Такая работа - Демьянов Сергей - Страница 77

• Предыдущая
• 77/108
• Следующая

— Я тут останусь, — буркнула она. — Отсигналю, если кто пойдет.

Мне стоило предупредить ее, с кем придется работать в одной команде.

— Спасибо, — сказал я. — Только…

— Мы с тобой потом это обсудим, — оборвала она меня.

«Потом» — хорошее слово. Почти такое же хорошее, как «в другой раз». Я предпочел бы вообще обойтись без этого разговора, но можно было не надеяться, что Лиза об этом забудет. Однажды ей пришлось сидеть у постели одного способного, но не очень умного парня, сунувшегося в Гемаланг Танах без страховки.

Кого-то вроде меня, но не такого везучего.

На подростках все заживает лучше, чем на взрослых, но ему пришлось месяц отваляться в ожоговом отделении. Среди родственников Анны-Люсии есть много тех, кто считает, что боль — это забавно. Трудно нормально относиться к крокодилам, если один из них отгрыз ногу твоему хорошему приятелю.

Но бывают ситуации, когда без крокодила не обойтись.

— Не нужно тебе меня бояться, — мягко сказала Люс, делая шаг в ее сторону. Маленький, почти микроскопический.

— Я не боюсь, — бросила Лиза. Но руку на рукоять своей заточенной железки все же положила. Ей так спокойнее было.

— Боишься. Но совершенно напрасно. Я связана обещанием, и к тому же ты не тот человек, которого мне могло бы захотеться убить.

— Думаешь, я за себя волнуюсь? — Лиза улыбнулась — в кино так улыбаются перед тем, как воткнуть кол в грудь спящего вампира. — У людей принято, знаешь ли, беспокоиться о своих близких, которые вляпались.

Мне здорово не понравилось, как она это сказала. У нас не та ситуация была, чтобы стоять на лестнице и выяснять отношения. Это если не считать, что я всегда этого терпеть не мог.

— Так, — я сунулся между ними, — потом — это значит «не сейчас».

— Извини, малыш. Один момент — и я вся твоя, — без тени раскаяния сказала Анна-Люсия, продолжая сверлить Лизу взглядом. — У нас тоже это принято, детка. Только вот незадача — близких у нас значительно меньше, чем у вас.

В подъезде стало так тихо, что я услышал, как шумит кондиционер этажом выше.

Я знаю кое-кого, кто считает меня толстокожей скотиной, не способной разглядеть чужие чувства, даже подсунутые прямо мне под нос. Жаль, что на самом деле это не так. В этом случае мне было бы гораздо проще жить.

— Ладно. — Лиза неловко пожала плечами. — Там посмотрим.

И тут наверху что-то грохнуло. Свет от лампочки в потолке дрогнул и сделался тусклым. Потянуло гарью и железной окалиной. Люс вцепилась в мою руку, как будто это придавало ей уверенности. Ладонь у нее была ледяная, а глаза наливались чернотой — неостановимо, медленно. Я знал, что это значит, хотя раньше не видел.

Страх.

Он рос, как горькая паутина под тонкими ловкими лапами, касался лица, стекал под ноги. У меня пальцы заледенели. И под кожей, очень близко к поверхности, зашевелилось что-то, чему не следовало шевелиться. Вовсе не потому, что я терпеть не мог позволять страху управлять мной.

Просто у человека нет мышц, подходящих для этого.

— Двигаем наверх, — бросил я.

— По лестнице, — уточнил Рашид, недоверчиво покосившись в сторону лифта.

Не знаю, чем он ему не понравился, но спорить я не стал. Пробежка в десять этажей нас не убьет, а вот если мы застрянем в железной коробке, это может плохо обернуться.

— Чокнутые, — сказала Анна-Люсия, и голос у нее был как наждачка. — Вы все тут чокнутые.

Обалдеть. Кажется, я это совсем недавно уже слышал. Только в прошлый раз мне это сказал человек, нормальный офисный работник. И самое ужасное, что с ним случалось до этого в жизни, — задержка зарплаты.

У меня на душе отчетливо заскреблись кошки. А им обычно виднее, что именно следует зацарапывать.

Если тот, кто способен откусить голову большинству чудовищ, с которыми только может столкнуться человек, говорит, что ты сильно рискуешь, — это же паршивый прогноз?

Дверь была открыта.

Не распахнута. Приоткрыта, как бывает, когда кто-то забывает ее запереть. Из щели тянуло сквозняком, и я остановился. В Москве двери не принято так оставлять. Это знак беды, даже если других признаков, вроде крови на лестничной площадке, не видно.

Мне стало бы не по себе, даже будь я «глухарем».

— А вот и наши неприятности, — процедил Рашид.

Да уж, спасибо, капитан Очевидность.

Макс молча перехватил ружье поудобнее. Вообще-то стрельбы нам следовало избежать, но всегда лучше разбираться с представителями правоохранительных органов потом, чем дать себя убить какой-нибудь твари. Я здорово сомневался, что здесь есть что-то, что можно просто застрелить, но остановить — это Макс умел. Z-15 PROFF — не самая любимая его пушка, но на нее встает глушитель. И она более чем годится для того, чтобы превратить кого-нибудь в фарш, не слишком беспокоя соседей. В этот раз он прихватил свой особенныйбоезапас, пули типа hollow point, раскрывающиеся при попадании в цель, как цветок. И выдержанные в святой воде пополам с солью.

Церковное благословение — для усиления эффекта.

Соль — для изгнания.

Было бы просто отлично, если бы я придумал, как включить в эту формулу воздух границы между мирами, но там не льют пули. А даже если бы лили — как бы я их вытащил?

Я снова подумал о маленьком красном пистолетике и парне, которому он принадлежал.

— Это ловушка, — сказала Марька.

— Значит, нам придется разнести ее к чертовой матери. — Макс пожал плечами. — Всего делов-то. Можно подумать, что мы в первый раз это делаем.

Храбриться — это хорошо. Намного лучше, чем разворачиваться и давать деру. Особенно тогда, когда за спиной Москва и отступать некуда. У нас, правда, и впереди тоже была Москва.

И слева.

И справа тоже.

Сплошная Москва повсюду, никакого просвета. Но это то же самое, если не хуже.

— Ладно, — сказал я. — Пошли, что ли. Если что, я позвоню Олегу и он нас вытащит.

Никто не сказал, что внутри нас обязательно должен ждать труп, о котором уже кто-нибудь куда-нибудь отсигналил. Или монстр, такой, с которым у нас не получится справиться. Слов нет, как я за это был ребятам признателен.

Внутри было так холодно, как будто кто-то открыл все окна, но даже сквозняк не смог ничего сделать с густым ароматом вербены, пропитавшим всю квартиру. Вербены и ландыша. Некоторые считают, что в цветах нет зла, а потому с их помощью нельзя никому навредить. Конечно, если у вас нет аллергии.

Вербена и ландыш — это для любви. Вот только «любовь» — это не синоним «безопасности». Совсем не синоним. Может быть, во мне действительно слишком мало доверия и это мешает мне видеть хорошие стороны многих вещей, с которыми я сталкиваюсь. Зато я вовремя вижу плохие.

Этот запах означал, что Ник выбрал самый простой способ держать при себе медиума, который был ему нужен. Самый простой — и самый мерзкий.

В эксперименте Скинера крысы умирали от истощения, чувствуя себя счастливыми. Это я к тому, что счастье не спасает от смерти. Ни крысу, ни человека — никого. Иногда любовь может защитить от зла. Но что, если тот, кого ты любишь, и есть зло?

И что, если любовь для него — ресурс, такой же, как деньги, время… Не знаю, что еще. Любая вещь, которую можно вложить в достижение своих целей.

Анна-Люсия вихрем промчалась по коридору, очень светлому и просторному. Никаких вешалок, никаких обувных полочек. Только зеркало на стене, здоровенное, как озеро. Разве что кувшинок не хватало. И уточек. Четыре двери, пятая — в кухню. Дубовая, с овальным глазом матового стекла посередине.

Вот туда-то я и двинулся, сразу за Люс. Она всегда знала, в какой части мышеловки лежит сыр. И главное, как его вытащить оттуда, не потревожив спусковой механизм. Во всяком случае, я очень надеялся, что она и сейчас это знала.

За моей спиной Рашид открывал двери, чтобы Макс и Марька могли проверить, не прячется ли за ними что-нибудь такое, что могло бы откусить нам головы, когда мы расслабимся. Но там было пусто.

• Предыдущая
• 77/108
• Следующая