Первый удар (СИ) - Лисина Александра - Страница 68

• Предыдущая
• 68/73
• Следующая

Серый кот аж отпрянул, поняв, что именно я хочу сделать, но мне уже было не до него — боясь опоздать, я со стоном взгромоздила изуродованную голень на такой же изуродованный бок шейри. Не глядя, уронила ее прямо на страшную рану и тихо вздохнула, надеясь, что капающая кровь успеет попасть туда прежде, чем мои повреждения полностью затянутся. Не знаю, насколько там все плохо, но кость, кажется, цела. Зубастая нежить успела только мышцы порвать и сухожилия срезать, как бензопилой, а с таким эликсиром в жилах, как эарская «синька», на мне заживет, как на собаке. В отличие от Лина. Так что пусть капает… пусть впитывается внутрь… пусть излечит и его тоже. А я посплю, пожалуй. Совсем немного. Просто чуть-чуть. Вот тут, рядышком, касаясь его бока своей спиной. И, заодно, делясь с ним силами, надеясь, что ему этого хватит, чтобы выжить.

«Гайдэ!» — услышала я пораженное напоследок. А потом уткнулась носом в едва дышащего демона и с облегчением закрыла глаза.

Как возвращались в лагерь, почти не помню — оставшийся путь отложился в моей многострадальной голове только жалкими урывками.

…вот Ур с Лином, стоя друг напротив другом, зло рычат над моим бренным телом…

…вот виднеется какой-то обрыв и каменный выступ, искрошенный в щепы…

…вот и далекий противоположный край, на котором беснуются оставшиеся недобитыми Твари…

…море крови внизу, в котором забавно переливаются крохотные синие озерца… Лин и Ур с отчаянием оглядываются в поисках чего-то важного, а потом горестно стонут, одновременно сообразив, что ничего изменить уже не в силах…

…потом они бегут бок о бок, яростно переругиваясь на ходу и поддерживая меня то носом, то крепкими «ремнями»…

…мне тепло, спокойно и уютно. Без боли. Без страха. Безо всяких сомнений…

…потом на них, кажется, кто-то напал, и Ур, некрасиво помянув Айда, ненадолго умчался. Затем вернулся, прихрамывая на правую переднюю лапу, и сказал, что, кажется, Твари проснулись во всех Горах разом. И, кажется, это случилось из-за меня. Дескать, почувствовали возвращение Ишты и теперь рыскают по всей округе, стремясь до меня добраться…

…потом они снова бежали, довольно долго откуда-то спускаясь…

…несколько раз Ур бросал нас, и тогда сзади или сбоку раздавалось многоголосое завывание, перемешанное с хриплым ревом или бешеным клекотом, от которого в душе оставался неприятный осадок… он уходил, иногда надолго… но всегда возвращался. Усталый. Грязный. С ног до головы перепачканный в чем-то липком и черном. Каждый раз внимательно меня оглядывал. Недобро косился на угрюмо ворчащего шейри… а Лин все-таки выздоровел — я не зря старалась… а потом они снова бежали куда-то вперед и постоянно вниз, старательно делая вид, что им нет друг до друга никакого дела…

…потом где-то далеко-далеко загорелась первая искорка рассвета, которая постепенно становилась все больше и отчетливее. Следом за ней в небе пролегли первые золотистые полосы, подсветившие облака узкими тонкими стрелами. А затем, наконец, среди них проступили первые настоящие, солнечные, согревшие замерзшую за ночь землю и принесшие с собой благословенное тепло лучи…

…потом я помню тихий шепот листвы, проносящейся над головой с ужасающейся скоростью. Легкое пение ветра, с сожалением остающегося позади. Чьи-то приглушенные крики. Недовольное ворчание Ура. Его короткий прощальный рык, осторожное прикосновение шершавого языка и мягкое касание смятенного разума:

«Поправляйся, Гайдэ. Мы будем очень ждать твоего зова».

— Надо говорить не «поправляйся», а «выздоравливай», — сонно отозвалась я, и тут же услышала в ответ тихий облегченный смех. — Так правильнее… вообще-то…

«Тебе виднее, Хозяйка»…

А потом Ур бесследно исчез.

Лин уже в одиночку, здорово прихрамывая на левую ногу, добрался да корявых «рогаток», стоящих у входа в лагерь, устало довез меня до знакомой палатки, буквально ввалился внутрь, наплевав на все правила и приличия. Раздраженным рыком кого-то позвал. И только потом обессилено опустился на колени, осторожно распуская намертво приковавшие меня «ремни» и позволяя мягко свалиться в чьи-то заботливые руки.

Последнее, что я помню, это встревоженное лицо Аса, еще сохранившее на себе следы прошедшей ночи — усталое, изможденное, покрытое какими-то неприятными серыми разводами. И резкий треск разрываемый ткани, который тут же перекрыл встревоженный голос братьев:

— Режь… Айд с ними, с сапогами… режь прямо так. Надо понять, насколько сильно она пострадала…

Сколько я спала, не знаю — время для меня текло совершенно незаметно. То ли час, то ли вечность… сложно сказать. Но то, что спала, это совершенно точно, потому что меня опять навещали тревожные сны. И опять в голове мелькали ужасающе реальные картинки. Про спящие Горы. Про зияющий в их теле разлом. Про спрятанную под ним древнюю Печать и тысячи Тварей, чутко сторожащих ее на глубине.

Мне казалось, я стою совсем рядом с ней. Слабая, одинокая и уязвимая. Казалось, меня окружает со всех сторон одна лишь кромешная тьма. Ни лучика света вокруг, ни голоса, ни веры. Только хриплый вой на многие сотни и тысячи голосов. Звуки невидимой схватки, сути которой я совершенно не понимала. И мерно взмахивающий крыльями старый ворон, зависший у меня перед носом и сердито кричащий:

— Разбей ее! Разбей, Ишта! Иначе все бесполезно!

— Разбить? Да я бы рада… но как? — растеряно шепчу я в ответ. — Я даже добраться до нее не могу. Я ничего не вижу.

— Разбуди Горы!!..

А потом он исчез и оставил меня в гордом одиночестве посреди мрачного царства холода, пустоты и серого безмолвия, в котором где-то неподалеку бились с неизвестным врагом невидимые воины и из которого кто-то, не обращая внимания на схватку, очень пристально изучал меня равнодушными глазами. Огромными, неприятно горящими в темноте багровыми угольками, в которых не было ничего, кроме отстраненного интереса и мертвого, холодного, какого-то нечеловеческого спокойствия.

Когда я проснулась, было уже светло. Сквозь плотную ткань палатки пробивались редкие солнечные лучи. Бледный горящий круг в ослепительно синем небе, который изнутри едва-едва различался, уже давно перевалил за полдень. Воздух был душным. Жарким. Вокруг царила неестественная тишина, сквозь которую пробивались звуки обычной жизни военного лагеря. А я неожиданно ощутила себя здоровой и полной сил.

— У-ух… — выдохнула я, едва придя в себя и тут же попытавшись встать, но, конечно же, сразу упав обратно. Сильное головокружение свалило меня на постель так же верно, как хороший удар боевого молота. Еще хорошо, что я поосторожничала и не вскочила, как обычно, с ходу, не то дело вполне могло закончиться позорным падением и весьма круто расквашенным носом.

Так… первый блин комом…

Я немного полежала, восстанавливая дыхание и старательно прислушиваясь к себе, но боги в ногах не было. Они неплохо себя чувствовали, охотно сгибались в коленях и вовсе не походили на сломанные. Уже хорошо. Правда, ниже колен была наложена тугая повязка, которую я оглядела с изрядным удивлением. Потом подумала, потрогала пальцем и, наконец, размотала, с недоверием оглядев чистую, почти здоровую кожу, на которой осталось лишь несколько длинных розовых полосок. На левой голени. Как раз там, где меня так удачно располосовали.

— Однако, — совсем удивилась я, поняв, что все поразительно быстро зажило. — Хорошая эта штука — «синька». Мы боялись, что откусил, а оно вон как — лапы опять на месте. Чудеса.

Убедившись, что все части тела в полном порядке, я полежала еще немного, постепенно вспоминая прошлую (позапрошлую? позапозапрошлую?) ночь. Слегка поежилась при мысли о том, что здорово рисковала. Огорченно вздохнула, поняв, что еще сполна за это схлопочу от братьев. Снова подумала, изыскивая способы отвертеться от справедливых упреков. Прикинула, прилично ли будет, если я еще какое-то время поизображаю умирающего лебедя. А потом прислушалась к себе и с грустью поняла: нет, не получится ничего поизображать, потому что мне срочно надо выйти и очень срочно заглянуть в одну неказистую, отдельно стоящую палатку, дабы не умереть позорной смертью от разрыва мочевого пузыря.

• Предыдущая
• 68/73
• Следующая