Странник - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5" - Страница 41

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая

— Пути сталкера неисповедимы, — развел руками Сергей. — Всякое бывает в жизни.

— Ты еще скажи, дерьмо случается, подразумевая под дерьмом конечно необходимость спуститься с поверхности именно в рейх.

— Не язви, Волк. Сталкеры вне политики.

— Ну конечно, — ухмыльнулся гаулейтер, — вы же озабочены выживанием всех людей. Даже не задумываясь, что среди них есть сброд похуже мутантов.

Маломальского так и подмывало сказать: — «Это ты про себя?». Однако он сдержался, лишь улыбнувшись и небрежно положив на стол перед этим человеком книгу.

Волк несколько секунд смотрел на ее обложку. Затем брови его поднялись и, с каким-то благоговением взяв в руки «Майн Кампф», он бережно раскрыл ее.

— На русском языке?! — гаулейтер удивленно покачал головой. — Откуда? Что ты за нее хочешь?

— Отдам даром, если ты поможешь нам. — Сергей откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.

Волк привстал и склонился над столом, чтобы получше разглядеть обрезанные штанины комбинезона сталкера. Усмехнулся с издевкой.

— Эка тебя потрепало. Где штанишки потерял?

— Срезать пришлось. Арахна опутала ноги.

Гаулейтер вернулся на стул и снова покачал головой.

— Ты что, хочешь сказать, что вы живыми ушли от арахны?

— А мы что, неживые перед тобой сидим? Ушли.

Волк потер свои усы, улыбаясь.

— А вы часом, заразу к нам не занесли какую?

— Ты знаешь. По кодексу сталкера, если я своим возвращением с поверхности в метро, принесу угрозу людям, даже таким как вы, то меня расстреляют охотники.

— Даже твой дружок Хантер?

— Даже он. Кодекс создан для безопасности и выживания людей. А безопасность и выживание людей, важны гораздо больше жизни одного сталкера, который нарушит этот самый кодекс.

— Эх, Серега, Серега. Всегда не уставал восхищаться твоим благородством и твоим даром следопыта, способного проходить через тот ад что наверху. И я ведь всегда жалел, что ты не с нами. Сколько моих парней осталось бы в живых, будь ты их наставником. Слушай, — он скрестил руки на груди и подался вперед, — А может, коль уж ты здесь, подумаешь и сделаешь правильный выбор? Ты ведь сразу получишь высший чин и все сопутствующие привилегии. Всеобщее уважение. Красивую и чистую плодовитую женщину со всеми достоинствами. И подумай о перспективе. Когда наш крохотный четвертый рейх примет под свои знамена всех представителей истинного человечества и преобразиться во всеобщий, последний, потому как вечный, глобальный пятый рейх. Подумай, какими благами ты будешь обладать. Но если не ты, то твои дети, рожденные чистой и здоровой самкой.

Сергей нахмурился и какое-то время, молча, смотрел на гаулейтера. Затем тоже подался вперед и пристально взглянул в его ждущие ответа глаза.

— И ты предлагаешь это мне, русскому человеку?

— Так ведь именно поэтому и предлагаю, — Волк широко улыбнулся.

— Вот как? — хмыкнул Маломальский после недолгой паузы. — А ведь ты это много кому мог бы предложить. И русскому, и немцу, и хорвату, и латышу, и грузину, и эстонцу, и армянину, и украинцу, и чеченцу и татарину. Да вообще, кому угодно. А знаешь почему? — он хлопнул ладонью по лежавшей на столе книге, — Потому что это заразно. Это очень заразно. Что может быть проще? Ненавидь врагов и бойся хозяев. Придумай и объяви виноватых и убивай. Не думай и не стыдись. За тебя думают и решают. Один рейх, одна раса, один фюрер. Один решает за всех. Один движет всеми. Судьбы всех, лишь стратегия одного. И нет человека. Нет личности. Есть безликая масса в исступлении тянущая руки. Идущая на смерть, во имя цели. Уничтожающая все вокруг во имя этой цели. И на всех один МОЗГ.

— Мозз, — тихо, так чтобы его слышал один Сергей, шепнул Странник. Он хорошо понимал, о чем речь. Возможно, он понимал это лучше чем сам Сергей.

— Только знаешь, что думает об этом всем, то русское, что есть во мне? — продолжал Маломальский, — То, что этих ваших рейхов, и так уже было слишком дохрена.

— А в тебе что, есть и нерусское что-то? — зло ухмыльнулся Волк. — Ты часом не полукровка? У тебя и фамилия такая уничижительная. Мало… мальский…

Сергей сжал кулаки.

— Был в Петербургской губернии кузнец Федоров. Богатырского роста и силы неимоверной человек. Одним ударом кулака быка с ног сбивал. А маломальская оплеуха взрослому здоровому человеку, отправляла последнего в глубокий обморок. Вот откуда берет моя фамилия начало. И прадед у меня такой был. В плену этом вашем, немецком был. Послал матерно вербовщиков от Власова, которые, то же, что ты мне сейчас, предлагали пленным в лагере. А потом бежал с товарищами. При этом голыми руками забил четверых охранников. А потом в Берлине, на этом вашем рейхстаге написал то же, что сатрапам фашистским сказал тогда в лагере. Хер вам в гланды, а не Русь! Как видишь, Волк, я знаю свою родословную. Свою фамилию. И предков чту и историю знаю. И что твой Гитлер с моим народом и моей Родиной сделать хотел. А вы забыли все. Предали. Вычеркнули из памяти людской и генетической, что было в прошлом и в чем слава нашего народа. Так что не вышло бы из твоих ребят таких следопытов как я, даже если бы я наставником их стал. Просто склад мысли у вас не такой. Вы не чувствуете за своими плечами, выходя на поверхность, что там, внизу, позади, все что осталось от вашего мира. От вашей Родины и всей цивилизации. Вы не думаете, что путь к выживанию и пусть кажущемуся нереальным но, все же возможному возрождению, лежит в совместных усилиях всех людей. Фашист просто не может так думать. Ровно сто лет прошло с тех пор, как это ваш главный фашист до власти дорвался, а вы так ничему и не научились.

— Какое близорукое заблуждение. Мы не фашисты, а национал-социалисты.

— Да вы хоть эльфами, хоть стражами валгаллы назовитесь. Мне что Гитлер, что Шикельгрубер. Все одно.

Теперь кулаки были сжаты у гаулейтера. Он свирепо смотрел в глаза Сергею.

— Ты хоть понимаешь, что только что нарушил кодекс сталкера? — прошипел он. — Вы же вне политики.

— Ой, Волк, только вот не надо шить черные брюки белыми нитками и брать меня на понт. — Отмахнулся Сергей. — Мы с тобой в приватной беседе. Я не проповедую у вас там на митинге. Не шпионю на другую станцию и не размахиваю другим флагом. Да любой сход сталкеров не признает меня виновным. Просто запретят мне дорогу в ваш рейх и все. А с тобой ни один посол разговаривать после этого не будет, если ты из личной и откровенной беседы строишь фундамент политического обвинения.

Уголок рта гаулейтера медленно пополз вверх. Он усмехнулся и в который раз покачал головой.

— А ты умница, Сергей. И все-таки жаль, что ты не с нами.

— Может, на этом разговоре точку уже поставим? Я ведь тоже жалею, что такой здоровый, крепкий мужик как ты, а заодно и кучка таких же крепышей, не с нами, а занимается черти чем. Но вербовать тебя я не собираюсь. Ты постарше меня и тебя не переделать. Ты давно свой путь выбрал. А я свой. Так что пустое все.

— Ладно. Хрен с тобой. Закончим этот разговор. Свободный проход в тоннели ты получишь. В любом направлении. Можешь катиться хоть к красным, распевать с ними в обнимку интернационал, пляши там, на станциях лезгинку со своими черномазыми друзьями. Жри лаваш с крысами и сделай себе обрезание. Каждому свое.

— Так тебе нужна эта книга?

— Говори цену.

— Мне информация нужна.

— Вот как? — гаулейтер хмыкнул. — Какого рода?

— Меня интересует один из ваших, которые за последние сутки был на поверхности. — Ответил Сергей.

Волк застопорил взгляд на золоченых буквах книги, стараясь ни чем не выдать то, что этот вопрос его мгновенно заинтересовал. Ведь именно Ганс, расшатывающий сейчас его власть, был единственным вернувшимся с поверхности гражданином рейха.

— Ты с какой целью интересуешься? — тихо спросил гаулейтер. — А ведь говорил, что не шпионишь на других. Как же мне такой вопрос расценить?

— Нас обстрелял ваш человек. — Сергей не хотел говорить о моззе и той опасности, что нависла над всеми оставшимися в этом мире людьми. Он помнил слова Странника о том, как на это могут отреагировать люди. И понимал что Странник прав. А еще Сергей понимал еще одну, очень простую вещь. Нацистов может заинтересовать мозз как биологическое оружие. Да не только нацистов. Кого угодно. Людей всегда интересовала в первую очередь перспектива нового оружия. И никакие доводы разума об угрозе человечеству роли не играли никогда. Поверхность планеты Земля, и та мрачная безысходность, в которой люди прозябали, спрятавшись от смерти в метро, красноречиво говорили об этом.

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая