Кофе и Карнавал - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 20
- Предыдущая
- 20/34
- Следующая
«Кажется, это дядя Рэйвен и называл — передавить и заставить перейти в наступление», — промелькнула мысль.
— Что ж, это чудесно! Рада, что все благополучно разрешилось, — улыбнулась я, давая понять, что беседа окончена. Друг Кэрригана, кажется, тот же, что помогал ему нести коробку в ночь шторма, оказался весьма разумным и отвесил поклон:
— Хорошего дня, леди, и благодарим за заботу!
Я кивнула и продолжила путь.
Вид серого, хмурого моря и хлопьев белой пены на гребнях волн действовал на меня странным образом умиротворяюще. Небо по цвету было не отличить от воды. Я смотрела по сторонам и не видела ни птиц, ни линии берега — только бесконечное множество оттенков серого, только изменчивость и непостоянство волн и облаков. «Мартиника» казалась средоточием шумов: она словно порождала все звуки, которые слышало ухо — от механически-неестественных, сопровождающих любую огромную машину, до исконно-морских — плеска волн о борта, шепота ветра в сплетениях труб. Запах соли и водорослей смешивался с кухонными ароматами — прямо у меня за спиной, шагах в пяти, была лестница, по которой можно было спуститься как к пассажирским каютам, так и к хозяйственным помещениям. Изредка до слуха доносились голоса, смех или чья-то ругань. Иногда в перекатах волн мерещились шаги — но я оборачивалась и никого не видела. Само слово «время» потеряло значение в серой хмари вокруг. Мне вспомнилось, как дядя Рэйвен говорил о какой-то пассажирке, любящей гулять в одиночестве по палубам. Интересно, она испытывала те же чувства, что и я?..
И гуляют ли здесь Арлин с Мэй? Рената и Хенрих?
Глубоко вздохнув, я прикрыла глаза, поднося руку к полям шляпки — порывы ветра становились все сильнее, а с моей прической на булавки нечего было и надеяться.
Позади снова послышались быстрые шаги. Я начала оборачиваться, и…
…и тут дыхание у меня вышибло из груди, опора ушла из-под ног, а в глазах всё перевернулось.
Я вскрикнула, роняя трость, и вслепую махнула руками. Что-то пребольно ударилось в бок, я покатилась вниз, как пустой кувшин, и вдруг меня дернуло вверх, раздался треск… В глазах прояснилось — небо над головой и палуба почему-то вверху — и за какую-то долю секунды я осознала, что произошло.
Меня толкнули в спину, и я свалилась на крышу над нижней палубой… ещё чуть-чуть — и улетела бы за борт, но юбки зацепились за какой-то штырь.
Беда в том, что ткань продолжала разъезжаться.
Я вывернула шею в надежде увидеть человека, который столкнул меня — тщетно, преступник уже успел скрыться. Попыталась пошевелиться — и тут же съехала вниз под треск рвущейся тафты: наклон был слишком крутой. Мокрый после дождя металл проскальзывал под пальцами, под гладкими подошвами туфель… Я в панике посмотрела вниз — и плеск свинцово-серых волн уже не показался таким завораживающе притягательным.
Ткань снова затрещала — до края юбки оставалось ладони две, не больше. Край ската маячил перед глазами — край жизни.
Сорвусь в море — сразу пойду ко дну.
Пальцы свело судорогой.
«Спокойно, — пронеслось в голове. — Мне не надо висеть на краю часами. Нужно просто перевалиться через перила, на нижнюю палубу. Спокойно…»
Внизу юбка была подшита, и на плотной ткани я выгадала еще несколько секунд. А потом — поехала вниз, как с ледяной горки, едва успела вцепиться в край ската, ломая ногти… и отчаянно заболтала ногами в воздухе, выгибая позвоночник.
Как кошкам удается переворачиваться в падении, чтобы приземлиться на все четыре лапы? Не знаю.
Мгновение, когда я повисла над морем на одних пальцах, было самым долгим в моей жизни. Накатило жуткое осознание — не успеваю, не получается, соскальзываю… И тут в спину ударил порыв ветра — теплого, я могла бы поклясться в этом даже над гробом леди Милдред.
Шляпка слетела с головы и канула в волны.
Я рухнула на палубу — обессиленная, почти полумертвая. Тонкие перчатки превратились в лохмотья, из-под обломанных ногтей сочилась кровь.
— Святая Генриетта, Святая Роберта… — прошептала я, прижимая ладони к лицу. — Святые Небеса… спасибо! — выдохнула я — не знаю, кого благодаря… или что. — Спасибо…
Мне показалось, что я слышала женский смешок — впрочем, это мог быть и всплеск волны.
По пути к каюте, как назло, навстречу попалась служанка. Не знаю, что она подумала, глядя на леди в разодранной юбке — может, и вовсе не заметила за той горой белья, которую везла на тележке? А Мадлен словно издалека почуяла беду — выскочила за порог мне навстречу, когда я еще только заворачивала за угол коридора.
— Новое платье, щетку для волос… и новые перчатки, — тихо приказала я. Голос у меня звучал до странного спокойно, и слышался будто со стороны. — Да, ещё крепкий черный чай с молоком и сахаром. Лиам? Ты здесь? Тогда беги к дяде Рэйвену и позови его сюда. Только, ради всего святого, не говори, что случилось, иначе этот корабль рискует пойти ко дну.
Маркиз появился спустя полчаса — истинный подарок неба, что Лиам не привел его раньше. Я успела переодеться и отмыть лицо от слез и руки — от кровяных подтеков, а потом началось что-то странное. Мадлен застегивала крючком пуговицы на кружевных перчатках цвета фисташек, а у меня непрерывно текли слезы из глаз, словно туда перец попал. Язык стал непослушным, а по телу разлилась жутковатая легкость — от затылка до кончиков пальцев на ногах.
Столкни меня кто-нибудь с корабля сейчас — наверно, я бы взлетела.
— Драгоценная невеста, посылать за мной мальчика с таким злым и перепуганным взглядом, да еще и запрещать при этом что-либо рассказывать — пожалуй, даже хуже, чем в лоб ошарашивать самыми дурными новостями. Насколько я вижу, вы… Проклятие!
Дядя Рэйвен начал говорить, едва переступив порог. Я сидела спиной к двери — лица моего не было видно — а потом обернулась, и с дядиных губ сорвалось словечко покрепче «проклятия».
— Всё в порядке, — едва вымолвила я, опуская голову. — Жива, относительно здорова, и на мою честь никто не покушался. Закройте дверь, сядьте, пожалуйста. Ваш секретарь?..
— Занят срочной работой.
— Это хорошо. Святые небеса, дядя Рэйвен, не смотрите на меня так, я…
Тут, как нарочно, дыхание перехватило, и я отвернулась, прижимая пальцы к губам. Звякнул выроненный крючок, и Мадлен осторожно погладила мою левую руку.
— Все в порядке, — повторила я через силу, почти до боли растирая щеки. — Мэдди, я сама застегну тут. Принеси мне чай молоком, хорошо? Сладкий, крепкий, горячий.
Она порывисто обняла меня, заглянула в глаза — и лишь тогда, убедившись, что я отдаю себе отчет в происходящем, поднялась и торопливо вышла из каюты.
Лиам угрюмо засопел и сел прямо на пол — у моих ног, привалившись виском к коленке.
— Если говорить совсем коротко… — Голос сел, и я сглотнула. — Дядя Рэйвен, не вздумайте сейчас вскакивать и бежать куда-то, вы мне нужны. Хотя бы на ближайший час… Словом, если говорить совсем коротко — меня пытались убить.
Маркиз очень медленно и осторожно снял очки и положил их на стол. Затем сел сам, сцепил пальцы в замок и коротко спросил:
— Как именно?
— Меня столкнули за борт. Я гуляла одна по верхней палубе, остановилась у перил напротив той лестницы… Да, той самой, от которой можно перейти и в служебные помещения, и в каюты, — начала я рассказывать, стараясь четко выговаривать слова. Тело начало вновь наливаться тяжестью — здоровой тяжестью живого, немного уставшего человека, будто со словами из меня выходил и дурной хмель, которого я с лихвой хлебнула, едва не скатившись в море. — Там достаточно сильный ветер и странное эхо, поэтому на шаги за спиной я не обратила внимания. Слышится время от времени всякое, то голоса, то… — я осеклась, вспомнив женский смешок у себя за плечом уже после всего, на нижней палубе. — Неважно. Я услышала шаги, а потом меня столкнули. Очень быстро. Видимо, человек был сильный… Я скатилась по крыше — знаете, там такой навес над палубой… Наклон весьма крутой, и… и мне повезло — юбка зацепилась за штырь. Ткань, конечно, разъехалась, но я выиграла немного времени, смогла схватиться за выступ на краю… Святые небеса, пальцы так болят теперь! Словом, я каким-то чудом упала не за борт, а на нижнюю палубу. Добралась до каюты… и послала Лиама за вами, дядя Рэйвен.
- Предыдущая
- 20/34
- Следующая
