Блин и зеленая макака - Некрасов Евгений Львович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая

— Перевязывать каждый день с линиментом синтомицина, — предупредил Трохдрован. — Тебе записать или так запомнишь?

— Запомню, — кивнул сыщик. Он чувствовал себя, как оплеванный.

Случается, преступник тебя бьет, бросает в подвал и целится из черноглазого пистолета. Тогда все ясно: ты хороший парень, он плохой, добро должно победить зло. Но в том-то и дело, что законченных негодяев почти не бывает. В каждом остается совесть — в одних больше, в других меньше. Если у тебя самого все в порядке с совестью, настает время, когда ты спрашиваешь себя: «А правильно ли я делаю?» Ну, торгует ветеринар обезьянами, ну, лечит наркоманов (может, это даже законно). Никого не грабит, не бьет ногой по физиономии. Вон, руку мне бинтует, а я? Украл у него записную книжку долларов за двести и собираюсь посадить его в тюрьму. Еще вопрос, кто из нас хороший парень, а кто плохой…

Честно признаться, Блинкову-младшему хотелось забыть обо всем и пойти домой. Болела укушенная рука, он устал и был не уверен, что прав. Но дома лежала папочка с Делом «Питона». А в ней — фотографии Верки, Пупка и Трохдрована — первых звеньев преступной цепочки, тянущейся в неизвестность. У забора «Болячки» стоял зеленый «ВАЗ-десятка», отнятый у рыночных бандитов. Он подсказывал, он криком кричал, что не такой уж безобидный этот Константин Петрович Трохдрован, ветеринарный врач!

Шпану они нашли на том же поваленном дереве за кустами. Сыщик рассчитал все точно. Отнятых у него и у Ирки денег хватило на две большие бутыли пива. Хулиганы не могли не вернуться на прежнее место, где было так хорошо, а станет еще лучше. Есть кайф — они довольны, нет кайфа — бесятся. Вот когда пиво кончится, пойдут искать новых приключений или расползутся по домам.

— Не рыпаться! — скомандовал Князь, выходя из-за куста. Бантика он спустил с поводка и придерживал за ошейник. — Пацаны, собачка бойцовая. Она не кусается, она откусывает.

— Так это ж Князь! — узнал кто-то. — Князь, садись с нами! Пивка хочешь?

— Мне западло с вами сидеть, — отрезал Митькин лихой одноклассник. — Я вам предъяву буду делать, а вы — отвечать!

— О чем базар, Князь?!

— Вы на чьей земле?

И началась хулиганская «терка». Противники называли Князю клички каких-то крутых знакомых, а Князь в ответ называл другие клички. Это было похоже на склоку малявок в песочнице: «Вот я скажу старшему брату, он тебе даст!» — «А мой старший брат старше твоего!» В конце концов Князь завершил толковище, прихлопнув все карты козырем:

— Короче, пацаны. Мы ходим под Паштетом! — Пацаны разинули рты, помолчали и закрыли. Князь подозвал стоявшего за кустами Блинкова-младшего.

— Отдайте, что попятили!

— Князь, да мы ничего… — начал самый рослый из хулиганов.

Блинков-младший его запомнил. Он в драке заходил сбоку и, значит, вряд ли был главным. И точно: одна из сидевших на бревне темных фигур потянулась, хлопнула рослого по спине, и тот заткнулся. Ага, вот он, главарь. Сыщик разглядел у него на подбородке ссадину, опознал свою работу и тихо порадовался.

А главарь неохотно достал из-за пазухи Митькин карманный нож и записную книжку Трохдрована.

— Я тебя срисовал, пацан, — с угрозой сказал он, возвращая награбленное.

— Вот и клёво, что срисовал: не забудешь, кому «бабки» отдавать, — невозмутимо произнес Князь.

— Э, такого базара не было! — возмутился главарь. — «Бабки» пропиты! Хотите, хлебните с нами пивка.

— Мы еще путем и не базарили, — заметил Князь. — А базар у нас будет такой: завтра откатите «бабки» ему и еще мне тридцать процентов за работу.

— А морда не треснет? — неуверенно спросил главарь:

— Не-а, — заверил Князь. — Завтра в три у моего киоска, который возле школы. В пятнадцать минут четвертого включу счетчик!

И они с Блинковым-младшим гордо удалились. Бантика Князь снова взял на поводок. Взбодренный клизмой боец рвался назад, жалея, что не удалось подраться.

— Зачем ты нарываешься? — спросил Князя Митек.

— Наоборот! Если бы я простил деньги, они бы подумали, что зря книжку отдали. Кинулись бы догонять, опять базар-вокзал… — Князь помолчал. Подтаявший весенний снег к ночи схватился коркой и с треском проседал под ногами. — Это не люди, Блин. Если ты сильнее, будут ходить на задних лапках, если покажешь слабость, укусят.

— Князь, ты умнеешь, что ли? — удивился Блинков-младший.

— Да пора уже, — серьезно ответил Князь. — Блин, я давно хотел сказать… Помнишь, я тебя бил, деньги отнимал?

Блинков-младший не ответил. Забыть это было трудно.

— Мне, что ли, твои деньги были нужны? Это я от обиды, — продолжал Князь. — Вы куда-то ходите вместе, что-то говорите, а я чужой, я половины не понимаю. Вы смеетесь — я думаю, что надо мной… А с этими, — он мотнул головой назад, — с ними просто. Собрались, скинулись на пивко. Кто подвернется — дали в нюх, отобрали еще на пивко… И каждый мечтает, что когда-нибудь отберет себе на «Мерседес». А отбирают на срок в малолеточной колонии. Из тех, с кем я тусовался, уже половина сидит. А мне оно надо? Отец вон обещает: «Закончишь одиннадцать классов — подарю киоск у школы».

— Что ж, это социально позитивная мечта, — одобрил Блинков-младший.

— ЧЕГО?!

— Папа так говорит: «социально позитивная мечта». Значит, от твоей мечты всем будет лучше.

Князь подумал и сказал:

— Вот за такие словечки я тебя и бил.

Девчонки ждали на аллее. Блинков-младший издали показал им записную книжку Трохдрована.

— Пойдем переписывать? — деловито спросила Ирка.

— Поздно, — не согласился Митек. — Трохдрован хотел уезжать. Пойду в «Питон», может, смогу книжку подбросить. А если там уже нет никого, тогда перепишем.

— Тебе видней, — сказала Ирка. — Митек, только получается, что ты зря Бантику руку подставлял.

Не ответив, Блинков-младший зашагал в сторону клиники. Надо признать, что вся операция «Трохдрован» с самого начала была и придумана, и выполнена топорно. Теперь судьба расследования под угрозой. Если в книжке Трохдрована действительно важная информация (на это очень хотелось надеяться), он же всполошится! Припомнит, что клал ее в стол, и в два счета вычислит вора. Вот именно — вора. А как иначе назвать сыщика, который крадет, пускай и у преступника?

Девчонки ждали на аллее. Блинков-младший издали, показал им записную книжку Трохдрована.

Кому-то сегодня везло — или Трохдровану, или Митьке, а может быть, обоим. Ветеринар не уехал. Он хватился своей записной книжки и сейчас, включив свет в салоне «десятки», вытряхивал на снег коврики. Шофер возился в кузове «уазика». Он и подсказал сыщику, что ищут именно книжку, потому что перекрикивался с Трохдрованом и задавал пустые вопросы:

— Петрович, а какого она размера?

— С две пачки сигарет, — отвечал ветеринар.

— А какого цвета?

— Ну, черная. А если найдешь серую, то не поднимешь, что ли?

— Да нет, Петрович, я так спрашиваю, — бубнил водила.

Блинков-младший шмыгнул мимо «уазика» в незапертую дверь клиники. Оставить книжку на ступеньках? Нет, ветеринар догадается. По лестнице много ходили, и раз никто не заметил книжку раньше, значит, ее недавно подбросили…

Он бегом спустился в подвал, прошел через маленький коридорчик, оказался в приемной и уже хотел бросить книжку под любой стул. Но лучшее — враг хорошего — заставило его заглянуть в кабинет ветеринара. Так и есть: все перерыто, ящики стола вынуты. Он засунул книжку под бумаги в ящике и побежал назад. Трохдрован должен был вернуться, чтобы запереть кабинет. Сталкиваться с ним сыщику не улыбалось.

Но ветеринар не вернулся. Наверное, так расстроился, что забыл про незапертый кабинет. А про подвал не забыл. Стальная дверь захлопнулась перед Митькиным носом!

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая