Голос крови - Границын Владимир "Сидорыч" - Страница 28

Длинная и тесная комната отдыха расположена очень удобно — напротив входа, в самом центре между отсеками, занимая, таким образом, крайне мало полезной площади. Первым дедом доктор Триген выбирает вешалку — ту, что дальше от двери (он не любит, когда касаются его одежды даже случайно). Затем он раскладывает на столе содержимое старой добротной сумки: вафельное полотенце, металлизированную кружку-термос, три блокнота формата А5, две ручки, песочные часы в виде сросшихся голов Сфинкса и ридер электронных книг, в котором за несколько дет собрал уникальную библиотеку. Судя по расположению, окна комнаты отдыха выходили бы на ухоженный палисадник, где как раз в это время распускаются крупные пионы, от этого немного жаль переселяться под землю. Зато в шкафчике у обеденного стола припасены кофе, чай в пакетиках, печенье и — невиданная щедрость — две коробки мармелада. Все же спуск в подвал де-факто — повышение.

Переодевшись, доктор Триген сует в карман халата блокнот с ручкой и решает, что утренний кофе сегодня лучше отложить на пару часов.Посреди холла колонной высится Антон Пехов. В клетчатой рубашке навыпуск он смотрится еще габаритнее и будто занимает собой всю комнату в шесть квадратов. Его телефон истошно вопит стандартной для старой модели мелодией, но внимание Антона приковано к планшету.

— Ни черта оно не доброе,— откликается он на приветствие, тянется к телефону, но тот сразу успокаивается.— Видел уже свою звезду?

— Как раз собираюсь,— отвечает доктор Триген. Хотя его темная макушка едва достала бы здоровяку Пехову до подбородка, доктор Триген умудряется глядеть свысока. Впрочем, Антон — единственный из всего института, кому на это наплевать. Привык.

— Передай твари: если парнишка умрет, я собственноручно сверну ей шею.

— Не полажено. Как говорил пророк Карвен: «Не превышай своей власти, пока не достигнешь самой вершины. Ибо до тех пор твоя власть всего лишь иллюзия».

— Ну-ну. Это ты про нашу госбезопасность? Она-то на что угодно пойдет, чтобы государство обезопасить от своих же людей,— кривится Пехов и косится на собеседника.— Просил ведь, доктор Триген, не надо при мне так скалиться. Без тебя тошно.

— Не буду,— обещает теперь уже начальник — подчиненному.— Через полчаса подготовь мне отчет о состоянии... — доктор Триген ищет подсказку в бумагах на своем планшете,— Михаила.

— Сделаю,— кивает Пехов.— И, начальник, осторожней там.

Для доктора Тригена опасения Пехова беспочвенны. Согласно отчетам госбезопасности, пойманная ночью тварь способна голыми руками вырывать внутренности, регенерировать собственные ткани за секунды и обгонять отечественные спорткары. Если верить легендам, она почти бессмертна. Поймать такую — подвиг. Солдатам же удалось не только изловить тварь, но и запечатать ее в боксе.

Какая удача, что новую лабораторию «Н-3» оборудовали самыми современными боксами, способными удержать кровожадную нелюдь.

— Здравствуй, девочка,— почти ласково произносит доктор Триген, прикрывая за собой дверь.

В ответ доносится:

— Здравствуй, сладкий.

Это помещение — угловое, тупик лабораторных катакомб с максимальной изоляцией, с самыми навороченными магнитными замками. В просторной комнате светло и стерильно. Обивка на стенах девственно бела, к ней хочется прикоснуться пальцем, оставив отпечаток на клеенчатом покрытии гипсокартона. Хромированные инструменты и ножки столов блестят, а колбы и пробирки в смежной комнатке-подсобке, за аркой, кажутся хрустальными.

Хрустальным кажется и бокс — гроб Белоснежки, разве что цепей не хватает.

— Чего стоишь? Проходи, раздевайся, знакомиться будем. Тварь заперта, с порога ее не разглядеть в надежной коробке с металлическими швами. Доктор Триген подходит ближе. От бокса к пульту управления тянется связка проводов (никаких дистанционных примочек, только надежный экранированный кабель). Над прозрачной крышкой нависает бестеневая хирургическая лампа, широкий гофрированный шланг канализации уходит в пол, механические «руки» сложены вдоль стенок, параллельно закованным в титановые браслеты живым рукам твари.

— А ты ничего с виду, вкусненький,— голос приглушенный фильтрами бокса, звучит томно.— Залазь ко мне, поиграем в ролевые игры. Мммм?

Красивые наглые глаза разглядывают его, словно антикварную статую на аукционе, и доктор Триген перестает улыбаться. Он вынимает из кармана блокнот и, аккуратно проставив дату, записывает: «Особь женского пола. Европеоидной расы. Рост 170—175 сантиметров, волосы русые, глаза серые. Внешних анатомических отличий от гомосапиенс не наблюдается...»

— Сколько тебе лет?

— Женщинам не задают таких вопросов,— жеманничает тварь, но отвечает: — Двадцать один.

Она выглядит даже моложе. Когда закрывает глаза.

— Спрошу по-другому. Как давно ты родилась?

— Мне тридцать четыре,— с неожиданной злостью шипит тварь,— и тринадцать из них я прожила вампиром. Знаешь, скольких можно сожрать за тринадцать лет?

— Не интересно,— отмахивается доктор Триген. Отмечает, что они почти ровесники. А еще, что нащупал больную мозоль.

«...Биологический возраст тридцать четыре года, стаж вампиризма тринадцать лет, холерик склонна...»

— А ты странный. Совсем не боишься.

«...к проявлению агрессии, по социотипу близка к этико-интуитивному экстраверту...»

— Таким бы пальцам иное применение. И пока я здесь, будь душкой, не ходи к парикмахеру. Состригать этот очаровательный кошмар просто преступление.

«...ярко выражена сексуальная неудовлетворенность, возможно, гормональный дисбаланс (проверить)...»

— А ты не хочешь узнать, как меня зовут?

— Бесполезная информация.

— Виолетта,— игнорирует грубость тварь.— Ты можешь звать меня просто Вио. А как тебя зовут? Эй? Что ты все строчишь? Только спроси, я сама все расскажу. И покажу. И даже дам потрогать.

От заискивающего мурлыкания кровососки потеют ладони, и доктор Триген отвлекается от записей. На бледной, почти прозрачной коже твари широкие титановые зажимы отливают черным. Они держат так крепко, что полоски будто расчленяют тело: голова, грудь, таз, бедра, щиколотки... Ногти на ногах выкрашены зеленым лаком, а на руках — оранжевым. Одного взгляда на мышцы достаточно, чтобы понять, насколько тварь сильна и ловка. Словно в доказательство, добившись внимания, она, стиснутая, вжатая в дно бокса, выгибает спину, подается вверх с издевательским полустоном: «Хочешь потрогать? Я позволю».

— Когда потребуется, я потрогаю,— осаждает кровососку доктор Триген.

Все-таки в работе с крысами есть весомое преимущество — они не разговаривают.

— Ты слишком самонадеян,— тварь вновь меняет тон с внезапностью казни египетской.— Если я разозлюсь, ни одного человечка в вашем Институте в живых не останется. И тебя тоже, хотя с тобой я все-таки поиграюсь. Думаете, что поймали вампира? Все эти ваши железки и стекла,— вывернув кисть, она стучит длинными ногтями по браслету,— ерунда. Я здесь, только потому что мне нужны кое-какие ответы на кое-какие вопросы.

Говорит, словно яд выплевывает. По-человечески раздувает ноздри, порывается взмахнуть руками и бьется локтями о механические руки бокса. Тварь очень зла. И ее злость доктору Тригену интереснее состава забранной крови.

— Ты здесь, потому что еще молодая,— говорит он, подойдя к изголовью бокса. Вблизи видно, что глаза у твари — двуцветные, на каждой радужке круг карий заключен в круг серый.— Не умеешь прятаться, не умеешь выслеживать и заметать следы. Если вы живете стаями, тебя из стаи выгнали, иначе помогай бы. Тебя никто не ищет, за тобой никто не придет. Тебя никто не выпустит. И никакие вампирские ужимки сбежать тебе не помогут. Силенок не хватит. Ты уже мертва. Вопрос во времени.

— Размечтался!

Нажатие кнопки оживляет механические руки. Для выполнения простейшей процедуры доктору Тригену даже не требуется прикасаться к джойстику. Машина сама выпускает лезвия посеребренных скальпелей и берет образцы кожи: один с предплечья, второй с бедра.