Врата судьбы - Кристи Агата - Страница 34

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая

— Ты думаешь, твой дядя Айзек много об этом знал?

— Ну, знаете, ему много чего говорили. Услышит там, услышит сям. Рассказывал нечасто, но иногда знаете, вечером, выкурив трубку, когда мы с Клэрри разговариваем да еще с моим другом, Томом Гиллингэмом. Ему тоже было интересно, и дядя Айз рассказывал нам то одно, то другое. Мы, конечно, не знали, что правда, а что он выдумал. Но, я думаю, он что-то нашел и знал, где лежит. И говорил, если бы некоторые люди узнали, где оно, произошло бы много интересного.

— Вот как? — сказала Таппенс. — Что ж, нам это тоже интересно. Ты должен попытаться вспомнить то, что он говорил, — это может подсказать, кто убил его. Он ведь был убит. Это же не был несчастный случай, верно?

— Сперва мы было подумали, что произошел несчастный случай. Знаете, у него было сердце, и он мог упасть, или начинала голова кружиться, или плохо становилось. Но, похоже — я был на дознании, вы же знаете, — его убили специально.

— Да, — подтвердила Таппенс. — Я думаю, его убили специально.

— А вы не знаете, почему? — спросил Хенри.

Таппенс взглянула на Хенри, и у нее в голове промелькнула мысль, что она и Хенри похожи на двух полицейских ищеек, идущих по одному следу.

— Я думаю, что его убили намеренно, и я думаю, что ты, как его родственник, и я хотим знать, кто так жестоко с ним обошелся. Но, возможно, Хенри, ты уже знаешь — или догадываешься.

— Не, не догадываюсь, — сказал Хенри. — Просто иногда слышишь вещи, и я знаю, про каких людей дядя Айз говорит — говорил, — что они таят на него злобу, потому что он слишком много о них знает, о том, что они знают и что произошло. Но это все люди, которые давно померли, и сейчас уже толком ничего и не вспомнишь.

— Ну, — сказала Таппенс, — я считаю, ты должен помочь нам, Хенри.

— Вы хотите сказать, что разрешите мне участвовать с вами? Я имею в виду, разнюхивать всякие вещи?

— Да, — сказала Таппенс, — если ты сможешь не разболтать о том, что узнаешь. Я имею в виду, расскажешь мне, но не будешь говорить всем своим друзьям, потому что тогда узнают все.

— Ясное дело. Потому что они могут рассказать убийцам, а те могут напасть на вас и мистера Бересфорда, верно?

— Могут, — подтвердила Таппенс, — а мне бы этого не хотелось.

— Естественно, — сказал Хенри. — Значит, если я узнаю или услышу что-то, я приду к вам и предложу сделать какую-нибудь работу. Точно? Тогда я могу рассказать вам, что узнал, и никто нас не подслушает, но сейчас я ничего не знаю. Но у меня есть друзья. — Он вдруг подтянулся и принял вид, явно скопированный с какого-нибудь телегероя. — Я знаю кое-что, и никто не знает, что я это знаю. Они не знают, что я слушал, и думают, что я забыл, но я помню. Знаете, они скажут что-то, а потом скажут, кто еще знает об этом, а потом… Ну, знаете, если помалкивать, много узнаешь. Я думаю, это очень важно, верно?

— Да, — сказала Таппенс, — я тоже так считаю. Но нам нужно быть осторожными, Хенри. Ты это понимаешь?

— Ну да. Конечно, я буду осторожен. Обязательно. Он знал много об этом месте, — продолжал Хенри. — Мой дядя Айзек.

— Ты говоришь о доме или о саде?

— Ну да. Он знал кое-что о нем: куда ходили люди, что они там делали, где назначали встречи. Где можно было что-нибудь спрятать. Иногда он рассказывал об этом. Ма, конечно, не слушала. Она считала все это глупостями. Джонни, мой старший брат, тоже не хотел слушать. Но я слушал, и Клэренсу тоже было интересно. Он, знаете, любит такие фильмы, и прочее. Он сказал мне: «Чак, это прямо как в кино». Мы разговаривали об этом.

— Вы ничего не слышали о девушке по имени Мэри Джордан?

— А, да, конечно. Она была немецкой шпионкой, верно? Выведывала военные тайны у флотских, да?

— Кажется, так, — сказала Таппенс; решив, что лучше придерживаться этой версии. Про себя она извинилась перед призраком Мэри Джордан.

— Она, верно, была симпатичная, да? Красавица?

— Откуда мне знать? — сказала Таппенс. — Она ведь умерла, когда мне было годика три.

— А, ну да, конечно. Иногда о ней здесь вспоминают.

— Ты выглядишь возбужденной и запыхавшейся, Таппенс, — заметил Томми, когда в боковых дверях появилась его тяжело дышащая жена, одетая в платье для работы в саду.

— Так оно и есть, — ответила Таппенс.

— Наработалась в саду?

— Нет. Сама я ничего не делала, только стояла у салата и разговаривала, или, если хочешь, со мной разговаривали…

— Кто с тобой разговаривал?

— Мальчик, — ответила Таппенс.

— Предлагал помощь в саду?

— Не совсем. Это, конечно, тоже было бы неплохо. Нет. Он выражал свое восхищение.

— Садом?

— Нет, — сказала Таппенс. — Мной.

— Тобой?

— Не делай такой удивленный вид, — промолвила Таппенс, — и не говори таким удивленным голосом. Хотя, я согласна — подобные вещи иногда происходят, когда их меньше всего ожидаешь.

— А. Чем же он восхищался — твоей красотой или садовым одеянием?

— Моим прошлым, — ответила Таппенс.

— Твоим прошлым!

— Да. Он был немало восхищен, узнав, что я являюсь дамой, как он вежливо выразился, которая разоблачила немецкого шпиона в прошлой войне, маскировавшегося командором военно — морских сил.

— Боже ты мой, — проговорил Томми. — Снова Н или М. Неужели нам суждено всю жизнь слышать упоминания о них?

— Ну, я вроде бы не против слышать упоминания о них, — сказала Таппенс. — Почему бы и нет? Будь мы известными актерами, нам бы нравилось, что нас помнят.

— Понимаю твое отношение, — заметил Томми.

— И, думаю, это поможет нам в нашем расследовании.

— Мальчик, ты говоришь. Сколько ему лет?

— О, лет десять — двенадцать. Выглядит на десять, но ему, кажется, двенадцать. И у него есть друг по имени Клэренс.

— При чем тут это?

— Пока не при чем, — сказала Таппенс. — Но они с Клэренсом союзники и как будто желают записаться к нам в помощники. Узнать что-нибудь для нас.

— Если им по 10—12 лет, как они могут рассказать нам то, что мы хотим узнать? — спросил Томми. — Что он говорил?

— Говорил он в основном короткими предложениями, — ответила Таппенс, — состоявшими из «ну, знаете», или «понимаете, это было так», или «да, вот так, знаете ли». В общем, «знаете» составляло основную часть всех его высказываний.

— А ты всего этого не знала.

— Ну, он все пытался рассказать, что он слышал.

— От кого?

— Не знание из первых рук, так сказать, и, по-моему, не из вторых. Я думаю, следует говорить о знании из третьих, четвертых, пятых и даже шестых рук. Упоминалось также то, что слышали Клэренс и Элджернон, друг Клэренса. Элджернон сказал, что Джимми слышал…

— Стоп, — сказал Томми, — достаточно. Что же они слышали?

— На этот вопрос ответить уже труднее, но можно. Они слышали упоминания определенных мест, всякие рассказы, и они очень, очень хотят разделить с нами увлекательность наших попыток.

— Каких попыток?

— Найти что-то важное, что, как хорошо известно в округе, спрятано на территории дома.

— А-а, — протянул Томми. — Спрятано. Как, где и когда спрятано?

— На все три вопроса существуют разные ответы, — сказала Таппенс, — но ты должен согласиться, Томми, что это увлекательно.

Томми задумчиво ответил, что согласен.

— Это увязывается со старым Айзеком, — продолжала Таппенс. — Я думаю, Айзек мог рассказать нам многое.

— Ты полагаешь, что Клэренс и — как зовут другого?

— Сейчас вспомню. Я так запуталась в именах тех, от кого он все это слышал. У некоторых высокопарные имена вроде Элджернона, у других — вполне обычные, типа Джимми, Джонни или Майк. Чак, — вдруг выпалила она.

— Что Чак?

— Кажется, это его имя. Ну, мальчика. Чак.

— Довольно странное имя.

— По-настоящему его зовут Хенри, но, кажется, друзья зовут его Чак.

— Трактор в поле чак — чак — чак.

— Ты имеешь в виду, трактор в поле дыр-дыр-дыр.

— Да, я знаю, как правильно. Но «чак-чак-чак» звучит не хуже.

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая