Коронованная распутница - Арсеньева Елена - Страница 19

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая

– Письмо… Скажи на милость, да где же я тебе это письмо возьму? – изумленно спросила Катерина. – У меня его нету!

– Да вот оно, в рукаве, – ткнул пальцем Иоганн, и Катерина увидела, что и в самом деле – за кружевную, накрахмаленную оторочку ее рукава засунут свернутый трубкой измятый лист, который она за минуту до того видела в руках Виллима. Наверное, он хотел спрятать его за свой обшлаг, а ненароком засунул в рукав обнимавшей его Катерины.

– В самом деле… да зачем тебе это письмо? – спросила она удивленно.

– Коли жить хочешь, не спрашивай! – буркнул Иоганн.

В это мгновение Катерина услышала, как задрожала лестница под тяжелыми шагами. Боже мой, это спускается Петр!.. Она без раздумий достала письмо из-за обшлага и протянула Иоганну.

Тот выхватил лист, развернул, бросил быстрый взгляд, усмехнулся – и швырнул письмо в печурку. А потом – Катерина и ахнуть не успела – Иоганн схватил ее за руку и потащил куда-то так напористо, словно вознамерился пройти сквозь стену. Однако он всего-навсего отшвырнул в сторону какую-то дерюжку, а потом сдвинул доску – оказывается, здесь была не бревенчатая, а дощатая стена – и проворно шмыгнул в щель.

Обернулся, протянул руку Катерине.

– Живо лезь!

Она кое-как протиснулась, цепляясь юбками.

Иоганн оттолкнул ее, сунулся опять в щель, задвинул дерюжку, поставил доску на место, схватил Катерину за руку и потащил куда-то снова по темному ходу. Идти приходилось, согнувшись в три погибели. Издалека доносилось хрюканье и кудахтанье, Катерина поняла, что они попали в какой-то сарайчик – один из тех, которые понастроили себе жители Санкт-Петербурга, чтобы не помереть с голоду в этом заболоченном, сыром, неприютном краю. Окрестные крестьяне привозили в город недостаточно продуктов и за все драли громадную цену, оттого город обрастал огородами, садами, хозяйственными пристроями к домам, сараюшками да хлевами, и каждое утро со звоном церковных колоколов сливались лай собак, коровье мычание и петушиное пение. Это необычайно раздражало Петра, который боялся, что из-за всех этих домовитых хозяев его стольный град, задуманный как европейский и необыкновенный, превратится в некое подобие самого обыкновенного патриархального русского городка. Катерина тоже терпеть не могла эти бедняцкие пристройки, но сейчас она благословляла их и их хозяев.

Они скоро прошли сарай, дверь которого была обращена в другую сторону – в другой двор, причем довольно далеко от жилища старухи, так что с каждым шагом Катерина чувствовала себя все в большей безопасности. Иоганн подергал дверь – она оказалась заперта снаружи на засов.

Катерина даже всхлипнула от отчаяния.

– Заперто, – простонала она. – Как же мы откроем дверь? Как нам выйти?!

– Невозможно открыть то, что заперто, – буркнул Иоганн. – Выйдем, как вошли.

У Катерины мелькнула смутная мысль… Эти слова – «Невозможно открыть то, что заперто», – ей что-то напомнили. Но тут же она забыла, о чем подумалось.

Он пошарил по стене, а вслед за этим сдвинул доску – так же, как в стене собственного жилища. Еще несколько мгновений – и беглецы оказались в огороде, вокруг которого лепились другие постройки, и Катерина догадалась, что Иоганн нарочно отодрал эти доски, проделал ход, чтобы лазить по чужим огородам и шарить в чужих сараях.

Ее первый муж, блестящий трубач и красавец, сделался жалким воришкой, и, конечно, это случилось с ним после того, как он из-за нее лишился всего, что имел… Наверное, его следовало пожалеть, наверное, Катерине следовало устыдиться, но она благодарила сейчас Бога за то, что все сложилось так, как сложилось, что бывший супруг оказался в этом ужасном месте и спас ее.

Они миновали огородик и через щель в заборе, которую умело и привычно расширил Иоганн, вылезли на узкую, довольно чистенькую улочку, с двух сторон которой тянулись заборы. Катерина не знала этих мест.

«Как же мне попасть домой?!» – подумала она с ужасом.

Нечего было и мечтать добраться до наемной кареты, которую Анна Крамер оставила в каком-то проулке. Катерина просто не знала, где этот проулок. Она не знала дороги назад!

– Ты проводишь меня во дворец? – жалобно спросила она.

Иоганн хмуро покосился на нее:

– Хорошо, но ты должна пообещать, что расплатишься со мной. Никаким графом стать я не хочу, но мне нужны деньги, много денег, чтобы я мог вернуться в Ригу, купить там дом, землю…

– Ты получишь все, что хочешь, только проводи меня домой, – горячо сказала Катерина. – Я незаметно войду – и тогда никто не будет знать, что я была у Татьянихи, никто не сможет это доказать!

– Да, – самодовольно произнес Иоганн Крузе, – кроме меня.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Катерина.

– Да то, что, если ты начнешь вилять и не дашь мне столько денег, сколько я хочу, я все расскажу о тебе и твоих похождениях. И мне поверят, потому что я подробно опишу тебя, расскажу, в каком платье ты была, в каких башмаках, в каком плаще.

– Я не собираюсь тебя обманывать, – с трудом заставила себя улыбнуться Катерина, – я хочу, чтобы ты получил ту награду, которую заслужил.

– Неужели я заслужил только деньги? – ухмыльнулся Крузе. – Мне хочется чего-нибудь еще.

– Но ты отказался от титула… – растерялась Катерина. – Чего же ты хочешь?

– Понимаешь, – сказал Иоганн задумчиво, – если разобраться, ты звалась моей женой без всяких на то оснований. Я ведь даже с тобой ни разу толком не спал. Я ни разу не довел дело до конца. Тогда, в кирхе, нас спугнул пастор, который немедленно потащил нас к венцу. Потом, во время нашей брачной ночи, только я приступил к тебе, как примчался посланец от командира полка. Получается, только я тебе суну – как должен вынимать. А мне охота сунуть – и вынуть не когда меня спугнут, а когда я сам пожелаю!

Постепенно Розмари перестала бояться своих хозяев и покровителей. Прежняя жизнь уходила в прошлое и забывалась. Девочка уже не просыпалась от ужаса при воспоминаниях о разрушенном родном доме и путешествии по России с русским сержантом. Розмари постепенно забыла о его угрюмой заботливости. Она свыклась с мыслью о том, что проживет жизнь без отца и матери, да и не нуждалась больше в родительской любви.

Фрау Монс была не слишком ласкова, но и не обижала Розмари. То же можно сказать и о Матроне Балк. Девочка при них держалась тише воды ниже травы, как и подобает благодарному приемышу. Никто и не догадывался о том холодном безразличии, которое она испытывала по отношению к ним.

Да и небрежная ласковость Анхен оставляла ее равнодушной, хотя об этом никто и никогда не догадался бы: казалось, милая, нежная девочка обожает свою хозяйку, видит в ней и подругу, и мать, и старшую сестру одновременно. На самом деле в этом доме был лишь один человек, которого она любила – с первого мгновения, как увидела.

Это был Виллим, младший сын Монсов.

Ему было пятнадцать. Когда Розмари впервые взглянула на Анхен, ей показалось, что обычная женщина не может быть столь прекрасна, что перед ней какая-то небожительница. То же самое, только гораздо сильней, острей, значительней, она почувствовала при виде Виллима. Он возник пред ней как воплощение неземной юношеской красоты, как ангел, сошедший с небес на землю. Волшебными чарами были наделены его черные глаза, снисходительно смотревшие на маленькую нищую девчонку, которую зачем-то приютила и обласкала его сестра. Он едва замечал Розмари и не считал нужным тратить на нее даже наималейшей доли своего очарования. Она была слишком незначительна для этого. Но даже и невнимание Виллима было для девочки небесным даром. Она была еще слишком мала и незрела, чтобы чего-то хотеть, и просто наслаждалась каждым мгновением, проведенным рядом с ним. Так цветок не просит солнце светить, но выпрямляется и расправляет свои лепестки под его лучом, случайно выглянувшим из-за облаков.

Она ничего не просила – она была просто счастлива рядом с Виллимом.

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая