СС. Орден «Мертвая голова» - Воронов В. Ю. - Страница 22

• Предыдущая
• 22/33
• Следующая

В самой Баварии Гиммлера оценили тоже. 1 апреля 1933 года он был назначен начальником баварской политической полиции. С холодным педантизмом и настойчивостью он преследовал политических оппонентов нацизма и в то же время пресекал всякого рода эксцессы со стороны штурмовиков, которые по-прежнему видели в эсэсовцах своих конкурентов. Гиммлер запретил аресты католических священников без собственной санкции. В то же время он ввел систему в политический террор. В Дахау по приказу Гиммлера был создан первый специальный лагерь, где держали под стражей арестованных коммунистов и социал-демократов. В лексику немцев вошло новое выражение: «концентрационный лагерь», это стало своего рода опознавательным знаком гиммлеровской полиции. Едва ли хоть одна живая душа осознала только значение этого концлагеря. Полицейское начальство было загипнотизировано бюрократической четкостью и высочайшей организованностью гиммлеровского аппарата. В первый раз они почувствовали, что Гиммлер – будущий шеф полиции всей Германии. Он уже строил планы объединения сил порядка, считая старую машину неэффективной. Он заявлял: «Я хочу создать настоящую имперскую полицию взамен существующих шестнадцати разрозненных земельных сил. Общенациональная полицейская система – важнейший скрепляющий механизм государства». Среди помощников Гиммлера появился Вернер Бест, начальник одного из местных департаментов полиции. Между тем Гейдрих, второе «я» Гиммлера, подбирал кандидатуры для работы в будущей имперской системе. В его список попала четверка мюнхенских знакомых Гиммлера: Флах, Мюллер, Майзингер и Губер, были там и многие другие офицеры старой школы.

Но больше половины территории Германии оставалось для него закрытой: у Гиммлера был сильный соперник – Геринг. Они питали одни и те же амбиции, оба хотели властвовать над силами порядка во всей Германии, но у Геринга было одно преимущество – он уже контролировал полицию Пруссии, которая могла стать естественным ядром общенациональной полицейской системы. Геринг произвел чистку прусской полиции от противников режима, уволив почти полторы тысячи человек, и создал личную охрану во главе с майором Веке, видным членом нацистской партии. Опорным пунктом геринговской системы контроля стал малозаметный отдел 1А в Главном управлении полиции Берлина, который даже при Веймарской республике, вопреки официальному запрету на политический сыск, играл роль специальной разведывательной службы для всей Германии. Теперь он дал жизнь страшной прусской политической полиции. Геринг поставил во главе ее Рудольфа Дильса, чиновника прусского министерства внутренних дел, имевшего опыт подобной работы.

Этакий бонвиван, Дильс выказал, однако, выдающиеся способности хитроумного, умеющего ко всему приспособиться управленца. У него всегда были наготове свежие предложения, чтобы удовлетворить Герингову детскую тягу к тому, что видит глаз. Дильс не был нацистом, не обещал Герингу (с которым в 1943 году даже породнился, женившись на вдове его младшего брата Карла), что создаст для него такой мощный инструмент власти, какого не знала еще прусская история.

Численность отдела 1А он довел с 60 до 250 человек, переманив лучших офицеров из криминальной полиции. Геринг тем временем провел нужный закон, постепенно обособляя эту свою службу от прусской администрации. Так он создал прусское управление политической полиции, впоследствии ставшее известным как Geheime Staats Polizei – государственная тайная полиция – гестапо. Штаб-квартира нового ведомства была даже переведена из-под общей полицейской крыши в новое здание – в помещение бывшей школы искусств на Принц-Альбрехт-штрассе, неподалеку от резиденции самого Геринга. Государственная тайная полиция была освобождена от необходимости «действовать только в рамках существующего законодательства», как того требовала статья 14 Закона о полиции, иными словами, могла не обращать внимания на основные права человека; подчинялась она только министру-президенту Герингу. В конце апреля какой-то безвестный почтовый работник, пытаясь уместить название на штампе, изобрел аббревиатуру гестапо, и это слово стало в Германии самым зловещим на весь период господства нацистов.

Но при столь мощной поддержке позиция Геринга не была неуязвимой. Соперник не дремал, и Геринг точно имел это в виду, когда весной 1933 года заявил, что расценивает СА как вспомогательную полицейскую силу в борьбе против последних островков демократии. Обращаясь к штурмовикам, он объявил: «Я не считаю себя обязанным придерживаться буквы закона, мое дело – просто уничтожать врагов государства! Против коммунизма не годятся законные методы! Я буду вести эту борьбу до конца, плечом к плечу с людьми в коричневых рубахах. Я заставлю народ понять, что он должен уметь защищаться!»

Однако, когда «люди в коричневых рубахах» начали действовать, даже Геринг поразился жестокости той силы, которую сам же и выпустил. Все их инстинкты, все социальное недовольство, все зажигательные речи, которыми прожужжали им уши ораторы и пропагандисты, – все разом выплеснулось наружу, и Пруссия превратилась в арену террора против населения. Отряды штурмовиков повсюду, в том числе в самом Берлине, хватали людей прямо на улицах, тащили их в подвалы и просто заброшенные помещения, избивали и пытали. Только в Берлине силами СА было создано 50 импровизированных концлагерей. Террор царил также в провинции. Геринг понял, что он утратил контроль над СА. К несчастью для него, он сам был окружен этими людьми: многие из тех, кого он назначал полицей-президентами, носили форму СА. Вдобавок так называемые советники, тоже из СА, были приставлены ко всем главам администрации. Это, вне всякого сомнения, означало, что авторитет Геринга в крупнейшей из немецких земель подорван.

Дильс пытался побудить его открыто выступить против штурмовых отрядов, но Геринг колебался. Дильсу пришлось действовать самостоятельно. От своих информаторов он узнал, что камера пыток находится в том же помещении, где и главный штаб берлинских СА, отряда полиции особого назначения, и они – с пулеметами! – окружили место. После долгих переговоров он убедил штурмовиков отдать узников. «Жертвы, которых мы обнаружили, были полумертвыми от голода, – написал Дильс. – Чтобы добыть признания, их держали стоя в узких застенках по нескольку дней. Допросы состояли в избиении. Когда мы вошли, эти живые скелеты лежали рядами на грязной соломе, с гноящимися ранами».

Дильс продолжил кампанию. Он мобилизовал свою тайную полицию и начал одно за другим ликвидировать убежища штурмовиков, рискуя нарваться на их месть. К концу мая импровизированных концлагерей СА в Пруссии уже не осталось. Но Дильс не останавливался: вместе с группой храбрецов-законников из министерства юстиции он решил выявлять бандитов-штурмовиков и судить их.

В разгар этой войны он стал подозревать, что играет на руку Гиммлеру, а СС – еще большая угроза позициям Геринга, нежели СА. «В СС все планировалось с дальним прицелом, – заметил он, – и в том, что они делали, было гораздо больше логики, чем у безалаберных СА». Дильс знал, что говорит. Несколько раз ему пришлось крепко схлестнуться с гиммлеровским воинством. Эсэсовцы не могли простить Дильсу, что он увел у них из-под носа мятежного командира СА Штенеса, которого считали своей добычей и чуть ли не главным доказательством своей эффективности. Но Дильс уговорил Геринга не допустить казни Штенеса – дела уже предрешенного – и затребовал его перевода в тюрьму гестапо. Осенью 1933 года Штенеса удалось переправить в Голландию, а оттуда в Китай, где он стал начальником личной охраны Чан Кайши.

Но такие победы над СС были редкостью. Чаще Дильсу приходилось туго. Ему не удалось добраться до Колумбийского дома – эсэсовской камеры пыток в Берлине, а подпольный концлагерь СС Папенбург – еще один объект Дильсовой кампании против зверств – был закрыт только по прямому приказу Гитлера. После беседы с Дильсом диктатор так расчувствовался, что приказал артиллерийским огнем разнести в клочья весь этот лагерь вместе с неуправляемой командой эсэсовцев.

• Предыдущая
• 22/33
• Следующая