Миг бесконечности. Том 2 - Батракова Наталья Николаевна - Страница 63

• Предыдущая
• 63/97
• Следующая

— Без сопровождения, — язвительно добавил фотокор.

— Тогда счастливой дороги, — козырнул участковый и направился к УАЗику. — Да, если вам нужен магазин, — обернулся он, — то, как въедете в деревню… сразу поверните налево в проулок… — то ли ухмыльнувшись, то ли улыбнувшись, подсказал он после небольшой паузы.

— Неприятный типус этот ментяра, — тронувшись с места, не удержался от комментария Веня. — Наверняка квасил вчера. Дух еще тот.

— Не придирайся, работа у него такая. Нервная и малоприятная, — миролюбиво заметила Катя и напомнила: — Он сказал: сразу налево. Давай сюда сворачивай.

— Что-то не нравится мне эта улица, — отъехав метров пятьдесят от перекрестка, засомневался Потюня.

И то верно. Если основная сельская дорога, по которой за их спинами пронесся милицейский УАЗик, была расчищена от снега, то здесь просматривалась лишь припорошенная снегом глубокая колея.

— Да уж, странно, — согласилась Катя. — Неужели к единственному в деревне магазину может вести такая дорога? Слышь, Веня, остановись-ка.

Но было уже поздно. «БМВ» успела не только увязнуть в снегу, но и сесть на брюхо.

Промучившись с полчаса, они поняли, что без помощи из снежного капкана им не выбраться.

— Бабушка, здравствуйте! У вас лопаты не найдется? — обрадовалась Катя, увидев приближавшуюся старушку.

— Ё, дзетачка, лапата, — кивнула та. — А чаго ж вы сюды звярнулі? — стала она сокрушаться. — Тут да вясны ніхто не ездзіць. Толькі Грышка Палавінкін на сваім трахтары.

— Половинкин? — Катя не поверила своим ушам. — Это тот, у которого жену посадили?

— Ён самы, — кивнула старушка. — Калі ня п'е — залаты чалавек, ну а калі ужо пачаў — то нядзелі на дзве. Колькі з ім Марыйка напакутвалася, што ні рабіла, чым толькі ні загаворвала! А! — безнадежно махнула она рукой. — А цяпер вось, як жонка у турме ды дзяцей у дзетдом забралі дык навогул ніхто яму рады ня можа даць. Пойдзем, дзетачка, дахаты, дам я вам лапату. Толькі вернеце.

— Обязательно вернем, — кивнула Катя. — Веня, ты жди, я сейчас. И зря не газуй, бессмысленно. А вас как зовут? — обратилась она к старушке и предложила: — Давайте я вам помогу сумку донести.

— Ой, спасиба, дзетачка. Я сама як-небудзь. Баба Каця мяне завуць.

— И меня Катя. Давайте, давайте. Мне не тяжело, — настояла она, перехватила у бабы Кати авоську, непроизвольно заглянула внутрь: буханка хлеба, батон.

— Вы из магазина? Разве он не на этой улице? — удивилась она.

— Што ты, дзетачка! За Палавлінкінымі на гэтай вуліцы толькі кладбішча. А магазін, ён там, — обернувшись, махнула она рукой в сторону, куда поехал милицейский УАЗик.

— Странно. Нам сказали, что надо повернуть налево, — озадачилась Катя.

— І хто вам такое сказау?

— Участковый ваш. Михаил… Фамилия у него такая забавная. Кот… Корт… — призадумалась она. — Кочин! Он только что заехал в деревню.

— А, гэты, — хмыкнула старушка. — Гэты што хочаш скажа… Нябось да Галкі паехау.

— А кто такая Галка?

— Галка? Дык магазінам заведвае, — с удивлением, словно все на свете обязаны знать их заведующую Галку, сообщила старушка.

— В котором Половинкина работала? — уточнила Катя.

— Адзін у нас магазін, — баба Катя оказалась женщиной не очень многословной.

Ступив еще пару шагов, она остановилась и подозрительно посмотрела на следовавшую за ней Проскурину.

— А вы да каго? Хто такія будзеце?

— Мы — корреспонденты. Из Минска. Меня зовут Катя, там Вениамин остался, — показала она рукой на застрявшую в снегу машину.

— І якая нячыстая вас сюды занесла?

— Не нечистая, — вздохнула Проскурина и вдруг решилась: — Мы здесь из-за письма Марии Половинкиной. Она в газету из тюрьмы написала. По детям скучает. Вот мы и решили выяснить, что да как. Почему ее посадили?

— А што тут выясняць, — вздохнула старушка и продолжила движение по заснеженной улице. — Не магла адна Марыйка столькі украсці. Яна — дзеўка чэсная, у мяне на вачах расла. Ды толькі дурніца, — добавила она и умолкла.

— Что значит «дурніца»? — не выдержала Катя.

— А то і значыць.

Толкнув калитку во двор маленького покосившегося деревянного домика, баба Катя дошла до заснеженного крыльца, забрала авоську и показала рукой на деревянную лопату у стены.

— Во, бяры.

— Спасибо, — взявшись за древко, Проскурина переставила лопату поближе к себе. — Я верну, как только откопаемся. Только объясните, пожалуйста, что значит «дурніца»? Вы поймите, я же хочу помочь Марии. Мы специально приехали, чтобы расспросить, что она за человек. Почему никто из деревенских не вступился за нее?

— Праўда хочаш памоч? — недоверчиво покосилась старушка. — Гэта добра. Толькі зра вы сюды прыехалі. Ніхто нам нічога не скажа.

— Почему? Ведь если случилась несправедливость, надо с этим как-то бороться! У людей должна быть совесть.

— Можа, і далжна быць, — согласилась баба Катя. — Толькі вы дадому вернецеся, а нам тут жыць. Не, дзеўка, ехала б ты адсюль хутчэй.

— Почему?

— А таму. і ў магазін няма чаго ехаць, калі Мішка туды падаўся. Бачыла я яго там… Едзь, дзеўка, ад граху далей. Нічога я табе больш не скажу, і так лішняга нагаварыла… Лапату толькі вярні.

С этими словами старушка открыла дверь и скрылась внутри.

— Я верну, обязательно, — пробормотала ей вслед Катя.

Спустя минут сорок им наконец удалось выбраться из снежного плена. Да и то с помощью проходивших мимо двух подвыпивших мужиков: сторговались на бутылку водки.

— Вы идите к магазину, а мы сейчас подъедем. Я только лопату отнесу, — успокоила их Катя, когда машина выехала на расчищенную главную дорогу.

Надеясь, что снова увидится со старушкой и задаст еще пару вопросов, она зашла во двор и постучала в окно. Тишина. Ни шороха, ни звука.

Все понятно. Разговаривать с ней здесь больше не хотят.

Их помощники уже топтались на крыльце магазина.

— Ну что? Пошли? — предложила она им.

— Зачынены, — шмыгнул красным носом один из них. — Калі да Грышкі ішлі — работаў, а цяпер зачынены.

— Так, может, перерыв?

Катя поднялась по ступенькам, подергала ручку двери, попыталась заглянуть в большое окно. Свет включен, но в торговом зале ни души. Никаких объявлений. Да и время вроде не обеденное. Странно.

— И часто у вас такое бывает? — спросила она у пригорюнившихся мужиков.

— Ды не. Хіба, можа, тавар прыймаюць? Трэба з двара глянуць, — предложил один из них.

Но во дворе тоже не оказалось ни машин, ни людей. Дверь заперта, судя по всему, изнутри.

— Ну и как теперь быть? — озадачилась Катя.

— Ну як… Грошы давайце. Угавор як-ніяк, — сощурил глаза второй мужичок. — Адчыніцца, нікуды не дзенецца. Мабыць, Галка з Мішкам дахаты паехала. Зранку ён сення заявіўся.

— А Галка — это заведующая?

— Яна самая.

— А Мишка — участковый? Михаил Кочин?

— Бачыш, вы усё ведаеце. Давайце грошы, — нетерпеливо хриплым голосом напомнил первый мужичок.

Катя задумалась.

— А были вы у Половинкина?

— Так. Толькі спіць ён п'яны. Хата нятопленая.

— Понятно… Будут вам деньги, даже на две бутылки будут, — неожиданно оживилась она. — Только сначала вы нам расскажите об этой Галке. А заодно о Марии Половинкиной, жене Григория.

— А навошта вам Машка? Сядзіць яна.

— А вот это и хотим знать: за что ее в тюрьму упекли?

Мужики обменялись взглядами, украдкой осмотрелись вокруг, нерешительно потоптались на месте. По всему было видно, что перспектива заполучить две бутылки водки вместо одной им нравилась. Но что-то усмиряло даже их хмельные головы.

— Не-е, — первым отказался тот, что был поменьше ростом. — Не. Хопіць з нас і адной.

— Почему?

— А па качану, — мрачно пробубнил второй. — Грошы давай.

— А если три бутылки? Или четыре? — не сдавалась Катя.

Мужики снова переглянулись. По загоревшимся глазам стало понятно, что от такого предложения им отказаться гораздо труднее.

— Дзесяць, — наконец выставил свою цену первый.

• Предыдущая
• 63/97
• Следующая