Странник - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5" - Страница 42

• Предыдущая
• 42/56
• Следующая

— А с чего ты взял, что это был наш человек?

— Ну, я ведь не челнок какой-нибудь, фарцой да сплетнями живущий. Я опытный сталкер и знаю, кто такие штурмпионеры и как они одеваются.

— Ну, предположим, выходят наши разведчики на поверхность для исследований. Ты хочешь предъявить за обстрел? Так ведь он мог и не знать что вы сталкеры.

— Допустим, — Сергей кивнул. Он хорошо понимал что блефует. Человек, который открыл по ним огонь, когда они неслись верхом на вичухе, мог действительно стрелять не по ним, а по мутанту, на спине которого они сидели. И вообще этот стрелок мог быть не нацистом, а другим сталкером. Разглядеть стрелявшего ведь не удалось. И не факт что он носитель мозза. Однако по тем ответам, которые мог дать либо заретушировать в которых правду гаулейтер, можно было уже делать выводы и напасть на след, либо понять, что они идут неверным путем, — Тогда в кого он стрелял? Кто может быть из людей на поверхности? Кто, Волк?

— К чему ты клонишь? — Волк чувствовал какую-то хитрую игру в разговоре сталкера, однако он не мог понять его интереса. Понято что с Гансом что-то на поверхности произошло. Либо просто срыв психики на фоне гибели его товарищей. Но, похоже, что эти двое непрошенных гостей что-то знают. — Ты точно уверен, что видел именно моих людей?

— Я нашел останки двух убитых стигматами штурмпионеров.

У гаулейтера защемило сердце. Он представил как его товарищи, Гесс со своими помощниками, либо Рудель и Ульрих, гибнут от проклятых лап этих тварей.

— Где. Где ты их нашел?

— Дай карту, — Маломальский потер подбородок.

Гаулейтер поднялся и, подойдя к одному из железных шкафов, извлек оттуда карту. Развернул ее на столе. Сталкер быстро пробежал по ней глазами. Да. Нацист не дурак. Он дал ему обычную карту города, без каких либо пометок. Сергей достал из кармана комбинезона карандаш, нашел дом возле военторга и поставил на нем крест.

— Тут. В подвале. Ты так и не ответил. В кого он мог стрелять, если не в сталкеров? Кто может быть на поверхности из людей? Либо сталкер, либо штурмпионер, либо красный следопыт. Верно? В своих он стрелять не будет, конечно. Стрелять в сталкреов, нарушить приказ об их неприкосновенности, если конечно, ты не дал своим головорезам другого приказа касаемо нас.

— Были бы у меня другие директивы на счет сталкеров, ты и твой друг сейчас не сидели бы здесь. — Угрюмо ответил Волк.

— Ну, хорошо. Верю. Тогда кто остается? А остаются красные следопыты. Но у вас с красными заключен мир. Последняя ваша война потрепала изрядно и их и вас. Или вы охотитесь на них там, наверху? — Сергей после этих слов улыбнулся.

Однако в ответ гаулейтеру ничего не оставалось, как еще больше нахмуриться. Он быстро и небрежно сложил карту и подвинул «Майн Кампф» обратно к сталкеру.

— Забирай книгу и убирайся из четвертого рейха. Никакого разговора больше не будет. Еще один подобный вопрос и у меня не останется никаких сомнений, что ты лазутчик большевиков. А это значит, что ты уже не сталкер. И тогда на тебя обрушиться вся сила нашего закона о шпионаже. Понял?

— Мне эта книга не нужна. И меня не интересуют ваши темные дела либо отсутствие таковых. Меня интересует только один человек.

— Мы не сдаем своих. Если кто-то из наших стрелял по сталкерам, то мы сами его и накажем. Уходите отсюда.

— А мы не собираемся его наказывать. — Сказал вдруг Странник.

Волк перевел взгляд на него и поймал на себе его пристальный взгляд.

— Тогда что? — спросил гаулейтер.

— Скажите, после возвращения вашего человека с поверхности, он не умер?

— Что?

— Ну, вы не обнаружили его труп у себя, с кровью из ушей и носа и рта? И не пропал ли после этого кто-то из ваших?

— Бумажник, о чем это твой друг говорит, я не понял?

Сергей молчал. Он повернулся, смотрел на своего товарища и не знал что ответить. То, что Странник взял в разговоре инициативу на себя, его обескуражило.

— Есть болезнь, — продолжал Стран Страныч. — Там. Наверху. Человек заражается. Потом приходит домой. И заражает другого, при этом умирая сам. Потом другой заражает другого и умирает. Мы подозреваем, что ваш человек на поверхности заразился.

«Господи, зачем он все это говорит?» — в ужасе подумал Маломальский.

— Ничего такого у нас не было, — ответил Волк. Сам же он не переставал думать о Гансе. И о жуткой смерти Топора, которого просто загрыз этот бунтарь и потом просто отрезал ему голову. Может Ганс действительно болен какой-то болезнью?

— Тогда отчего кипишь у тебя на станции? — задал неожиданный вопрос Маломальский, решив, что вдвоем, будет легче выманить из нациста информацию.

— А вот это внутреннее дело рейха и вас не касается.

— Послушайте, — снова вкрадчиво стал говорить Странник, — Очень серьезно это. Это угроза многим из вас.

Волк задумался. Это действительно угроза. И возможно, руками этих сталкеров он сможет избавиться от Ганса, болен тот, или нет. Конечно, все усложняли те предатели, что примкнули к Гансу. Они будут его защищать и могут убить сталкеров. А это уже конфликт с братством. Разумеется, сталкеры не будут воевать с рейхом. Но эмбарго последует незамедлительно.

— А каковы симптомы этой болезни? — спросил гаулейтер у Странника.

— Что? — тот не понял вопроса.

— Ну, чем эта болезнь себя выдает?

— Мне надо только посмотреть этому человеку в глаза.

— И все? — удивился Волк.

— Да, — Странник кивнул.

Гаулейтер задумчиво забарабанил костяшками пальцев по обложке книги и после недолгой паузы крикнул в сторону двери:

— Охрана!

В дальнем конце платформы толпа периодически вскидывала руки и истошно вопила. Однако кто-то, дав им выпустить воздух из легких своим криком, буквально одним движением руки заставлял их замолчать. Толпа тут же стихала, и слышался было только гортанный крик оратора, скрытого спинами десятков мужчин, женщин, и теперь уже даже детей. Он начинал говорить после каждого всплеска эмоций толпы тихо и размеренно, и через несколько фраз срывался на крик. Из оборудованных в арках станции жилищ выглядывали люди. К толпе они присоединиться почему-то не решались, но вслушивались в возгласы оратора, жутковатым эхом, отражающиеся от свода и летящие в тоннель.

— Что за карнавал? Двадцатое апреля что ли? — усмехнулся Сергей. — А девятого мая у вас так же весело?

Огромный ССовец, с лысым черепом, на котором не знающее улыбок лицо было словно грубо высечено зубилом, оставляя догадки о монгольском следе в родословной, повернул медленно голову и глубоким, словно идущим прямиком из необъятных недр его грудной клетки голосом проговорил:

— Ты, сталкер, говори, да не заговаривайся.

Его называли Борман. У него была аккуратная черная борода, бронежилет одетый поверх накаченного до предела голого торса и вытатуированная свастика на левом виске. На правом виске была татуировка в виде АК-47. А на огромном левом бицепсе еще одна свастика. Образованная изображением трех согнутых в локте рук, сжимающих друг друга за запястья.

— Да пошутил я. — Вздохнул Маломальский. — Ты, земляк, не напрягайся, а то бронежилет лопнет.

Борман ничего не ответил и толкнул локтем Странника.

— Слышь, костлявый. Ну, разглядел что?

— Плохо. Ближе надо. Я не вижу. — Ответил Странник.

— Ближе? — Борман нахмурился и почесал свою бороду. — Стойте тут и не рыпайтесь. Я сейчас приду. Штольц. Эй, Штольц! — Он стукнул второго ССовца кулаком по стальной каске. — Не спи обморок!

— Чего, — недовольно буркнул едва не упавший от удара Штольц и принялся растирать заболевшую шею.

— Присмотри за этими дурнями. Ни шагу в сторону. Я сейчас приду. Из пилона не высовываться. Ясно?

— Понял.

Гаулейтер, стоявший в переходе, сжимал пальцами сигарету, держа ее прямо перед лицом вытянувшегося по стойке смирно штурмовика.

— Ты сожрать это не хочешь?! — Рявкнул Волк. — Кто еще не знает, что я дыма сигаретного не выношу, а?!

• Предыдущая
• 42/56
• Следующая