Белые медведи - Крысов Анатолий Вадимович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/51
• Следующая

Большая советская энциклопедия утверждает, что сложные проценты – это проценты, насчитываемые не только на первоначальную величину, но еще и на проценты, уже наращенные на нее за предыдущий срок. При сложной процентной ставке процентный платеж в каждом расчетном периоде добавляется к капиталу предыдущего периода, а процентный платеж в последующем периоде начисляется на эту наращенную величину первоначального капитала. Обычно сложные проценты используются для долгосрочных ссуд со сроком более года.

Лев Соломонович же давал деревенским жителям деньги в долг, а сложные проценты начислял ежедневно. Поначалу схема работала превосходно, но позже жертвы махинаций заподозрили неладное и сломали ему два ребра. Когда он вышел из больницы, деревенские потребовали свои деньги обратно и сломали ему челюсть. Такого стерпеть Лев Соломонович не мог. Он пообещал, что все отдаст, а ночью поджег пять домов и уехал в город. Там его, разумеется, было уже не найти.

В городе дела пошли в гору: Лев Соломонович познакомился с нужными людьми, провел пару сомнительных сделок и придумал новую гениальную, со слов Маши Кокаинщицы, схему. Он решил страховать кредиты. Идея заключалась в следующем: банк выдавал кредит и затем страховал его в специальной страховой компании. Все выглядело гладко, ведь в случае невозврата банк оставался при своих деньгах, а забота о выбивании денег ложилась на плечи страховой компаний, в роли которых выступали крупные преступные группировки.

Но и здесь Льву Соломоновичу не повезло: неплательщиков становилось все больше, бандиты уставали гоняться за ними и в конце концов предъявили автору идеи претензии. Причем их намерения были настолько серьезные, что Лев Соломонович вначале месяц прятался в психиатрической больнице, где у него работал хороший знакомый, а затем пять лет жил то в Израиле, то в Америке.

Не так давно наш друг вернулся из своего вынужденного бегства и предстал перед нами в совершенно ином свете. Во-первых, он стал заядлым любителем экстази (читай: чаю откушав, плясать на танцполе). Во-вторых, Лев Соломонович начал как-то нездорово реагировать на особенно упитанных женщин (я бы сказал, жирных телок). Как только он видит задницу размером с две среднестатистические головы, у него, как у бедного араба, все опадает вниз, а изо рта невольно вырывается: «Какая фемина!»

Я сижу и смотрю на Льва Соломоновича, бодро отплясывающего с горящими глазами под современную версию «Ra-ra-rasputin» в компании двух молоденьких девушек. Их бюст ходит туда-сюда в такт взмахам рук их покровителя. Лев Соломонович выглядит этаким дирижером танцевальной эротики в клубе «Сети». Думаю, в настоящий момент он абсолютно счастлив.

Никифорыч фыркает и говорит:

– Его скоро третий инфаркт свалит, – он фыркает еще раз и добавляет: нам же лучше.

– Что ты имеешь против невинных забав старика? – спрашиваю я. – Хочется танцевать, так пусть танцует.

– Невинных? – Никифорыч удивленно поднимает брови, а затем говорит: это вы думаете, что Геринг невинный, а у меня другая информация имеется. Как думаешь, что он потом сделает с этим двумя глупыми девчонками, а?

– Трахнет? – отвечаю я и продолжаю: заставит участвовать в групповухе? Снимет все это дело на камеру?

В подобных вещах, как мне кажется, нет ничего необычного. Каждый хоть раз в день да думает о всяческих извращениях, которыми бы не отказался заняться. И, слава Богу, что Лев Соломонович имеет возможность претворить свои тайные желания в жизнь легальным путем, а не выслеживает по ночам старушек с кастетом в руке.

– Если бы, – только и говорит Никифорыч.

По его виду я понимаю, что Лев Соломонович ему омерзителен. Наверняка эта ищейка каждый день только и занимается тем, что вынюхивает все непристойные детали нашей жизни. Это тоже своего рода извращение. Интересно, он в курсе, чем я занимался в прошлом году на даче с тремя молоденькими модельками?

– Этому старику давно пора подправить мозги на принудительном лечении, – продолжает Никифорыч. – Его прибамбасы будут покруче Серегиной постановки «Гамлета».

Тут мы начинаем смеяться, как дети. Я даже на мгновение забываю о карлике, Инне и зарождающейся мании преследования. Я думаю, стоит ли рассказать Никифорычу о новой идее Сергея, его будущем романе, но вместо этого говорю:

– Слушай, Никифорыч, у меня есть деликатное дело, требующее полной конфиденциальности. Все очень серьезно, так что никому ни слова.

Мой собеседник делает недовольное лицо и отвечает:

– Саня, мы же не первый год вместе. Выкладывай.

Как бы так рассказать про карлика, чтобы не вызвать новый приступ смеха, решаю я и начинаю свой рассказ:

– У меня есть три проблемы, – говорю, отхлебывая теплый коньяк из стакана. – Во-первых, какой-то придурок шлет мне идиотские сообщения. Вот его адрес, – даю Никифорычу маленькую бумажку с надписью «[email protected]». – Во-вторых, у моей сестры где-то была банковская ячейка. У меня есть ключ, но я не знаю, в каком банке она обслуживалась, – даю Никифорычу ключ с биркой «437». – И последнее, вот странная визитка, – даю Никифорычу визитку с именем «Варвара». – Проверь, что там и как. Только адрес обязательно узнай, я хочу приехать туда без предупреждения.

Никифорыч внимательно меня слушает, кивает головой и медленно пьет коктейль. Он тщательно осматривает все предметы, полученные от меня, затем говорит:

– У тебя проблемы, Саня?

– Проблемы у тех, кто сидит на крэке, а я в полной жопе, если честно, – отвечаю я и добавляю: но не задавай вопросов сейчас – я все равно не отвечу. Возможно, это не имеет никакого значения, но лучше подстраховаться.

– Понятно, – кивает Никифорыч и спрашивает: тебе точно не нужна охрана? Можно было бы устроить в два счета. Ты бы моих парней даже не заметил, зато всем было бы спокойнее.

Верчу головой отрицательно.

– Никакой охраны, – говорю я. – Просто небольшое приватное расследование. Такое случается время от времени – сам знаешь, не вчера родился.

Музыка меняется, и теперь мы разговариваем под новую песню «Modern talking». Лев Соломонович устало идет к нам.

– Только не это, – цедит сквозь зубы Никифорыч, залпом выпивает оставшийся коктейль и встает из-за стола, направляясь к барной стойке. Понятно, что самому ходить за напитком нет надобности. Просто Никифорыч боится не вынести запаха потного еврея под экстази. Я остаюсь на месте, у меня хронический гайморит.

Это такая болезнь, при которой воспаляется слизистая оболочка – а иногда и костная стенка – придаточной полости носа, гайморовой. Названа она в честь английского анатома Н. Гаймора, который впервые и описал это заболевание. Во время острого периода гайморова пазуха заполняется гноем, а нос перестает различать запахи. Кто-то назовет это проклятием, но я придерживаюсь мнения, что мне дико повезло.

Именно поэтому я широко улыбаюсь Льву Соломоновичу и говорю:

– Здравствуйте, здравствуйте! Опять отдыхаете?

Лев Соломонович, хоть и садится на стул, продолжает извиваться в такт музыке и кричит сквозь шум:

– Давно не виделись, дорогой! Как дела? – он хватает мой стакан, опрокидывает его и, поморщившись, говорит: опять пьешь Чивис Регал? Как же мне надоела эта Франция!

К нам подбегают спутницы Льва Соломоновича и начинают крутиться около стола. Я осматриваю их с головы до пят.

– Нравятся? – спрашивает Лев Соломонович и объясняет: мои девочки.

Он подмигивает и продолжает:

– Очень хорошие девочки, только худенькие больно, но зато чистенькие.

Я смотрю в сторону барной стойки и вижу, что Никифорыч стоит там, ожидая, когда вся эта экстази-компания свалит. Но от Льва Соломоновича так просто не отделаешься. Он начинает рассказывать:

– Представляешь, в прошлом месяце еле-еле поборол триппер. Врач утверждает, будто мое здоровье настолько слабое, что его может убить безобидное венерическое заболевание, – Лев Соломонович смеется и говорит: я чуть рассудка не лишился, когда узнал. Только вдумайся, Саня, помереть оттого, что с конца закапало.

• Предыдущая
• 17/51
• Следующая