АББА или Чай с молоком - Воробей Вера и Марина - Страница 13
- Предыдущая
- 13/18
- Следующая
Казалось, если сейчас кто-нибудь бросит обертку на тротуар или скажет грубое слово, его немедленно закуют в цепи и бросят в темницу. Это был другой мир. И даже женщины тут были другие: красивые и беззаботные. «Какое хорошее место», – подумала Марина. И улыбнулась.
Юля сразу заметила в ней эту перемену. Глупо было радоваться, когда Марина так несчастна. Но теперь ничто не могло омрачить их радости, потому что трудно грустить, когда тебе четырнадцать и ты влюблен.
– Давай выпьем сока, – предложила Юля. Фонтан и кафе «Лира», фотограф и обезьянка все тут напоминало о Коле. И даже лица прохожих казались Юле знакомыми. Марина это знала и завидовала Юле. Она тоже хотела влюбиться, но у нее не выходило. Когда-то ей нравился Сережа из девятого, а потом Юра из одиннадцатого. Но это быстро прошло.
– Я тут одно кафе знаю, – сказала Юля, – мы там однажды с Лизой были: на углу, где почта.
– Кто откажется от стакана апельсинового сока в жаркий летний день?
Они сидели в недорогом кафе на углу Малой Бронной, пили сок и говорили о Коле. Марина хотела понять, как это бывает, что чувствуешь, когда любишь, – и не могла. Они сидели под красным зонтиком, заслонявшим от жаркого солнца белый стол, на котором еще можно было различить разводы от кофе, который когда-то разлила Лиза, а также, глубокие порезы, похожие на шрамы, и невидимые следы чьих-то прикосновений. Сколько людей успело побывать в этом маленьком кафе, сколько судеб тут переплелось – просто странно.
Однажды, устроившись за одним из этих столиков, Вера увидела, как Лиза переходит дорогу, и окликнула ее (она едва вспомнила ее имя). С тех пор Лиза полюбила это кафе и однажды пришла сюда с Юлей. И тогда они тоже говорили о Коле. Коля знал это кафе раньше: как-то он был тут с Коленым.
Пройдет месяц, а может, год, и Марина придет сюда снова. Она придет не одна. Почему нет? И тогда он скажет: «Я тебя люблю». И начнется еще одна история.
– Странный тип, – сказала Марина. – Где-то я его видела.
– Кто? – не поняла Юля.
– За тобой.
Юля обернулась.
– Ты его знаешь, – сказала она, – это Витамин.
– Витамин, – вспомнила Марина. – Именно!
Ночью, когда папа ввязался в драку, он тоже был там, на площади. Это он был в косой куртке.
– Что ему тут надо?
– Ничего не надо, – удивилась Юля. – Просто шел мимо – и зашел.
Марина допила сок и встала: – Пойдем?
– На пруды?
– На пруды.
Витамин посмотрел на часы и тоже встал. Его круглая голова и плоское лицо – все это действительно напоминало таблетку, – наверное, поэтому он получил это смешное прозвище. К круглой голове самым нелепым образом было наспех приделано долговязое туловище. Его румяное гладкое лицо украшала застенчивая улыбка. Если бы Марина была писателем, она бы сказала о нем так: луноликий и солнцеподобный Витамин. И добавила: злой и гадкий. Но скажи она кому-то, никто бы не поверил, что этот расплывшийся в добродушной улыбке блондин, этот голубоглазый ангел может ударить человека.
– Пора, – сказал Витамин.
Только теперь Марина заметила, что он был с приятелем, – наверное, он отходил, а потом вернулся. Марина никогда его не видела. На вид им обоим было лет по шестнадцать.
«А он ничего, – подумала Марина и спохватилась: – Кто – ничего? Этот монстр? Какое нелепое прозвище – Витамин».
– Марина, ты забыла кошелек.
Уже смеркалось, когда девочки вышли из метро.
По дороге домой они снова говорили о Коле. Теперь Марине казалось, она вспомнила, что значит – любить, потому что она много раз была влюблена, просто это быстро проходило.
– А по-настоящему, – сказала Марина, – только один раз.
– Это когда?
– Давно.
– Я его знаю? – спросила Юля.
– Нет.
– А почему я никогда об этом не слышала?
– Не знаю почему. Сначала я боялась, что ты будешь смеяться, а потом я об этом забыла. – А почему я должна смеяться?
– Потому что он намного старше.
– Намного – это как?
– Десять, двадцать... На тридцать лет.
– И что в этом смешного? – спросила Юля.
– Наверное, ничего.
Юрий Петрович был директором НИИ, где работал Евгений Николаевич, но это не мешало их дружбе. В детстве они жили в одном дворе, и их родители тоже дружили. Петрович – так называл его папа. Это была старая дружба, проверенная временем, выдержанная, как хорошее вино.
Когда Марина была маленькой, Петрович приходил к ним каждую субботу, и всякий раз она ждала этого дня, как ждут дня рождения или Нового года. «Дядя Юра пришел!» – кричала Марина и бежала в коридор, чтобы встретить его первой. Когда ей было десять лет, Петровича назначили директором – и Марина им гордилась. Три года назад Петрович женился и теперь приходил реже. Его жена, тетя Люся, Марине сразу не понравилась.
Тетя Люся, пышная брюнетка, пахнущая французскими духами и громкая, как сто барабанов, работала в художественном салоне и много говорила о картинах. Марина любила картины, но от этих разговоров у нее болела голова и она хотела спать.
С годами Марина стала замечать, что с появлением в их доме Петровича она вдруг теряется и страшно глупеет. Наверное, в его глазах она выглядела смешной – так ей казалось. Когда он приходил, ей хотелось умереть – только бы он не видел, какая она дура. Что касается Петровича, его сердце переполняла нежность: своих детей у него не было, и его привязанность к Марине, которую он знал с первых дней ее жизни, доходила до страсти. Он целовал ее при встрече, дарил ей подарки и обращался с ней, как с маленькой, то есть любил. Но как раз это было хуже всего. «Я уже не ребенок, – хотела сказать она. – Я тебя люблю!» Но вместо этого она говорила: «3драсти, дядя Юра. Как дела, дядя Юра?» И улыбалась. И краснела.
– А сейчас? – спросила Юля.
– Что сейчас?
– Сейчас ты его любишь?
– Не знаю, – сказала Марина и, подумав, добавила: – Иногда.
– Это как?
– Когда вижу – люблю. И потом еще три дня люблю. И еще неделю. Но это быстро проходит. А лотом снова вижу – и снова люблю.
– А говорила...
– Теперь это все равно.
– Почему?
– Я же говорю: это папин друг.
– Разве вы не будете встречаться?
– С папой? Наверное, будем.
– Ну вот, придешь к нему – и увидитесь.
– Приду куда? – спросила Марина. – К Кошке домой?
– Да, неприятно, – согласилась Юля.
Они вошли в подъезд и вместе поднялись на второй этаж. Марина вызвала лифт.
– Даже не могу себе представить, – грустно сказала она, – приду домой, а его там нет.
У нее был потерянный и несчастный вид. Марина развела руками, как тот старик у телефонной будки, и тихо сказала:
– Нет.
Юля молчала. Она не могла ей помочь. Никак.
– Нет папы, – сказала Марина.
И заплакала.
19
Мама так часто плакала, что оставаться дома было невозможно. Генриетта Амаровна тоже плакала и говорила:
– Так я и знала. Так и знала! Как в воду глядела! Марина позвонила Юле.
– Сегодня идем на американские горки, – сказала та.
– Зачем? – не поняла Марина.
– Помогает, – объяснила Юля. – Адреналин!
Смысл этого загадочного слова был Марине не вполне ясен, но она поняла главное: это помогает. – Глупо, – сказала мама: – Это самоубийство.
– Мама, пожалуйста. Не тут же сидеть: бабушка плачет, ты плачешь. А этот халат? А тапочки? Так же можно с ума сойти!
– А деньги? – грустно сказала Елена Викторовна. – У меня сотрудница, Мария Сергеевна, дочку замуж выдает: мы собрали, кто сколько мог. В долг, конечно. А до получки еще десять дней.
Елена Викторовна вышла в коридор и достала из сумочки кошелек. Но Марина ее остановила: – Не надо. У меня есть.
– Есть?
– Папа дал.
Елена Викторовна подняла на Марину грустные заплаканные глаза.
– Раньше, – объяснила Марина. – Ну, я пойду?
– Иди.
– Мам, – сказала Марина, когда она была уже на лестнице. – Знаешь, как я тебя люблю?
- Предыдущая
- 13/18
- Следующая