Рукопашная с купидоном - Куликова Галина Михайловна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/62
• Следующая

– Ага, втиснулся в ту самую щель между Востоком и Западом, о которой все мы наслышаны. Кстати, парковаться тут негде, придется свернуть в переулок.

Они действительно свернули и встали перед учреждением, из которого выходили озабоченные люди.

– Все оставайтесь на своих местах, – в очередной раз взял на себя инициативу Медведь, – а я пойду на разведку.

– До семи еще десять минут, – напомнила Лайма.

– Ничего – похожу, осмотрюсь.

Только очутившись в толпе возле телеграфа, Медведь сообразил, что не помнит в лицо помощника Дубняка. Он видел его мельком в коридоре, когда тот уводил Лайму, но больше, конечно, смотрел на нее, чем на него. Корнеев тоже его вряд ли помнит. Медведь немного подумал и решил, что не станет возвращаться к машине и пускаться в объяснения. Попробует справиться сам. В конце концов, может, на встречу придет Дубняк. Да и Вадим, как бы он сейчас ни выглядел, обратит на себя внимание. Хотя бы тем, что станет слоняться возле входа.

Бондопаддхай, которому не объяснили причины задержки, закрыл глаза и делал вид, что дремлет. Его помощник сидел тут же, как статуя, олицетворяющая покорность. Корнеев достал ноутбук, мобильный телефон, через который подключался к сети, и погрузился в нирвану. Одна только Лайма не знала, куда себя деть – постоянно смотрела то на часы, то в окно. Но было слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь стоящее.

– Уже четверть восьмого, – сообщила она Корнееву через некоторое время.

– Мг-м, – ответил тот, не поднимая глаз.

Лайма вздохнула. Вот только что был человек – и нет его. Сидит приставка к компьютеру, даром что хорошо выглядит.

– Половина восьмого, – обеспокоенно заявила она, сдерживая порыв встать и идти.

– М-м-м... – снова пробормотал Корнеев, исполняя на клавиатуре замысловатый пассаж.

– Ну вот что, – отчеканила Лайма, обращаясь к его макушке. – Я выйду и поищу Ивана. А то что-то он задерживается.

Она выпрыгнула из машины и захлопнула за собой дверцу. Корнеев не пошевелился. «Надеюсь, если Бондопаддхай решит бежать, он ему все-таки воспрепятствует», – пронеслось у Лаймы в голове. Другое дело, что пророку бежать было некуда и незачем.

Медведя Лайма увидела еще издали. Он занимался тем, что подходил к каждому мужчине, задержавшемуся возле входа на телеграф, и, нависнув над ним, грозно спрашивал:

– Эй, ты страдаешь болезнью Альцгеймера?

Люди отшатывались от него, а один даже покрутил пальцем у виска. Тогда Медведь схватил его за грудки, прижал спиной к стене и грозно вопросил:

– Альцгеймером не страдаешь, значит... А склероз у тебя есть?

В конце концов неудачи так его разъярили, что, подступив к очередному прохожему, он рыкнул, сжав кулачищи:

– А ну, признавайся, чем болеешь, сволочь?!

Подоспевшая Лайма услышала, как бедолага перечисляет:

– Вегетососудистая дистония, холецистит да плюс глаукома...

– Не то, не то! – сердился Медведь. – Врешь небось, как сивый мерин.

Лайма подошла сзади и решительно взяла его под руку.

– Иван, – сказала она проникновенно. – Отпусти товарища, и пойдем.

Иван вздрогнул и посмотрел на нее настороженно. Надо же – потерял над собой контроль. Что это с ним? Давно такого не случалось, еще со времен женитьбы. Оттого, что Лайма рядом, ему было как-то не по себе. Так уж сложилось, что женщина в присутствии красивого мужчины проявляет все свои достоинства, мужчина же в присутствии красивой женщины – одни недостатки.

– Никто не пришел, – сообщил он, хотя и так все было ясно. – Интересно, что это значит?

– Что бы это ни значило, надо уходить отсюда, – сказала Лайма. На открытом месте ей вдруг сделалось ужасно неуютно. – Не стоит тут светиться.

Они быстро прошли в переулок и забрались в машину.

– Жека, гони, – велел Медведь и решительно опустил крышку ноутбука.

Корнеев вскинул голову, агакнул и переместился за руль. Бондопаддхай, которому до смерти надоело сидеть в машине, злым голосом принялся отчитывать Лайму. Он-то полагал, что его встретят здесь как почетного гостя, а с ним обращаются, как с каким-то нищим. А он миллионер, известный человек, он не намерен и дальше терпеть подобное отношение...

– Ворчит? – спросил Медведь у Лаймы. – Давай все-таки скажем ему, что его хотят пришить. Вежливее будет.

– После того, как мы из-за него мучились?! В театре? Ни за что.

Она достала из сумочки свой мобильный телефон и увидела, что ей уже много раз звонили – и Болотов, и Люба. Любе она обещала, что сегодня обязательно встретится с Возницыным и поговорит с ним о ребенке. Как же быть?

– Что, если вы поедете в гостиницу, а я подтянусь туда немного позже? – спросила Лайма весьма суровым тоном. – У меня есть обязательства, которые я просто не могу игнорировать.

Медведь хотел сказать, что не время сейчас исполнять какие-то другие обязательства, кроме тех, что налагаются службой, но сдержался и промолчал. Он же не командир группы, поэтому приказывать не может.

– Я бы вышла у метро, – добавила Лайма и, обернувшись к Бондопаддхаю, пояснила: – Вас отвезут в гостиницу, хорошо?

– Они не говорят по-английски, – развредничался тот. – Как они узнают о моих пожеланиях?

– У меня есть телефон, о`кей? Если что – мне позвонят, и я устраню все недоразумения.

– Вы должны показать мне помещение, в котором будет работать университет. Мне сказали, что оно находится в очень хорошем месте.

Лайма немедленно представила, как они тащат пророка смотреть помещение, которое наверняка простреливается со всех сторон, как и кинотеатр «Спутник», и содрогнулась. И тут по задворкам ее сознания прокралась нехорошая мысль: может, этому пророку ногу сломать? Загипсовать и положить его в больницу. А когда подойдет срок, отправить в Дели. Пусть там долечивается.

Мысль Лайма отогнала, а вслух сказала:

– Конечно-конечно, не о чем беспокоиться. Сегодня отдыхайте, а завтра утром все обсудим.

Корнеев затормозил возле метро, Лайма выскочила наружу и помахала рукой всем сразу. Дождалась, пока машина сольется с потоком транспорта, отошла в сторонку и позвонила Болотову. Звонить было немножко страшно, потому что предстояло объяснять, почему они вечером не встретятся. И сегодня, и завтра, и, вероятно, послезавтра. До тех пор, пока Бондопаддхай не уберется в Дели.

– Лайма? – Болотов так обрадовался, что у нее заныло сердце. Надо же – приложила столько усилий, чтобы его удержать, а теперь бросила. Интересно, так всегда бывает у секретных агентов: работаешь на родину в ущерб личной жизни. – Я тебе звонил, а ты не подходила. Я, между прочим, соскучился.

Он сказал это сухим тоном, и Лайма почувствовала, что его следует немедленно смягчить. Но прежде спросила:

– О Соне ничего нового?

– Ничего. А у тебя? Ты встречалась с Возницыным?

– Двигаюсь в его направлении. Раньше никак не могла, ну никак.

– Может, мне тоже сорваться – и к тебе? Потом вместе поедем домой...

Он забрасывал удочку аккуратно, чтобы не спугнуть рыбку раньше времени. Что бы эдакое придумать? Да так, чтобы этой придумки не на один раз хватило.

– После Возницына я поеду к бабушке с тетей, – нашлась Лайма.

В конце концов, только ради бабушки она стала членом команды «У», поэтому можно все свалить на нее, не стыдно.

– Это так необходимо? – Голос Болотова стал еще суше. Таким сухим, что перед мысленным взором Лаймы возникла потрескавшаяся земля.

– Неужели я променяла бы тебя на бабушку, будь у меня выбор? – воскликнула Лайма с горячностью. – Я так соскучилась по тебе!

– Правда? Тогда давай завтра встретимся.

– Но...

– Днем, – отмел ее возражения Болотов. – Просто выпьем по чашке кофе. Я хоть посмотрю на тебя, такую занятую.

– Я согласна, – ответила Лайма.

Конечно, она не может предсказать, как сложится завтрашний день, но на чашку кофе, вероятно, сумеет вырвать полчасика.

– Тогда я тебе утром позвоню. Или ты звони, если с Возницыным возникнут какие-то проблемы.

• Предыдущая
• 39/62
• Следующая