Магия лета - Коултер Кэтрин - Страница 21

• Предыдущая
• 21/94
• Следующая

— Доброй ночи, милорд! — тоненько сказала она и попятилась.

Хок перевел взгляд на ее лицо, где явственно читалась растущая паника.

— Фрэнсис, мы стали мужем и женой, — сказал он с ласковой настойчивостью. — Пока мы еще чужие друг другу, но каждый формальный брак должен стать браком по существу.

— Зачем? — вспыхнула она, принимая его мягкость за снисходительность. — Не понимаю, зачем вам даже думать о том, чтобы… чтобы… словом, вы знаете, о чем речь!

— Я повторяю: мы теперь — муж и жена.

— Нет! Я вам не позволю!

— Ты ведешь себя очень странно, Фрэнсис. Успокойся, сегодня я не стану требовать от тебя исполнения супружеских обязанностей. Мы оба слишком утомлены дорогой.

Ее лицо тотчас просветлело, плечи облегченно поникли. Хок подавил улыбку, полную невеселой насмешки. За всю жизнь он ни разу не сталкивался с нежеланием женщины лечь с ним в постель.

Фрэнсис вышла, не сказав больше ни слова, а за пределами зала перешла на испуганную рысцу и не замедлила шага до самой своей комнаты, которая находилась на третьем — самом верхнем — этаже постоялого двора. Там она поскорее заложила засов и уже через пять минут забилась под одеяло.

Хок остался сидеть за стаканом бренди, размышляя о только что происшедшей сцене. Как он мог забыть о том. что все невесты до смерти боятся первой брачной ночи? Он достаточно знал об этом из рассказов женатых друзей. Если жена была настоящей леди, ее не так-то просто было сделать женщиной. Нужны были терпение и такт, а не обычное мужское вожделение. С настоящей леди муж вынужден был расшаркиваться в постели, устраивать целое представление, чтобы как-нибудь ненароком не засмущать трепетную супругу до смерти! Когда же наконец ребенок бывал зачат, джентльмен с облегчением оставлял жену и отправлялся к тем, кому не чужды были плотские радости.

Все это означало, что его ожидало в ближайшем будущем мало приятного. Об удовольствии в первую брачную ночь не могло быть и речи. Он решил дать Фрэнсис день-другой на то, чтобы привыкнуть к мысли о супружеских обязанностях. Заводить разговор на эту тему с самого начала было ошибкой, которую он не намерен был повторять. Войти в спальню — и… и сделать это.

Хок допил стакан до дна и со стуком поставил на стол.

Главное, думал он, не забыть потушить все свечи до единой. Если Фрэнсис вдруг сощурится на него снизу, он просто не сможет ничего сделать!

Тем не менее ему было любопытно, как выглядит его молодая жена без одежды.

Александр Килбракен тихо засмеялся, крепко прижимая к себе Софию.

— Что тебя так насмешило? — промурлыкала она, перебирая пальцами густую поросль на груди мужа.

— Хотелось бы знать, сколько должно пройти времени, прежде чем Фрэнсис явит свою истинную сущность. Жаль, что меня не будет рядом, когда Хок поймет, как его провели. До чего же мне жаль бедного парня!

— Ты всегда считал ее сильной и неуязвимой, но так ли это?

София обладала женской проницательностью. Александр Килбракен перестал смеяться и на некоторое время замолчал.

— Я очень на это надеюсь, — сказал он наконец.

— Но ты обеспокоен, не правда ли, Алекс? Ты сказал, что отправил маркизу Чендозу письмо, в котором написал, что его сын выбрал лучшую из твоих дочерей и прочее… но

Этого явно недостаточно для счастья Фрэнсис. Она безразлична графу — более того, она ему в принципе

Не нужна. И уж она постарается, твоя драгоценная дочь, чтобы так оставалось и впредь. Она может даже вызвать графа на грубость по отношению к себе.

— Перестань! Он не осмелится. К тому же он джентльмен, не забывай об этом.

— Ты тоже джентльмен, Алекс, но ей не раз случалось приводить тебя в бешенство, — сухо заметила София.

— У меня было законное право гневаться, потому что я — ее отец.

София улыбнулась. Она почти слышала, как шевелятся извилины в голове мужа, выискивающего слабое звено в ее рассуждениях. Она теснее прижалась к его могучему телу.

— Почему бы тебе не поспать немного, Алекс?

— Подожди! Ты же не думаешь, что он ударит ее или попробует взять силой?

— Думаю, до этого не дойдет. По крайней мере пока она будет продолжать свой дурацкий спектакль. У кого поднимется рука обидеть беззащитную мышку?

— Хм… хм… сегодня их брачная ночь.

— Если я хоть немного знаю Фрэнсис, она сумеет убедить графа, что заниматься любовью с молодой женой — это последнее, чего он хочет.

— Но он уверял меня, что намерен как можно скорее обзавестись наследником.

— Во всяком случае, сегодня этот номер не пройдет. Несмотря на эти заверения, Александр Килбракен еще долго не мог заснуть.

Фрэнсис смотрела из окошка экипажа на унылые окрестности. Слава Богу, к утру дождь кончился, небо посветлело и как бы приподнялось. Она отдала бы все, чтобы проехаться верхом, но вынуждена была оставаться пленницей в вихляющем по рытвинам экипаже. Солнце только поднялось, а у нее уже начиналась головная боль.

Будь он проклят, этот Филип по кличке Хок! Ему даже не приходит в голову, что у нее могут быть какие-то желания! Она начала подозревать, что весь его богатый опыт (а в том, что опыт этот богат, она не сомневалась ни минуты) говорил, что леди нужно защищать буквально от любой погоды, даже теплой и солнечной.

— Сегодня мы будем двигаться до тех пор, пока совсем не стемнеет, — предупредил Хок за завтраком. — Граньон изучил карту и считает, что у нас есть шанс достичь Пиблса еще до ночи. Если, конечно, мы не собьемся с дороги.

Вынесет ли она столько часов тряски? Голова Фрэнсис уже раскалывалась от боли.

Было совсем темно, когда копыта рысаков устало зацокали по мостовой Пиблса. Фрэнсис едва могла облегченно вздохнуть, когда экипаж остановился перед гостиницей «Летящая утка». В голове стучало и пульсировало, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Когда движение прекратилось, желудок, казалось, воспарил вверх, и только голоса, раздающиеся снаружи, предотвратили начинающуюся рвоту. Фрэнсис в полуобморочном состоянии откинулась на подушки.

Граньон помог ей выбраться из экипажа и нахмурился при виде ее бледного лица.

— Со мной все в порядке… — пролепетала Фрэнсис, едва держась на ногах.

Ее муж, состояние которого, увы, не оставляло желать лучшего, бодро приблизился и омерзительно оживленным голосом объявил, что он уже распорядился насчет обеда.

— Я думаю, что миледи… — начал было Граньон, но Фрэнсис перебила его, собрав последние силы.

— Я пообедаю в своей комнате, — глухо заявила она.

— Тебе нездоровится?

— У меня болит голова.

Хок стиснул зубы. За кого она его принимает? Ясно как день, что это всего лишь предлог, чтобы провести очередную ночь в одиночестве. Пусть даже не надеется, что он поддастся на эту уловку!

— Ладно, — буркнул он и зашагал к дверям.

Через пару минут Хок и Граньон наблюдали за тем, как Фрэнсис поднимается по лестнице в сопровождении щебечущей служанки.

— Вы с ней чересчур суровы, милорд, — упрекнул его добросердечный камердинер.

— А как, по-твоему, я должен себя вести? Останавливаться через каждый час, чтобы она могла выйти понюхать фиалки?

— Разве там были фиалки?

— Не делай вид, что ты наивен до такой степени. Хочу напомнить, что мой отец лежит при смерти.

Камердинер открыл было рот, но Хок отмахнулся от дальнейших возражений.

— Ладно, ладно, сейчас речь идет не об этом. Я иду ужинать, а потом навещу новобрачную. На сей раз у нас общая спальня, и если она еще этого не сообразила, то придется ее удивить.

Граньон забегал глазами, и Хок запоздало понял, что ведет себя в высшей степени нетактично. Он отнес это на счет дорожной усталости и досады на жену.

Фрэнсис сдвинула салфетку, покрывающую тарелки, заглянула под нее — и тотчас вернула на место. Головная боль достигла апогея. Она не могла припомнить ничего подобного за всю свою жизнь. Впрочем, она никогда не проводила столько времени в закрытом экипаже.

Обычно она не пользовалась никакими лекарствами, но на этот раз было не обойтись без настойки опия. Фрэнсис порылась в своем бауле и отыскала пузырек с лекарством. Она добавила несколько капель в остывший чай и заставила себя выпить чашку до дна.

• Предыдущая
• 21/94
• Следующая