Розовая гавань - Коултер Кэтрин - Страница 27
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
— Ты знаешь, что леди Джоан мучила девочку?
— В наше время такое встречается сплошь и рядом, — пожала плечами Ведунья. — Остерегайся, Гастингс. Ничто не бывает тем, чем кажется на первый взгляд. Ничто. Помни об этом. А теперь давай приготовим кое-какие травы, чтобы лечить мать твоего лорда. Кстати, все шепчутся о твоей слабости к лорду Северну. С чего это ты в него влюбилась?
— Я всегда не любила ссоры. Но, плохо зная мужчин, я плохо обращалась с Северном. Агнес и моя служанка Алиса рассказали, что надо делать. И я решила просто хорошо к нему относиться, больше ничего.
— Он, наверное, хвастается теперь, что ты у него под каблуком.
— А мне кажется, он под каблуком у меня.
— Ты слишком простодушна, Гастингс, — едва заметно улыбнулась Ведунья. — Поэтому тебе надо быть осторожной. На-ка вот и ступай, у меня полно работы. Альфред, тебе больше ничего не достанется. Иди лучше попугай мужчин, помяукай, выгни спину. Они наверняка испугаются до смерти, наложат в штаны, понесутся в чащобу, пусть там заблудятся и достанутся на обед медведям, бестолковые забияки.
Гастингс погладила Ведунью по руке и распрощалась.
— Странная женщина, — бормотал Гвент, помогая хозяйке сесть на лошадь, — а котище у нее такой огромный, что может обедать с нами за одним столом.
— И ест за двоих, — заметила Гастингс, — пришлось бы давать ему две порции.
Едва они выехали из Оксборо, как зарядил дождь, нудный, мелкий, испортивший всем настроение. Двенадцать всадников понуро опустили головы. Гастингс немного утешало то, что она не поленилась захватить почти весь запас трав, ведь кто-то обязательно схватит простуду от такой ужасной погоды. Под вечер Северн приказал сделать остановку у Вигамского аббатства, которое в угасающем свете дня выглядело довольно зловещим.
Настоятель, отец Михаил, вежливо поздоровался с Северном, проводил в холодный зал и вел себя весьма учтиво, пока не заметил Гастингс.
— Милорд, вашей даме не подобает оставаться в этих стенах. Один из братьев отведет ее в другое помещение, где она сможет дождаться отъезда, — Я так не думаю, — бросил Северн. Гастингс ничего не понимала, но видела, что муж сердится. Женщинам нельзя находиться вместе с монахами? Ну и пусть. Зачем приходить в ярость?
— Таков обычай нашего ордена, милорд. Ее накормят, однако не позволят быть вместе с мужчинами. Это равносильно святотатству. Всевышний лишит нас своей милости за нарушение святого устава, Гастингс хотела сказать мужу, что она нисколько не обижается, ей нужно только переодеться в сухое, но тут Северн выхватил кинжал и приставил его к горлу настоятеля.
— Мне известно, как вы обращаетесь с женщинами, святой отец. И я не желаю, чтобы моя жена всю ночь стучала зубами от холода на мокром соломенном тюфяке. Я не желаю, чтобы ей подали холодную похлебку, которую ей сунет в каморку один из ваших братьев, когда она отвернется. Моя жена останется здесь. Со мной, моими людьми и твоими святыми братьями.
Отец Михаил открыл было рот, чтобы возмутиться, и Северн тут же слегка нажал на клинок.
— Будет так, как я сказал, отец. Уверяю тебя, она не введет монахов в грех неудовлетворенного желания. Она не отойдет от меня ни на шаг. Считай, что это еще один мужчина, новый послушник.
Настоятеля можно было обвинить в чем угодно, только не в глупости. Судя по всему, серый рыцарь не боится попасть в ад, если перережет горло ему, настоятелю древнего оплота бенедиктинцев, посланцу Господа Бога. Отец Михаил выполнит требование, но не смирится. Все люди милорда промокли до костей, валятся с ног от усталости, не в пример этой женщине, которая держится особняком и гордо задирает нос, откинув на плечи мокрые волосы. Да, она устала не меньше остальных, а какими глазами смотрит на него и его беспомощных братьев. Отец Михаил не сомневался, что серый рыцарь действует по ее наущению. Она — порождение дьявола. Все женщины такие. Блудницы, совращающие с пути истинного честных мужчин. Ей надлежит быть подальше отсюда, подальше от святых мужей, полных благолепия, надлежит…
— Мы все промокли, устали и голодны. Позаботься об этом, святой отец.
Настоятель кивнул, брезгливо поджав тонкие губы, и обратился к топтавшимся в стороне братьям. Его постная физиономия налилась кровью, и он дал затрещину одному из монахов. Дивясь на святошу, так легко избивавшего другого человека, Гастингс спросила:
— Неужели правда, Северн? Женщин держат отдельно? И плохо к ним относятся?
— Это не столь важно при теплой и солнечной погоде. Но при такой сырости ты можешь заболеть, я хочу, чтобы ты скорее переоделась. Давай поищем какой-нибудь угол.
— Но зачем такие правила, Северн?
— Насколько мне известно, церковь до сих пор всерьез обсуждает вопрос, есть ли у женщины душа. Ведь, если у тебя, Гастингс, нет души, ты оскверняешь своим присутствием совершенные Господние творения мужского пола. Ты не лучше домашней скотины, по крайней мере в глазах Всевышнего.
— Странно, отец Каррег никогда подобного не говорил.
— Отец Каррег не дурак. Может, он верит, что ты заставишь его мучиться от водянки, если он заговорит о подобных вещах в Оксборо. Но такой взгляд — отнюдь не редкость. Мне говорила об этом мать. Святые обители гостеприимно распахивают двери перед странниками, но женщины не должны находиться рядом с мужчинами, ибо считается, что иначе они отравят святой воздух.
Гастингс растерялась, но тут же лукаво улыбнулась мужу и шепнула:
— Я постараюсь, чтобы мое дыхание не отравило никого, кроме тебя.
Северн взял ее за руку и повел вслед за монахом. Оставив жену в келье, он сказал, уходя:
— Я переоденусь с мужчинами. Закутайся потеплее. Гастингс.
Вернувшись в зал, она увидела накрытый стол, почувствовала аромат подогретого эля, свежего хлеба и жареных цыплят.
— Обычно путешественникам не готовят такой роскошный ужин, — пояснил Северн. — Просто я не жалел денег. Для хозяев будет лучше, если еда окажется такой же вкусной, какой выглядит. Я предупредил настоятеля, что если угощение не понравится моей жене, я буду очень недоволен. И поиграл кинжалом. Он так забавно побледнел. — Северн пощупал ей лоб. — Что-то ты слишком горячая. Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. — Она тоже дотронулась до его лба. — А ты, милорд?
— Кажется, — произнес он, не спуская с нее загоревшегося взгляда, — ты все-таки обречешь святых братьев на вечные муки за плотское вожделение. А ведь я сказал настоятелю, что он может видеть в тебе нового послушника, этакого кастрата.
Гастингс усмехнулась и ответила тонким голосом:
— Значит, мне придется распевать псалмы в уплату за еду. И я не стану целовать тебя, Северн, хотя мне этого ужасно хочется.
— Перестань, Гастингс. А вот и наш ужин.
— Можешь забыть о кинжале, все приготовленное достаточно вкусно, — заметила она, вгрызаясь в цыпленка.
Покончив с трапезой, Гастингс осмотрела воинов. Дружинник из Оксборо по имени Табар жаловался на жар и тяжесть в груди, поэтому она тут же приготовила ему горячее молоко с горечавкой.
— А теперь пожуй листья водосбора и держись поближе к огню, Табар. Спать ляжешь вместе с остальными. Их тела согреют тебя.
Затем к ней подошел монах, невысокий тощий человек с измученным лицом:
— Миледи, у меня ужасно болит зуб. Может, вы найдете что-нибудь для меня?
— Конечно, отец. Возьмите эти семена дельфиниума и добавьте в эль или вино. Это облегчит ваши страдания. Но зуб придется вырвать. Если он так болит, то скоро измучит вас до смерти.
— Да-да, знаю, но я боюсь. Лучше дождусь, пока упаду в обморок от боли, тогда его вырвет один из братьев.
— Кто приблизился к этой женщине? — раздался окрик настоятеля. — Ты разговаривал с нею? Ты принял от нее дьявольское зелье? — Дельфиниум полетел на пол.
Монах едва не плакал от обиды, глядя на рассыпанные под ногами семена.
— Отец Михаил, — прошептал несчастный, — это же ничтожная помощь от зубной боли. У леди не было никаких дьявольских мыслей.
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
