Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/98
• Следующая

— Спрячься, — посоветовал Мика Альфреду. — А то он увидит тебя и перекинется от страха…

Настойчивый звонок дребезжал в коридоре.

— Иди, Мика, открывай. МЕНЯ НИКТО НИКОГДА, КРОМЕ ТЕБЯ, НЕ УВИДИТ. Даже если я буду торчать у него под носом!

Мика прошел по коридору и открыл дверь. На пороге стоял «сильно взямший» сосед с третьего этажа.

— Выручай, Михал Сергеич! — заорал он на весь дом. — Трехи, случаем, не найдется?… А то совсем кранты, бля!.. До аванса…

С тех пор за всю свою последующую долгую и очень разнообразную жизнь Мика Поляков никогда не расставался с Альфредом.

Даже потом, когда они переехали жить в другую страну, а позже вообще стали колесить по всему свету, они были неразлучны.

Расставались совсем не надолго. Лишь в двух случаях: когда Мике нужно было отлучиться из дому всего на несколько часов. Тогда над Альфредом нависал его профессиональный долг «хранителя очага» и он был вынужден оставаться в квартире и раздраженно ждать Микиного возвращения. Микиных отлучек, даже необходимых и деловых, Альфред не переваривал и нервничал, когда Мика не возвращался в назначенное время.

Вторая причина расставания с Альфредом, и тоже максимум на ночь, носила чисто интимный характер. Но тут уже дом покидал не Мика, а Альфред.

Спустя полгода после ухода любимой женщины (а это случилось за год до появления Альфреда) в холостяцкой жизни Мики снова стали появляться приходящие барышни от семнадцати до тридцати пяти лет из так называемого творческого окружения.

Несмотря на свои «за пятьдесят», Мика Поляков был красив, известен, свободен в тратах, да еще к тому же сумел сохранить все стати, повадки и желания молодого, сильного мужика. Плюс — ласковая ироничность и, самое привлекательное, этакое роскошное по тем временам холостячество в большой и красивой квартире, служащей Мике и мастерской, и домом.

Каждая женщина, нырнувшая под Микино одеяло, — глупенькая или умненькая, деловитая или бесшабашная — все равно испытывала «неясные грезы» о возможном продолжении этой ночи на всю оставшуюся жизнь, и, естественно, уже под фамилией Полякова.

Но Мика слишком давно и сильно любил ушедшую от него Женщину, слишком надеялся на ее возвращение и поэтому, даже в шутку, никогда никому из барышень не давал повода даже на секунду поверить в малейшую возможность такого союза. Он был нежен, щедр, внимателен и всегда искренне благодарен. И только.

Уже после возникновения в доме Альфреда Мика дважды попробовал «принять» у себя сначала одну очень известную московскую балерину из Большого театра, а во второй раз — невероятной красоты продавщицу отдела канцелярских товаров из Гостиного Двора.

Оба раза были сплошным мучением! И балерине, и спустя неделю красотке-продавщице всю ночь чудились в квартире какие-то «посторонние», что-то им мешало раскрепоститься, чего-то они пугались. Короче, как сказал потом Мика одному своему приятелю: «Все было не в кайф!..» И это при том, что Альфред был заперт на верхней полке платяного шкафа, встроенного в коридорный ансамбль.

Да, честно говоря, и сам Мика чувствовал себя не в должной форме. Скорее всего Альфред излучал тоже не слабенькое биоэнергетическое поле, которое так или иначе влияло и на Микиных барышень, и на самого Мику.

Поэтому на третий раз, да и на все последующие разы Альфред отправлялся спать в гараж. Гараж находился в полутора километрах от Микиного дома, и такое расстояние, по мысли Мики, должно было оградить очередную гостью от нервных срывов, а Мике вернуть его привычную, совсем слегка ослабленную возрастом, но высокотехничную и квалифицированную сексуально-половую мощь.

Однако первый «гаражный» блин тоже получился комом. Мику посетила одна молоденькая эрмитажная ученая дама. Мика отвез Альфреда в гараж, уложил его спать в машине, но не поставил на ручной тормоз, а просто воткнул вторую передачу. Пожелал Альфреду спокойной ночи, пообещал прийти за ним утром и запер гараж, забыв автомобильный ключ в замке зажигания…

Оставшись в тоскливом одиночестве, ничего не смыслящий в технике Альфред зачем-то повернул этот ключ в замке зажигания. Тут же сработал стартер, машина резко рванула вперед, треснулась носом в железные запертые гаражные ворота, расколошматила себе левую фару, искорежила переднюю облицовочную-решетку, согнула передний бампер и, что самое ужасное, дико напугала Альфреда!..

От страха Альфред завопил что было мочи!!!

Но завопил как-то необъяснимо, БЕЗЗВУЧНО, по-своему, по-Домовому, на таких звуковых и волновых частотах, которые мог услышать только Мика Поляков! Это несмотря на то что между Микиным гаражом и его постелью с кандидаточкой искусствоведения лежало расстояние в полтора километра.

Мика и услышал вопль Альфреда… Да так, что его будто взрывом сбросило с очень симпатичной младшей научной сотрудницы историко-архивного сектора Государственного Эрмитажа! Причем нужно признаться, что произошло это в самый неподходящий момент…

В мгновение ока Мика что-то напялил на себя и помчался в гараж.

… С тех пор, когда к Мике приходили на ночь барышни, Альфред дрых в гараже только на заднем сиденье машины. Но и Мика уже не забывал вынимать ключ из замка зажигания.

А вот той кандидаточки наук Мика так больше никогда и не встречал. О чем искренне сожалел. Потому что в постели эта кандидаточка с полным правом могла претендовать на звание члена-корреспондента Академии самых прелестных наук в жизни всего человечества…

Несмотря на самоуверенное утверждение Альфреда, будто он теперь является частью самого Мики Полякова, многого Альфред про Мику не знал.

Он подолгу и очень внимательно перебирал старые армейские Микины фотографии. С восторгом обнаружил почти выцветшее фото, где молоденький двадцатитрехлетний старший лейтенант Миша Поляков — командир звена пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», в мохнатых собачьих унтах, в теплом меховом комбинезоне, с висящим у колена летным планшетом, с парашютом, небрежно перекинутым через плечо, стоит у своего самолета ИМЕННО В ТОМ САМОМ ШЛЕМОФОНЕ, который Альфред в первый же день знакомства все нахлобучивал себе на голову!

Он много и подолгу дотошно расспрашивал Мику про армию, про самолеты. Почему-то он был очень увлечен армейской службой…

Мика даже подумал, что в этом маленьком, взрослом и никому, кроме него — Мики, невидимом Существе с поразительными и поистине сказочными «нечеловеческими» возможностями самым причудливым образом уживаются детско-мальчишеская тяга ко всему военному с совершенно взрослой ответственностью за выполнение своего, предначертанного ему свыше ДОЛГА — хранителя очага…

… Мика Поляков армию не любил. Хотя и отслужил в ней верой и правдой восемь с половиной лет.

Может быть, если бы он не был военным летчиком и не служил в авиации, а посему не принадлежал бы к негласно привилегированной армейской касте, он, наверное, сделал бы все возможное, чтобы освободиться от погон значительно раньше. И любым способом!

Он закончил службу черт знает когда — в начале пятидесятых, а до сих пор ловит себя на том, что любой командный тон, от кого бы он ни исходил, подавляет его. Вызывает гнусное желание в чем-то оправдаться, чем-то доказать свою невиновность.

Мика частенько подумывал о тем, что, если бы он не служил в армии так долго, он был бы во многом спокойнее и свободнее. Раскрепощеннее во всем: в творчестве, делах, в отношениях с женщинами, с приятелями, ну и, конечно, с теми, кто говорит командным тоном и «имеет» право ставить людям оценки за их поведение…

Он не знал, ощущают ли то же самое все, кто служил в армии, но готов был поручиться, что все, кто не проходил армейской службы, этого, к счастью, никогда не испытывали.

Если, конечно, это не патологическое желание чувствовать себя «подчиненным». Где-то Мика читал, что существует такая несимпатичная аномалийка. Кажется, она имеет какую-то грязноватую болезненную основу…

И еще: Альфред никогда не расспрашивал Мику о том, что с ним было ДО армии! Ни про эвакуацию, ни про покойного Лаврика, ни про тюрьму, ни про Школу Вишневецкого…

• Предыдущая
• 50/98
• Следующая