Клановое проклятие - Ковальчук Игорь - Страница 42
- Предыдущая
- 42/83
- Следующая
Несмотря на невысокий официальным уровень магического искусства, Мэльдор в совершенстве владел искусством ставить порталы в пределах мира, и не промахнулся теперь. Он вышел из едва светящегося овала, повисшего в воздухе, прямо у подножия лестницы в прихожей Мэлокайнова дома.
На стене горели оба витых бра, они освещали прихожую, устланную пышным, но стойким ковром, отражались в двух больших зеркалах, и сына Мортимер разглядел сразу. Мэл лежал на полу лицом вниз, какой-то потрепанный, с расстегнутым ремнем штанов и разорванной рубашкой. Когда юрист наклонился над ликвидатором, тот слегка шевельнулся в ответ на прикосновение, но не пришел в себя. Пощупав пульс и сумев осмотреть глаза сына (пришлось поднять ему веки), Мэльдор определил, что Мэлокайн находился в глубоком обмороке, из которого, впрочем, уже скоро начнет выходить.
На его теле не было никаких следов насилия. Сумев слегка повернуть тяжелое безвольное тело, юрист увидел, что рубашка порвана на груди, и, похоже, самим ликвидатором. Юрист небрежно дорвал ткань, обнажил его правую руку, осмотрел ее, но следов укола не нашел. Впрочем, это ни о чем не говорило, внутривенные уколы обычно делаются в левую руку, это удобнее, а как вводится вещество, называемое «гормональным взрывом», Мортимер и вовсе не представлял. Может, это средство требует внутримышечного введения, а может, простого подкожного. Тогда укол можно искать где угодно.
Он залез в аптечку, которая, естественно, имелась в прихожей, вытащил одноразовый шприц в упаковке, а потом, поколебавшись, и запаянную пробирку. Жгута не нашел, но вполне обошелся ремнем и взял у сына немного крови из вены. Не распаковывая пробирку, воткнул иглу и перевел кровь под пробку. Теперь пробирку можно было совать хоть в карман – содержимое не могло вылиться.
Мэльдор спрятал пробирку в кармане, застегнул пуговицу и посмотрел на сына. Мэлокайн пошевелился, потом еще раз – он явно начинал приходить в себя. Юрист нагнулся было к нему, чтобы повернуть его и, возможно, помочь добраться до ближайшего дивана, но в этот момент услышал снаружи вой сирен. Звуки сирен, стоящих на машинах «Скорой помощи», отличались от тех, что ставили на автомобилях и флайерах подразделений быстрого реагирования и на полицейском транспорте. Конечно, человек новый или совсем уж невнимательный мог спутать одно с другим, но Мэльдор, опытный и к тому же специалист, быстро понял – к дому его сына подрулили сразу три или четыре полицейские машины.
«Опа»! – подумал он и огляделся, прикидывая, как бы смыться по-тихому. Портал ставить нельзя, потому что это будет фактически признание в том, что он находился здесь и зачем-то пытался сбежать. Он все-таки не архимаг и даже не магистр – эти мастера вполне способны замаскировать следы телепортационного заклинания. В доме есть черный ход, но представители закона не идиоты, наверняка блокируют и его.
Больше всего на свете Мортимеру хотелось остаться и посмотреть, что будет происходить, но ноги тем временем несли его к одному из окон столовой. За ним – Мэльдор помнил – рос роскошный куст сирени, в меру пышный, за которым без труда можно было укрыться взрослому мужчине. Он открыл окно, ползком, но юрко, словно ящерка, перевалил через подоконник и замер в кусте, прикидывая, все ли спокойно, не заметили ли его. Потом осторожно закрыл за собой окно.
«Любопытно, – подумал он. – Откуда они здесь взялись? Эмита не могла вызвать полицию, не в том она была состоянии. Может, соседи? Но, кажется, об особом шуме она не упоминала. Да и какой мог быть шум? Мэлокайн слишком силен, слишком хорош, как воин, чтоб позволить девочке поднять шум. С Эмитой он, конечно, справился быстро, без криков и грохота…» Смутное подозрение кольнуло Мэльдора.
Он пригнулся и двинулся через запущенный сад к ограде. Надо было как-то по-тихому перебраться через забор и ловить вызванное такси. Сквозь ткань он ощупал в кармане закупоренную пробирку. Правильно, именно с этого и надо начинать. Путь его должен лежать в лабораторию.
Юрист мысленно прошелся по списку известных ему лабораторий и остановил свой выбор на одной, расположенной при анонимной наркологической клинике. Ей было дано разрешение не оповещать полицейские службы об интересных «находках» в крови обратившегося, за исключением самых вопиющих случаев. По пути Мэльдор торопливо придумывал подходящую легенду. Здесь ему должно было помочь адвокатское удостоверение – по закону он имел право проводить независимое расследование.
А Мэлокайн пришел в себя уже в полицейском участке, за толстой решеткой, полулежа на жесткой скамье. Его кто-то равномерно хлестал по физиономии, приговаривая: «Добро пожаловать в наш мир… Эй, проснись!» Голос был самый обычный, но ликвидатор чувствовал себя так мерзко, что возненавидел его всей душой. Правда, когда сознание вполне вернулось к нему, растаял мерзкий дурман и прояснилось перед глазами, ненависть превратилась в самую обычную неприязнь.
С трудом открыв глаза, Мэл в неудовольствием посмотрел на того, кто хлестал его по щекам. На этом человеке была форма и довольно терпеливое выражение лица. Заметив, что «объект» пришел в себя, он посмотрел на него с добродушным негодованием – такого сочетания Мортимеру еще не доводилось видеть.
– Ты что сделал-то, а? Что наделал?
Мэлокайн попытался припомнить, что же он такое наделал. Что-то наделал, точно, в глубинах памяти, а вернее, наоборот, на самой поверхности, очень клочно, сохранилась память о чем-то весьма неприятном. О чем-то настолько мерзком, что ни запоминать не хочется, ни понимать, как такое возможно.
– Нет, ну что ты наделал, а? Где твоя дочь?
«Эмита», – подумал ликвидатор – и вдруг вспомнил. Кровь прилила к горлу, и мужчина почувствовал, что задыхается. Перед глазами потемнело, и он откинулся назад, прикрывая глаза.
– Эй-эй, не уплываем! – вскричал полицейский и врезал Мэлу еще разок – слегка, просто чтобы привести его в чувство. Мэл даже не обиделся. Лупит – ну и пусть.
Потом его били уже сильнее, и все время спрашивали о дочери, требовали, чтобы он признался в изнасиловании и нанесении телесных повреждений – уже какие-то другие полицейские. Ликвидатор молчал, но не из хитрости, не потому, что хотел уйти от какой-либо ответственности, если действительно виноват, и не оттого, что сомневался – произошло ли все-таки несчастье или нет. Просто ему было все равно.
Побоям он даже был немного рад – боль здорово отвлекала его от попыток вспомнить, что же кроется за тем самым темным облаком, окутавшим все случившееся после того, как он – это Мэл помнил – содрал с дочери одежду.
Он мог бы хотя бы смутно понять – тут что-то не так. Отсутствие каких-либо воспоминаний о том, что было до его необъяснимого нападения на Эмиту, и почему у него настолько снесло крышу, что он поднял руку на дочку, казалось бы, могло послужить путеводной звездой на этом нелегком пути. Но Мэлокайну было глубоко наплевать на собственную особу и на все произошедшее с ним – он думал только о дочери. Вернее, первые часы не мог думать вообще, только что-то тупо болело в груди, и иногда всплывало в голове: «Эмита…»
Ничего не добившись от задержанного, его бросили в камеру предварительного заключения, где он оказался еще с четырьмя мужчинами разного возраста. Все они, неопрятные и грязные, старались держаться подальше от двухметрового измочаленного новичка, должно быть, подозревая в нем опасного громилу. А Мэл лежал на бетонном полу лицом вниз и не хотел жить.
Потом стало еще хуже. В голову пришло, что ведь Эмите-то сейчас намного хуже. Ликвидатор вскочил, заметался, как дикий зверь – сокамерники ловко уворачивались с его пути – в отчаянии впору было грызть прутья решеток. Но это нисколько не помогло бы ему. Хотелось немедленно, сейчас же лететь, спасать дочку – а отчего, он и сам не знал. Время от времени в голову приходила мысль, что ему-то как раз к Эмите, наверное, не стоит соваться, и в ближайшие годы лучше не попадаться ей на глаза – если он действительно что-то с нею сделал.
- Предыдущая
- 42/83
- Следующая
