Последний холостяк - Крэн Бетина - Страница 44
- Предыдущая
- 44/96
- Следующая
Она старалась сохранить спокойствие, но сердце ее готово было выскочить из груди. Роковой вопрос, заданный ей Ремингтоном, продолжал звучать в ушах. Во рту пересохло, она пытливо вглядывалась в его глаза.
Он проговорил:
– Из общения с этими мудрыми и почтенными дамами я понял, что заблуждался в своем отношении к женщинам. В первый же день моего пребывания в этом доме Гертруда продемонстрировала мне свое полное превосходство. Я почувствовал себя подростком в коротких штанишках. Молли преподала мне прекрасный урок ведения переговоров с рыночными торговцами. Элинор доказала, что женщина порой превосходит мужчину в смекалке и выдумке. А тетушка Гермиона поразила меня своей неувядающей энергией и обаянием. Неудивительно, что она пленила сердца четырех джентльменов. Мне продолжать?
– Да, я вас внимательно слушаю, – кивнула Антония. Он взглянул в ее лучистые глаза и, вздохнув, промолвил:
– Я могу лишь добавить, что Пруденс порой бывает чересчур игрива и легкомысленна, Поллианна – излишне практична, а старушка Клео – дьявольски проницательна, обаятельна и мудра.
Выслушивая его искреннее признание, Антония чуть было не расхохоталась: ее милые почтенные дамы, несомненно, сумели сломить защитные препоны этого гордеца и завоевать его сердце. От былой игривости этого завзятого жуира не осталось и следа, сейчас Ремингтон говорил серьезным тоном и четко формулировал свое мнение о женщинах, окружающих Антонию, и о непростых отношениях с ней самой. Это не могло ее не радовать. Антония вздохнула и задала ему новый вопрос:
– И что же теперь вы думаете о так называемой женской работе, сэр? Она по-прежнему представляется вам пустяковой и сводящейся к наведению порядка в любом домашнем гнездышке?
– По моим наблюдениям, миледи, ваши милые дамы ведут домашние дела куда более организованно, чем правительственные чиновники – государственные, – ответил он. – Это дает мне основание считать, что женщины ни в чем не уступают мужчинам и, получив соответствующую подготовку, могут занимать весьма ответственные посты. Короче говоря, вы победили, Антония Пакстон, а я проиграл.
Она так расслабилась после таких слов, что позволила ему податься вперед и жарко поцеловать ее в губы. В голове у нее помутилось, по телу пробежала сладкая дрожь, кровь забурлила в жилах. Каждое новое прикосновение графа к ее коже усиливало разгоравшуюся в ней страсть.
Ремингтон повалил ее на постель, которую чудесным образом успел расправить и разложить на кровати, пока она пребывала в легком обмороке. Антония обняла его за плечи и с наслаждением прижалась к нему всем телом, запустив ему в волосы пальцы.
Повторялось то, что однажды уже произошло в малой гостиной наверху: они вновь готовы были слиться в упоительном экстазе, словно и не было никаких сомнений и ссор в предшествующие этому восхитительному мигу дни. Отринув подозрения и предрассудки, Антония дала волю своим тайным желаниям и наслаждалась его поцелуями и ласками.
Согревая ей шею дыханием, Ремингтон торопливо расстегивал бесчисленные пуговицы на платье. Наконец его губы коснулись ее бюста, выпирающего из-под края корсета, и она томно застонала. Он же внезапно поднял голову и воскликнул:
– Проклятые пуговицы! Чего бы только я не отдал сейчас за ножницы!
Антония смотрела на него сверкающими глазами и не отвечала. Он ощутил столь сильное желание немедленно овладеть этой женщиной, что даже вздрогнул.
– Вы подлинная дьяволица, Антония Пакстон, и Клео по сравнению с вами – сущий ангел, – хрипло произнес он.
– Неужели? – выдохнула она и закрыла глаза, как бы демонстрируя свою готовность позволить ему делать с ней все, что ему вздумается.
Ремингтон вновь припал губами к ее рту, и она удивила его, сжав ему кончик языка губами. Он с радостью включился в предложенную ему амурную игру и стал пылко ласкать ее не только языком, но и руками, постепенно стягивая с нее юбки. Однако их покрой мешал ему сделать это с желаемой легкостью и быстротой, юбки застряли где-то на коленях.
– И кто только выдумал этот идиотский фасон? – в отчаянии воскликнул Ремингтон. – На такое способен лишь человек, ненавидящий как мужчин, так и саму естественную любовь!
В ответ Антония тихо рассмеялась и посмотрела на него так, что он прекратил излишнюю болтовню и впился губами в ее торчащий розовый сосок. Антония густо покраснела и застонала. Он стал теребить пальцами ее второй сосок, потом сжал его губами и принялся поглаживать руками ее бедра и колени.
Низ живота Антонии налился сладкой тяжестью, по коже побежали мурашки. Пальцы Ремингтона проникли под кружево панталон и – и по ее бедрам растеклось блаженное тепло. Когда же его рука достигла самого ее заветного местечка, она впилась пальцами ему в плечи и стала двигать торсом. Жар напрягшегося мужского естества проникал в ее лоно даже сквозь несколько слоев ткани.
С каждой секундой давление на ее тело отвердевшей плоти становилось все мощнее и явственнее, его руки все нетерпеливее ласкали ее груди, вызывая в ней растущее желание.
– Возьми же меня наконец, Ремингтон! – выдохнула она свое сокровенное желание заполнить пустоту в лоне.
Прервав поцелуй, он пристально взглянул на нее, изнемогающую от вожделения, и промолвил: – Непременно, любимая!
В следующий миг все ее женское естество содрогнулось, пронзенное его раскаленной мужской плотью. Он запечатал ей уста поцелуем и начал ритмично и настойчиво возносить ее к облакам, туда, где ее ожидали райские ощущения. Потеряв остатки рассудка, Антония полностью отдалась этому головокружительному полету. Внезапно внутри у нее словно лопнула натянутая струна – она вздрогнула и задохнулась от неописуемого блаженства, растекшегося по низу живота. Глухо вскрикнув от восторга, она судорожно вцепилась пальцами в его плечи и забилась в сладких конвульсиях. Очень медленно жар в лоне спал, с глаз ее упала пелена, и Антония, обмякнув, замерла в приятном изнеможении, не решаясь открыть глаза.
Тяжело дыша, Ремингтон продолжал сжимать ее в своих объятиях. Он дрожал от перевозбуждения, но сдерживал желание перешагнуть роковой рубеж, поскольку отчетливо осознавал значимость всего случившегося и чувствовал, что Антония полностью удовлетворена. Впервые партнерша отвечала ему с поразительной пылкостью и не скрывала того, что теряет сознание даже от ласк его губ и рук. Слегка отстранившись, он с нежностью взглянул на ее лицо, светящееся женственностью, довольством и счастьем.
Ее длинные ресницы чуть заметно подрагивали, на блестящих щеках играл румянец, порозовела шея и плечи. Она открыла глаза и вздохнула, намереваясь что-то сказать, но вдруг тишину нарушил дребезжащий старческий голос:
– Вы здесь, мадам?
Это приближался Хоскинс.
Антония зажмурилась и замерла. Ремингтон вдавил ее телом в перину и затаил дыхание. Шаги и голос дворецкого становились все громче, в голове у Антонии зашумело, страх сменился ужасом. Хоскинс застыл в дверном проем, крякнул, очевидно, пораженный беспорядком в спальне хозяйки, что-то пробормотал и ушел. Выждав некоторое время, Ремингтон выглянул из-за горы подушек и с облегчением сказал:
– Вряд ли он заметил нас за этой баррикадой из перины, покрывала и одеяла. Но какого дьявола ему вздумалось войти сюда в самый неподходящий момент? Уж не подстроили ли вы это заранее, мадам? Или старикан обладает редким чутьем на разврат?
От возмущения Антония стряхнула с себя оцепенение и, оттолкнув графа, села на кровати. Да как он посмел заподозрить ее в подлом коварстве! Какой позор и срам!
– Я ничего не планировала заранее! – срывающимся голосом воскликнула она. – Как можно планировать собственный обморок от внезапного порыва страсти? И зачем уговаривать дворецкого входить сюда в столь пикантный миг? Не смейте ко мне прикасаться! – добавила она, когда он обнял ее и поцеловал. – Отпустите меня сейчас же! Вы мне противны, сэр!
– Антония! Не сердитесь, я пошутил! Разумеется, вы ничего не подстраивали, это я соблазнил вас и вовлек в амурную игру. Но клянусь, я не раскаиваюсь в содеянном. Равно как не сожалеете о случившемся и вы… Не так ли?
- Предыдущая
- 44/96
- Следующая
