Предложение джентльмена - Куин Джулия - Страница 46

• Предыдущая
• 46/72
• Следующая

Он прильнул губами к ее губам, поклявшись, что, если она скажет «нет», если хоть как-то даст понять, что не хочет его, он прервет поцелуй. Это будет самое сложное, что он когда-либо делал, но он это сделает.

Но Софи не сказала «нет», не оттолкнула его, не стала ни сопротивляться, ни вырываться. Вместо этого она прильнула к нему всем телом, зарылась руками в его волосы, и губы ее приоткрылись. Бенедикт понятия не имел, почему она вдруг решила позволить ему себя поцеловать, но оторваться от ее губ, чтобы спросить об этом, он не мог.

Он уже не был уверен, что ему удастся уговорить ее стать своей любовницей, и теперь упивался блаженными мгновениями, которые, быть может, и не повторятся, стремясь вместить в один поцелуй всю жизнь.

Поцелуй становился все более страстным, и внезапно в голове Бенедикта зазвенел назойливый голос, говоривший ему о том, что все это уже было. Два года назад он танцевал с женщиной, а когда собрался поцеловать ее, она сказала, что ему придется вложить в этот поцелуй всю жизнь.

Тогда он был чересчур самонадеян и не поверил ей. Потеряв ее, Бенедикт не встретил ни одной женщины, с которой мог представить себе свою дальнейшую жизнь. До тех пор, пока не познакомился с Софи.

В отличие от таинственной незнакомки в серебристом платье Софи не была той, на ком он надеялся жениться, но, с другой стороны, в отличие от той же незнакомки она находилась здесь, с ним рядом. И он не собирался ее от себя отпускать. Он вдыхал нежный запах ее волос, ощущал губами ее сладкие губы и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. У него было такое ощущение, будто она создана для него, а он — для нее.

— Пойдем ко мне, — прошептал он ей на ушко. Софи промолчала, но Бенедикт почувствовал, что она вся напряглась. — Пойдем, — снова прошептал он.

— Я не могу, — прошептала Софи в ответ.

— Нет, можешь.

Софи покачала головой, однако не отстранилась, и Бенедикт, воспользовавшись этим, вновь прильнул к ее губам. Язык его скользнул ей в рот, вбирая в себя его сладость. Рука непроизвольно нащупала высокую грудь, легонько сжала ее, и у Бенедикта перехватило дыхание от остроты охвативших его чувств. Но этого ему показалось мало. Ему хотелось ощутить бархатистую кожу Софи, а не материю платья.

Однако он понимал, что здесь для этого не место. Они стоят в саду его матери. Кто угодно их может заметить, и, если бы он не увлек ее незаметно в беседку рядом с дверью, уже наверняка заметили бы. И это стоило бы Софи потери работы.

А может быть, наоборот, стоит вытащить ее на всеобщее обозрение? Тогда она лишится работы, и у нее не будет иного выхода, как стать его любовницей. Ведь именно этого он добивается.

Но в этот момент ему пришло в голову — откровенно говоря, Бенедикт удивился тому, что в такой момент ему вообще что-то может приходить в голову, — что одной из причин, по которой он так любил Софи, было присущее ей чувство собственного достоинства. К несчастью для Бенедикта, она слишком уважала себя, чтобы совершить поступок, идущий вразрез с ее представлениями о достоинстве и чести.

И если он погубит ее репутацию, выставив на посмешище перед людьми, которыми она восхищается и которых уважает, дух ее будет сломлен. А это было бы непростительным преступлением.

И Бенедикт медленно отстранился. Он по-прежнему хотел ее и хотел, чтобы она стала его любовницей, но силой принуждать ее к этому, компрометируя перед прислугой матери, не собирался. Когда она придет к нему — а в том, что она это сделает, он поклялся, — это произойдет по ее собственной доброй воле.

А он, со своей стороны, приложит все усилия к тому, чтобы это произошло как можно быстрее.

— Вы остановились, — удивленно прошептала Софи.

— Здесь не место, — ответил Бенедикт.

Несколько секунд лицо ее оставалось бесстрастным, но потом на него словно упала тень. Оно исказилось от страха. Началось все с глаз, которые вдруг стали невероятно круглыми и еще более зелеными, чем обычно, потом приоткрылись губы, и с них сорвался крик ужаса.

— О Господи! Я не подумала… — прошептала Софи скорее себе, чем Бенедикту.

— Я знаю. — Он улыбнулся. — И очень хорошо, что ты не думала. Я ненавижу, когда ты думаешь. Это всегда плохо для меня кончается.

— Больше этого не должно повториться.

— Не должно повториться здесь, ты хочешь сказать.

— Нет, я хочу сказать…

— Ни слова больше, иначе ты все испортишь!

— Но…

— Окажи мне любезность, — перебил он ее, — дай мне поверить, что сегодняшний день закончится без твоих обычных слов, что этого больше никогда не повторится.

— Но…

Бенедикт прижал к ее губам палец.

— Ты не хочешь выполнить мою просьбу?

— Но…

— Неужели я не заслуживаю даже такой малости?

Наконец он добился своего: Софи улыбнулась.

— Вот и хорошо. Так гораздо лучше, — проговорил Бенедикт.

Губы Софи дрогнули, улыбка стала шире.

— Молодец, — прошептал он. — А теперь я должен идти. Прошу тебя только об одном. Пока я буду идти, оставайся там, где стоишь, и продолжай улыбаться. Потому что любое другое выражение на твоем лице разбивает мне сердце.

— Но вы же ничего не увидите.

— Я почувствую, — сказал Бенедикт, коснувшись рукой ее подбородка.

И, повернувшись, вышел из сада.

"Вчера Фезерингтоны устроили небольшой званый обед, и хотя автора этих строк не удостоили приглашением, она слышала, что мероприятие удалось на славу. Присутствовали трое из семейства Бриджертон, однако, к немалому огорчению сестер Фезерингтон, все они принадлежали к женской половине семейства. Присутствовал также Найгел Бербрук, весьма приятный молодой человек, который постоянно выказывал знаки внимания мисс Филиппе Фезерингтон.

Автору этих строк стало известно, что Бенедикт и Колин Бриджертоны также были приглашены, однако, поблагодарив, ответили отказом".

«Светские новости от леди Уислдаун», 19 мая 1817 года

День проходил за днем, и к концу недели Софи поняла, что у Бриджертонов она не будет сидеть без дела. В течение дня у нее практически не было ни минуты свободного времени. В ее обязанности входило прислуживать трем незамужним девушкам, а это означало, что нужно всех их причесать, выгладить платья, вычистить туфли и, если потребуется, что-то починить или подшить. За всю неделю она выходила из дома лишь один-единственный раз, в сад почитать.

На первый взгляд жизнь ее мало чем отличалась от жизни у Араминты. Но если у Араминты она влачила жалкое существование, постоянно пребывая в тоске и унынии, то в семействе Бриджертон день был наполнен шутками и веселым смехом. Девочки постоянно подтрунивали друг над другом, однако подтрунивание это всегда носило добродушный характер и никогда не было пронизано такой злостью, какую Розамунд постоянно выказывала по отношению к Пози, что Софи не раз доводилось наблюдать. И когда на чаепитие не были приглашены гости, когда присутствовали только леди Бриджертон и девочки, Софи тоже всегда звали. Обычно она брала с собой корзинку с шитьем и что-нибудь чинила или пришивала пуговицы, пока девицы Бриджертон весело болтали. Софи обожала эти чаепития. Так было приятно пить свежезаваренный чай с молоком и наслаждаться теплыми булочками. А спустя несколько дней Софи настолько осмелела, что даже стала принимать участие в разговоре.

Эти чаепития стали для Софи самым любимым временем дня.

— Интересно, куда это запропастился Бенедикт? — спросила Элоиза как-то раз, спустя неделю после события, которому Софи дала название «страстный поцелуй».

— Ой!

Четверо Бриджертонов повернулись к Софи.

— Что с вами? — спросила леди Бриджертон, так и не донеся чашку до рта.

— Уколола палец, — ответила Софи, поморщившись. На губах леди Бриджертон появилась легкая понимающая улыбка.

— Мама тебе уже тысячу раз говорила… — начала было четырнадцатилетняя Гиацинта, но Франческа ее перебила.

• Предыдущая
• 46/72
• Следующая