его возмутило — то ли слова Френдли, то ли это дымное облако.
Американец иронически глянул на него.
— Если издатели пригрозили тебя выкинуть, это еще не значит, что ты должен искать смерти, — уже спокойнее добавил Монтини. — Никто не имеет права диктовать свою волю всевышнему.
— Но зато его семья получит хорошую страховку, — ни к кому не обращаясь, заметил Дании Смит.
Все промолчали — тут возразить было нечего.
Петр слушал все это как во сне. Ему казалось, что он наблюдает происходящее со стороны. Бездарный, нелепый случай, до отчаяния глупая смерть… И эти разговоры… Ужас первых мгновений прошел, и ему на смену явился профессиональный цинизм… Действительно, мало ли смертей видели собравшиеся здесь со всего света эти прожженные профессионалы!
— Позвольте, джентльмены! Позвольте!
Районный комиссар Мбойя пробирался сквозь плотную толпу: служащие отеля, казалось, все до одного собрались посмотреть на убитого.
Комиссар наконец протиснулся к убитому, несколько мгновений смотрел на него:
— Какое несчастье… какое несчастье… И в такой день! — Он расстроенно покачал головой. — Позавчера — майор Даджума, сегодня — мистер Шмидт. Его величество Макензуа Второй будет недоволен! Ведь после всего этого порядочные люди перестанут останавливаться в его отеле! — Он обернулся назад и распорядился: — Носилки!
— Йе, са…
Парни в синей униформе, те самые, что пытались преградить путь сумасшедшему, протиснулись сквозь толпу с носилками в руках. Лица у них были испуганные.
За ними появился управляющий. На него было жалко смотреть, уж он-то знал, чем грозит отелю потеря репутации.
— Осторожно… осторожно, — приговаривал он, когда носильщики неловко поднимали тяжелое тело убитого. — Не уроните… только не уроните…
Петр взглянул на его растерянное лицо, и вдруг страшная мысль обожгла его мозг:
«А что, если…»
Нет! Он даже мотнул головой, пытаясь избавиться от этой мысли: нет, он не виноват в гибели Конрада Шмидта, это все нелепый случай, никто не мог подослать сумасшедшего! В конце концов, такие больные неуправляемы…
А в ушах все громче и громче звучал голос Эбахона: «Я обещаю вам, что они будут умирать по одному, если только вы… не будете благоразумны».
Петр взглянул на Анджея. Ему показалось, что и Войтович слышит эти слова: они звучат громко, их слышат здесь все, все, собравшиеся на асфальтовой площадке перед отелем.
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая
