Время любить - Козлов Вильям Федорович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/150
• Следующая

И все равно эти мелочи ничто по сравнению с тем, что дает ему Андреевка. Ну а быть собственником чего-либо, видно, у Вадима Федоровича на роду не написано. Не имел никакой собственности и его родной отец – Иван Васильевич Кузнецов. Случалось, что Казаков уезжал пожить на озеро Белое, где так и прижилась Василиса Степановна Красавина. Она вот уже много лет учит русскому языку и литературе детдомовских ребятишек.. Недавно в газете был опубликован указ о награждении учителей Калининской области, в их числе была и фамилия Красавиной…

Снова мысли Вадима Федоровича перескочили на жену. Ирина Тихоновна еще больше располнела, лицо ее округлилось. Однако следила за своей внешностью, модно одевалась, в прошлом году ездила с компанией художников в Ялту. Их отношения друг к другу можно было бы считать идеальными, если бы за всем этим не стояла звенящая пустота. Ирина держалась непринужденно, никогда не спрашивала, где муж был или куда едет. О прошлом они никогда не говорили, больше ни в чем не упрекали друг друга. Казаков даже не знал, догадывается ли жена о его любви к Виолетте. А есть ли кто у Ирины, его уже давно не волновало. И самое странное в их жизни было то, что они могли сосуществовать друг с другом, у них был общий дом, здесь жили его дети, а их он очень любил. Признаться, только из-за них он тогда не ушел от жены. Предпочтения он никому не отдавал, но за Олю переживал всегда больше, может, потому, что Андрей как-то рано стал самостоятельным, проявил свой сильный характер. Короче говоря, за сына он мог быть спокоен, а вот дочь была иной: у нее женский ум, женская логика. С Андреем Вадим Федорович мог говорить о чем угодно, а с Олей – нет. Он знал, что нынешние поколения рано созревают, десятиклассницы выглядят взрослыми девушками, а у дочери не было ни одного постоянного парня. А ведь ей скоро девятнадцать! Когда Вадим Федорович в шутку заводил разговор, что она уже невеста и ему хотелось бы взглянуть на ее жениха, дочь обрывала эти разговоры. К ним приходили ее однокурсники и однокурсницы, но чтобы Оля выделяла кого-нибудь из парней – этого не замечал. Не раз она заявляла, что для нее главное – институт, мол, до окончания его никаких серьезных романов у нее не будет. А несерьезных? Как бы там ни было, но Вадим Федорович не смог бы упрекнуть свою дочь в легкомысленности, она еще ни разу для этого не дала повода. Но, с другой стороны, Оля – интересная девушка, и на нее наверняка мужчины обращают внимание. И женское сердце не камень, как говорится, рано или поздно Оля полюбит… И какое счастье, если достойного, а если вертопраха, какое-нибудь ничтожество?..

Впрочем, стоило ли ломать над этим голову: все свершится так, как и должно свершиться. Придется уповать лишь на ее добропорядочность, благоразумие. Вряд ли ей понадобится совет отца в выборе мужа, да он и не решился бы давать такие советы. Разве когда он задумал жениться, спрашивал совета своих родителей?..

Ему, Казакову, очень не хотелось, чтобы сын стал писателем. Приводил ему примеры, как неудачно складывалась жизнь людей, возомнивших себя писателями.

На все это сын спокойно заметил ему:

– Какое мне дело до Союза писателей? До его проблем? Если мне хочется на бумаге выразить свои чувства, я это буду делать для себя… Перестал же я писать стихи? Понял, что мой голос потерялся в хоре других голосов. Меня пока совсем не тянет печататься, знакомиться с литераторами – я и так многих знаю, разве мало их было у нас дома? – а тем более вникать в их интриги… Для того чтобы быть независимым, я, отец, приобрету какую-нибудь профессию, а там видно будет… – Улыбнулся и прибавил: – Разве я виноват, что ко мне перешли твои творческие гены? Ты ведь тоже в мои годы не собирался стать писателем?

– А журналистику ты, что же, не считаешь профессией? – спросил Вадим Федорович.

– У тебя ведь много было разных профессий, прежде чем ты стал писателем? – уклонился от прямого ответа Андрей. – Вот и я хочу сначала повидать жизнь, приложить руки к чему-либо, прежде чем сделаю свой окончательный выбор.

– Ты рассуждаешь, как умудренный жизненным опытом человек… – подивился отец.

– Я ведь читаю твои книги, да и не только твои…

И вот сын приобретает другую профессию: задумал к концу года сдать на права шофера первого класса, а для этого нужен стаж. Укатил на рефрижераторе в Узбекистан… Стихи у него были действительно слабоваты, а несколько рассказов, которые он дал почитать, безусловно талантливые. Как говорится, это видно и невооруженным глазом. Отец – писатель, сын – писатель… Найдутся ведь люди, которые наверняка скажут, что отец толкает в литературу и сына. А ведь и такое случается…

Связи, знакомства… Образовалась целая прослойка литераторов-дельцов! И думают они не о том, как помочь писателям, избравшим их на посты, а как устроить свои собственные дела. И мало того, что устраивают их, обогащаются, они еще требуют признания, славы, рекламы!..

И самое ужасное, что некоторые молодые литераторы, на словах осуждающие подобную практику, на деле тоже начинают рваться к власти, к постам. И устоять перед этим соблазном не так-то просто! Конечно, много писателей, которые честно занимаются своим литературным делом и не лезут в дрязги и интриги.

Не хотелось Вадиму Федоровичу, чтобы сын столкнулся, так сказать, с изнанкой литературной жизни. Но, увы, это теперь от него не зависело…

За окном кружился снег. Теперь он отвесно падал пушистыми хлопьями, покрыл белой пеленой перила моста, облепил ветви черных притихших деревьев. Лишь машины без устали наматывали грязь на колеса, оставляя асфальт по-прежнему мокрым и серым. На раскрытую форточку вспорхнула синица, бесстрашно посмотрела на человека блестящими бусинками глаз, приветливо цвикнула и улетела, оставив на тонкой белой фрамуге два вдавленных крестика своих коготков.

Вадим Федорович снова уселся перед пишущей машинкой, напечатал двумя пальцами три фразы, с отвращением выхватил лист из каретки, скомкал и бросил в корзинку для бумаги. После этого быстро натянул на себя плащ с теплой подкладкой, надел на голову серую кепку и, заперев за собой дверь, чуть ли не бегом спустился по бетонным ступенькам вниз. К его удивлению, никто до сей минуты не нарушил снежную белизну на дворе. Он первый проложил свой размашистый след от парадной до тротуара. Деревья в сквере побелели, на чугунной решетке образовались круглые белые шишечки. По улице Чайковского двигалась колонна грузовых машин, «дворники» смахивали со стекол мокрые хлопья. Зеленый светофор мигал из снежной круговерти, негулко хлопнула на Неве сигнальная пушка. Вадим Федорович взглянул на часы: ровно двенадцать. А в час прилетает из Тбилиси Виолетта Соболева. Может, потому сегодня и не работалось, что он мысленно давно уже встречал ее? Вот она, воздушная жизнь стюардессы! Только что грелась на жарком тбилисском солнце, а сейчас в Пулкове прямо с трапа шагнет в нежданную ленинградскую зиму.

В Андреевке впервые за все время ее существования ограбили единственный магазин. Воры проникли туда ночью, они выставили двойные рамы, унесли два югославских набора хрустальных стаканов, десять пар наручных часов, ящик водки и пять бутылок коньяка. Сторожа Бориса Александрова рано утром обнаружили в бессознательном состоянии на полу в гастрономическом отделе среди десятка распитых бутылок разных марок вин. На его затылке зияла неглубокая рана с запекшейся кровью. Прибывший на место происшествия участковый сказал, что, похоже, Александров откуда-то свалился и ударился головой об угол прилавка. Незадачливого сторожа отправили на «скорой помощи» в Климовскую районную больницу. Следователь, приехавший из райцентра, утверждал другое: Александрова кто-то ударил бутылкой по голове. В больнице сразу определили, что сторож находился в сильнейшей стадии опьянения. Удивительно, что он еще не замерз: на улице стоял двадцатиградусный мороз, а одно окно в магазине было выставлено. Участковый, хорошо знавший Бориса Александрова, утверждал, что тот не мог ограбить магазин, скорее всего, он проник туда через окно после того, как грабители ушли. Да и все односельчане склонялись к тому, что, хотя Александров и был пьянчужкой, сам на воровство никогда бы не пошел. И потом; куда бы он дел украденное, если без сознания валялся на полу? В карманах его обнаружили лишь одну бутылку водки.

• Предыдущая
• 45/150
• Следующая