Распутья. Добрые соседи - Панкеева Оксана Петровна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/93
• Следующая

— Я был не прав, — глухо уронил Бакарри, по-прежнему не поднимая глаз.

— Я искренне рад это слышать.

— Я готов публично это признать и принести извинения в любой удобной для вас форме. Сегодня же утром.

— Да вы с ума сошли! — искренне ужаснулся король.

Не ожидавший такого поворота виконт поднял голову и, наверное, попытался что-то разглядеть в полутьме, но получилось это у него ничуть не лучше, чем у Ольги.

— Простите? — недоуменно произнес он, убедившись, что понятнее от этого не становится.

— Ни в коем случае не признавайтесь, что вы все вспомнили и намерены со мной помириться! Неужели вы не понимаете, что ваши бывшие соратники вас просто убьют, как только это услышат?

— Это невозможно! Они так же искренне заблуждались, как и я, более того, я сам их в этом убедил. Если я все объясню…

— Я говорю не о ваших друзьях-патриотах, а об Астуриасе и его хозяевах. К тому же вы не можете знать, кто из упомянутых друзей искренне заблуждался, а кто сознательно поступился честью ради выгоды. Лучше не рискуйте. Либо молчите и делайте вид, будто ничего не помните, либо дайте им понять, что все вспомнили, но все равно намерены идти до конца. Вам поверят, если вы так сделаете? Вам хоть что-то доверяли или считали безнадежно честным и обманывали в каждой мелочи?

— Доверяли. — Лицо невезучего претендента на престол опять скрылось за повисшими лохмами, но и по голосу было ясно, что каждое слово отдается внутри его обжигающим мучительным стыдом. — Я не доносил на Элмара, это правда, но я знал, что он едет на смерть… и не остановил его. Потому что мне объяснили — так надо… И я согласился… Послушайте, да к демонам все, я их не боюсь. Убьют так убьют, стоит ли цепляться за жизнь, когда честь давно утрачена…

— Да вы что, сговорились?! — внезапно рявкнул король, рывком откладывая изгрызенную трубку. — Мало мне было одного недохвостого самоубийцы! И этот туда же! Вы понимаете, что от ваших извинений не будет никакой пользы, если вас прихлопнут раньше, чем вы их произнесете? А тот простейший факт, что вашу смерть тоже повесят на меня, в вас тоже надо вколачивать методами Элмара, ибо иначе не доходит? И в конце концов, можете вы поручиться, что вас убьют одним аккуратным точечным ударом, а не разнесут для этого всю башню, в которой вы находитесь не один? Да, вы наделали ошибок, но чтобы адекватно их исправить, вы должны быть живым! Ваша торжественная смерть от непомерного раскаяния будет не просто бесполезной, она еще и усугубит все, что вы натворили при жизни! Вы можете хоть раз сдержать порывы души и прислушаться к голосу разума? И в конце концов, неужели вам не интересно узнать точный ответ на вопрос, мучивший вас всю жизнь?

Ольга испуганно притихла, втиснувшись в кресло и вспоминая давние слова его величества о том, как он страшен в гневе.

— Так ли это важно теперь?.. — горько вздохнул виконт, вздрогнув широченными плечами, словно от внезапной боли. — Вам не говорили, что мне сказал Элмар, прежде чем ударить?

— Он проорал это так, что было слышно на полдворца. И что это меняет?

— «Ты мне не брат!» — вот что он сказал… — продолжил Бакарри, словно не слышал ответа.

— Что это меняет? — упрямо повторил король. — Истина не зависит ни от мнения Элмара, ни от его настроения. И в конце концов, это был не главный мой аргумент.

— Хорошо, я сделаю так, как вы хотите. И не кричите, вы напугаете даму.

— Ольга, ты что, в самом деле испугалась?

— Не то чтобы… но в следующий раз предупреждайте, если соберетесь на кого-нибудь наорать. От неожиданности ведь и родить можно преждевременно.

Его величество рассыпался в извинениях, заверил Ольгу, что больше пугать ее не будет, и… вежливо выпроводил спать, сославшись на необходимость срочно обсудить с несчастным виконтом Бакарри некие глубоко политические вопросы, не предназначенные для нежных ушек прекрасных дам. Особенно Ольгу умилило прощальное напутствие «спи внимательно!» — она еще долго представляла себе, что подумал виконт, это услышав.

Сознание собственной низости, глупости и ничтожности было нестерпимо мучительным. А то, что раскаявшегося изменника почти без единого упрека простили, делало душевные терзания виконта Бакарри еще мучительнее. Если бы ему прямым текстом не запретили сводить счеты с жизнью, он сделал бы это без колебаний, но подробно расписанные последствия сего поступка, увы, были предсказаны с безжалостной точностью. Его смерть только усугубит все то зло, которое он совершил при жизни, и, как бы ни было невыносимо жить в бесчестье, сначала надо исправить все, что еще можно, а уж потом только задумываться о самоубийстве.

Еще один относительно действенный способ бороться с унынием — напиться до бесчувствия — тоже был недоступен. Строгая целительница запретила даже бокал вина за обедом, и теперь на стол вообще не подавали спиртного. Просить кого-нибудь, чтобы тайком принесли, было слишком унизительно. Вот и маялся бедный виконт, не в силах избавиться от мрачных мыслей.

В таком состоянии ему совершенно не хотелось ни с кем общаться — будь то король, которому он изменил, брат, которого он предал, или милая девушка, которая изо всех сил пыталась его утешить. И уж меньше всего хотелось ему видеть кого-либо из «добрых советчиков», из-за которых потомок древнего и благородного рода (не говоря уж о королевской крови) так низко пал. Однако некие высшие силы, видимо, сочли, что оставить его совсем уж безнаказанным будет неправильно, и именно сегодня, словно нарочно, в качестве кары за грехи, послали ему господина Джемайла.

Пользуясь статусом официального защитника, он навещал подопечного каждые несколько дней и за это время успел поднадоесть своими однообразными вопросами, но все же до сих пор это была связь со своими, свидетельство того, что соратники о нем помнят, поддерживают и заботятся. Теперь же, когда бывшие «свои» стали врагами, даже видеть эту заботливую рожу было противно, не говоря уж о том, чтобы притворяться любезным.

— Как вы себя чувствуете сегодня? — последовал традиционный вопрос, неизменно завершавший формальное приветствие. — Есть ли новости?

— Лучше, — не вдаваясь в подробности, ответил Бакарри, не делая даже попытки приподняться с кровати, на которой все это время валялся в горестных раздумьях. — Но память пока не вернулась. А у вас что нового?

Обычно новости, приносимые адвокатом, представляли собой весьма общие рассуждения без конкретных имен и фактов — как он сам объяснял, из-за того что собеседников непременно подслушивают.

— По городу ходят слухи, что вернулся принц-бастард Элмар. Вам его показывали или это лишь очередная попытка обмануть народ?

— Я его видел, — коротко отозвался виконт.

— Он настоящий?

— Я его не щупал.

— Но вы с ним говорили?

— Нет. Он сообщил, неприязненно на меня косясь, что все, что хотел, сказал мне при прошлой нашей встрече и не собирается повторять. — Это была чистая правда, именно так и повел себя Элмар несколько дней назад, но тогда Бакарри действительно ничего не понял, а теперь непонимание придется изображать… — Сам, говорит, вспомнишь.

— Но вы не вспомнили.

— Нет.

— И не помните, что вообще с ним виделись.

— Не помню.

— Значит, велика вероятность, что и не виделись вовсе. Он точно настоящий?

— Ну откуда мне знать? Выглядел как настоящий. Может, он и в самом деле выжил и знать не знает, кто его подставил.

— Очень может быть. При его-то доверчивости Шеллар может внушить ему все что угодно. В том числе убедить, что это не он, а вы навели на него орден.

Бакарри едва не ляпнул, что так оно и есть. К счастью, спохватился он вовремя, но с ответом непозволительно замешкался, соображая, какая же реакция с его стороны должна быть «естественной», как объяснял Шеллар.

• Предыдущая
• 43/93
• Следующая