Утомленная балом - Лебедева Елена Алексеевна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/47
• Следующая

Валериан попытался возразить:

— Тобой движет желание мстить, твой разум затуманен жаждой расплаты. Одумайся. Ты должна остановиться, иначе… Иначе ты не сможешь спастись. Ради меня, ради себя самой, пощади эту женщину!

Взгляд Ефросиньи обрел осмысленность, дьявольский огонь, только что полыхавший в глазах, потух.

— Но только при одном условии. Ты свяжешь ее покрепче. Я должна быть уверена, что никто не помешает нам бежать из этого дома. Оставаться здесь больше нельзя. Мы сильно рискуем.

Ефросинья извлекла откуда-то клубок толстой бечевки:

— Скорее, прошу тебя, она может очнуться.

Валериан опустился на корточки, начал спутывать Лизе ноги, делая вид, что тщательно проверяет узлы. На самом же деле он пытался не слишком затягивать веревку, чтобы жертва смогла как можно быстрее освободиться.

Ефросинья продолжала командовать:

— Теперь завяжи ей руки!

Точно так же, без натяжения, Валериан опутал женщине торс и закрепил веревки сзади. Почувствовав давление на грудь, Лиза очнулась и попыталась освободиться.

— Вот видишь! — Упрекнула Валериана Ефросинья. — Что бы мы делали, не привяжи ты ее к стулу!

— Где я? — Голос Лизы был слабым, окружающая обстановка виделась ей, словно в тумане. Наконец она сделала над собой усилие и с трудом сосредоточилась.

— Познакомьтесь, Лиза, это мой врач и преданный друг, Валериан Басов. Возможно, это имя вам о чем-нибудь говорит?

Лиза начала понимать, кто сейчас находится перед ней, кто эта женщина.

Ефросинья продолжала:

— Если бы не он, я сейчас не стояла бы здесь, перед вами. Именно он помогал мне все время.

Валериан поцеловал протянутую ему руку, и женщина посмотрела на него с нежностью, но когда снова заговорила, в ее голосе послышались торжествующие нотки:

— Лиза, как вы представляли собственную смерть? Наверное, вы мечтали умереть глубокой старухой, в окружении многочисленных отпрысков?

Лиза похолодела от ужаса. Неужели ее убьют точно так же, как и несчастную Софью? Она попыталась освободиться, но была еще слишком слаба и только беспомощно шевелила пальцами.

Ефросинья свысока смотрела на Лизу:

— Я разочарую вас. Вы не увидите свою старость. Вы умрете молодой, — и уже обращаясь к Валериану, распорядилась, — возьмите вещи и отнесите их в карету. Здесь опасно находиться. Если уж Лиза так быстро нашла нас, то полиции это не составит труда.

Валериан не торопился уходить:

— Вы же обещали…

— Не беспокойтесь. Ступайте же! Ждите на улице.

Ефросинья выпустила Валериана из комнаты, закрыла за ним задвижку. Подойдя к письменному столу, достала из ящика бумагу и принялась аккуратно раскладывать ее по полу, несколько листов бросила под ноги Лизе. Потом заторопилась, наскоро оделась. Уходя, сделала вид, что случайно задела рукой одну из свечек, расположенных у входной двери на этажерке. Свеча медленно теряла равновесие; Лиза с ужасом наблюдала за ней, не в состоянии помешать Ефросинье. Искры рыжими всплесками падали на бумагу, та мгновенно занялась неестественно ярким пламенем. Ефросинья зачарованно шевелила губами, читая молитву. Наконец, она очнулась и произнесла:

— Прощайте, Лиза. Я вам завидую. Ваша смерть, в отличие от моей, будет быстрой.

Дверь захлопнулась, обдав жаром полыхающего огня. Через мгновение занялись занавески, отделявшие комнату от небольшой прихожей. Огонь жадными языками лизал потолок, падал вниз и расползался по деревянному полу. Остальные свечи плавились от жара, пламя разгоралось сильнее, плотным кольцом сжимаясь вокруг несчастной женщины. Становилось трудно дышать.

Лиза начала раскачиваться на стуле, пытаясь переместиться ближе к окну.

Послышался стук в дверь, крики, кто-то с силой ударил в нее плечом, дверь распахнулась. На пороге показался Митрофан. Но попасть в комнату ему не удалось, на пути была огненная преграда.

— Хозяйка, — кричал он, — не бойтесь, мы мигом! Сейчас зайдем с другой стороны!

В оконное стекло полетел камень, послышался звон мелких осколков. Любаша потянулась к щеколде и, поранив руку, через зияющее отверстие пробралась внутрь. Сначала она вскарабкалась на письменный стол, который преграждал ей дорогу, потом соскочила вниз и быстро, сбивая огонь, подбежала к Лизе, чтобы освободить хозяйку от пут и взвалить на себя. За окном ее уже ждал Митрофан. Любаша толкнула Лизу через подоконник прямо на руки к верному слуге, но сама спуститься не успела.

Сверху на нее упала потолочная балка, больно ударив по затылку. Любаша обмякла, ноги ее подогнулись, и она потеряла сознание. Последней в ее голове промелькнула мысль, что хозяйка наконец в безопасности.

Митрофан опустил Лизу на землю и бросился спасать Любашу, но огонь обжигающей стеной преградил ему путь. Как он ни старался вызволить несчастную из огня, ничего не получалось, до нее невозможно было добраться — пламя выхлестывалось из окна и пожирало наружные стены. Из окон соседних комнат стали выпрыгивать люди, ото всюду слышались крики. Дом на глазах выгорал: стены сыпались, крыша оседала и складывалась, одни лишь печные трубы продолжали печально чернеть, возвышаясь над пожаром, словно ритуальные стелы древних язычников.

Прибыла пожарная служба, люди принялись за работу. Лиза с трудом открыла глаза, мутным взором оглядывая окруживших ее людей. Рядом в отчаянии стенал Митрофан.

— Нужно ехать домой, — тихо сказала она.

— Нельзя, Лизавета Павловна, — Митрофан размазал слезу по грязной щеке, — надобно дождаться полиции. А уж полиция этих стервецов найдет и накажет!

Рядом с Лизой возник невысокий пожилой человек — следователь Афанасий Иванович, которого Лиза сразу узнала.

— Мне нужно вас допросить, Елизавета Павловна. Следуйте за мной. Я, кажется, дал вам ясно понять, что нужно оставаться в Петергофе. И ты, голубчик, — сказал он, обращаясь к Митрофану, — следуй за мной.

— Барин, она не может сама идти, ее чем-то опоили.

— Ну так возьми ее на руки! — распорядился Афанасий Иванович. — Тем более, Елизавету Павловну нужно показать лекарю.

— Там, на пожаре, сгорела Любаша, наша горничная, — Лиза подала голос. — Как же мы теперь без нее?

— Об этом после, — следователь был непреклонен. — Давай, голубчик, отнеси ее в экипаж и следуй за мной.

В полицейском участке Лизу долго приводили в чувство. Следователь не слишком верил ее словам, но Митрофан божился, что было именно так, как говорит хозяйка. На руку Лизе сыграли показания пострадавших от пожара соседей и тех прохожих, которые видели мужчину и женщину, покинувших дом сразу же перед пожаром. Афанасий Иванович перестал подозревать Лизу, теперь под подозрение попала Ефросинья, которую требовалось срочно найти. Он пообещал Лизе, что все силы бросит на поиски преступников, и что об этом деле обязательно доложат государю.

В коридоре Лизу терпеливо ждал встревоженный Николай Степанович. Он не задавал ей лишних вопросов, ему вполне хватило объяснений Митрофана.

Лиза смогла вернуться в Петергоф только спустя неделю. Она долго не могла прийти в себя от пережитого, потом внезапно осознала смерть Любаши и переживала так, словно погиб кто-то из членов семьи. Конечно, она больше ни в чем не подозревала ее. Образ горничной теперь представлялся Лизе в ореоле мученичества и святости. Лиза пообещала, что никогда не забудет ее благородного поступка и обязательно даст вольную всем ее деревенским родственникам.

Николай Степанович не мучил жену расспросами. Лизу это радовало — не нужно было признаваться в грехах. Возможно, думала Лиза, муж уже догадывается о многом и просто не хочет услышать подтверждение своих догадок из уст любимой женщины. Что-то едва уловимое становилось между ними: недосказанность воздвигала воображаемую стену недоверия, не было уже прежней сердечности и открытости, ушло нечто важное. Оставались лишь привычные обязанности, которые не слишком тяготили Лизу. Она думала, что скоро былые отношения вернутся, что муж станет прежним, и прошлое забудется.

• Предыдущая
• 37/47
• Следующая