Ты (СИ) - Инош Алана - Страница 51

                   Послебольничное лето кончилось. В сентябре была наша с тобой третья годовщина, пахнувшая дымком шашлыков, но не из мяса, а из антоновских яблок. День был прохладный и пасмурный, но нас погода не беспокоила: одевшись потеплее, мы сидели на крыльце и ели горячие печёные яблоки, политые мёдом. От жарки на углях их кожица сморщилась, а местами поджарилась до коричневого цвета, но внутри они стали нежными и мягкими, приобретя душевный и какой-то домашний аромат. Так пахли пирожки с яблоками — уютом и любовью, теплом рук и родством душ.

                   Психологи говорят, что три года — первая критическая точка отношений, после которой люди расслабляются и, узнав друг друга вдоль и поперёк, начинают скучать. Страсть остывает, заедает быт... Что я могу ответить? За три года я изучила "все твои трещинки", и всё это стало частью меня — тем, без чего я не могла дышать. Я не представляла своей жизни без твоих незрячих солнц, без твоих виртуозных ясновидящих пальцев, без твоего голоса, который по-прежнему действовал на меня, как нежные объятия. Мне всё было в радость: вкусно кормить тебя, подстригать, мазать детским кремом твоё лицо, стирать твои вещи, помогать тебе ориентироваться в незнакомом месте. Это было спокойное, тёплое и глубокое чувство, пустившее крепкие и неистребимые корни в моём сердце.

                   А в октябре в файле "Книга" появились первые заполненные текстом страницы. Они ещё не были чередованием временнЫх пластов: повествование сперва развивалось обычным образом, линейно. Это позже мне пришло в голову рассказ о настоящем перемежать вставками о прошлом героинь, об истории их знакомства. А вот заголовок никак не давался мне, не хотел всплывать из мира идей, и название файла пока оставалось прежним — просто "Книга"... Он ждал своего часа.              

                   Когда я увидела хирурга, я испугалась. Нет, не потому что он был страшным, напротив — его можно было назвать совершеннейшим лапочкой. Улыбчивый, постоянно шутящий, внимательный и обходительный, он производил замечательное впечатление. У него, как мне показалось, было в чертах лица что-то от Колина Фаррелла. А напугал, или, точнее, встревожил меня его возраст. "Слишком молодой, — подумалось мне. — Как такому довериться?" Если бы хирургом оказался солидный дяденька с проседью, я не сомневалась бы в его опыте, а тут... Константин Алексеевич (даже называть его по отчеству язык не поворачивался) был старше меня от силы на пару лет, но ему предстояло осуществить ответственное оперативное вмешательство в мой организм.

                   Но Александра, которая уже, без сомнения, навела справки и знала едва ли не всю подноготную доктора, заверила меня:

                   — Ты не смотри, что он молодой. Как говорится, молодой, да ранний. На его счету уже много операций... — И добавила со смешком: — Ну, наверно, был ребёнком-индиго.

                   Как бы то ни было, этот "ребёнок-индиго", изучив ангиограммы моей почечной артерии, сказал, что из-за наличия на артерии двух стенозов, находящихся друг от друга на большом расстоянии, одним стентом не обойдётся — скорее всего, придётся ставить два. А это значило, что расходы возрастали. Кроме того, та цена, которую я назвала "не запредельно высокой" в прошлой главе, была выставлена, как выяснилось, без учёта расходных материалов, имплантатов и медикаментов — только за саму работу.

                   — Пусть вопрос денег тебя не беспокоит, — шепнула Александра.

                   По мнению Кости (ну какое отчество, пацан совсем!), раньше меня лечили коновалы, а не врачи. Лекарственная терапия в моём случае не решала проблему, а только отчасти снимала симптомы, да и то побочных эффектов было больше, чем полезного действия. Я бы с удовольствием согласилась с его рассуждениями, если бы прооперироваться бесплатно было реально и доступно каждому желающему. Потратив кучу времени и нервов на выпрашивание квоты, я в итоге получила отказ, и пришлось оплачивать операцию из своего кармана, а точнее — из кармана Александры. А он, в условиях разразившегося экономического кризиса, тоже был не бездонным...

                   В операционной было весьма прохладно, и у меня озябли руки и ноги. Больно мне не было, хотя я оставалась в сознании. Только что-то копошилось в паху. Меня почему-то смущало и беспокоило то, что ниже пояса я совсем голая, а хирург — молодой мужчина... Впрочем, это были обычные дамские заморочки, потому что внимание Кости — ну ладно, Константина Алексеевича — было сосредоточено не на моих прелестях, а на том, как бы довести баллончик на проводнике до нужного места. Его взгляд был прикован к монитору, на котором то проявлялся, то исчезал извилистый тёмный узор сосудов — в такт движению наполненной контрастным веществом крови. Чувствуя лёгкое жжение, струящееся по моим жилам, я стиснула в кулак совсем заледеневшую руку.

                   — Константин Алексеевич, а вам никто не говорил, что вы похожи на одного актёра? — ляпнула я ни с того ни с сего. То ли контрастное вещество в голову ударило, то ли нервы пошаливали.

                   Костя хмыкнул под маской и шевельнул чёрными темпераментными бровями.

                   — И на кого же, позвольте узнать?

                   — На Колина Фаррелла, ну, который Александра Македонского в голливудском фильме играл, — пояснила я. 

                   Чёрт потянул меня за язык всё это сболтнуть... И это притом, что, каким бы лапочкой доктор ни был, он привлекал меня исключительно с эстетической точки зрения. Ещё не хватало, чтобы он подумал, будто я с ним заигрываю!

                   Костя бросил на меня поверх маски заинтересованный взгляд.

                   — Ну надо же! С голливудскими красавчиками меня ещё не сравнивали, — небрежно усмехнулся он. — Так, мы на месте. Сейчас будем устанавливать первый стент.

                   Монитор, на котором происходило всё самое интересное, был мне виден снизу и под углом, но я всё же могла наблюдать за тем, что творилось сейчас у меня внутри. Хорошо просматривался позвоночник и движение окрашенной контрастным веществом крови по сосудам. С каким-то болезненным, полуобморочным любопытством я смотрела, как там всё шевелится и дышит. Тонкая ниточка — проводник — пролегала снизу вверх по аорте, вдоль позвоночника, а потом поворачивала в почечную артерию. Мне вспомнился сон про пружинку из авторучки: казалось, что именно она и была втиснута в место стеноза. Приливы-отливы крови прекратились: что-то преградило ей путь, и она остановилась у преграды, наполнив собой сосуд. На артерии начало расти вздутие, а бедная почка осталась совсем без крови — её сосуды перестали "мерцать" на мониторе. Это раздутый баллончик со стентом заткнул артерию, догадалась я. Бац — и он резко сдулся, а сосудистый каркас почки снова начал пульсировать.

                   — Контрольная ангиография, — сказал Костя. — Посмотрим, правильно ли стент встал и достаточно ли расширил просвет. Так... Нормально.

                   Артерия наполнилась чернильно-тёмной жидкостью. Там, где раньше было сужение, сосуд стал ровным и широким, а также виднелись очертания "пружинки", засевшей в артерии крепко и неподвижно.

                   Те же манипуляции были проделаны со вторым стенозом. Мой пах щекотала тёплая струйка... Всё-таки бескровной операция считалась условно: несколько капель всё же вытекло из места прокола, которое совсем не ощущалось, будто замороженное.

                   Второй стент был установлен, и на последней контрольной ангиографии чётко показалась выровненная почечная артерия, везде одинаковой ширины, а сосуды почки теперь наполнялись кровью гораздо лучше, проступая на мониторе намного ярче.