В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 60

• Предыдущая
• 60/74
• Следующая

После обеда хваленый муссон пропал, и мы вновь едва ковыляем, дважды гребли, чтобы повернуть лодку, перенастроили парус — никакого прогресса.

16.02.78. МУРАВЬИШКИ

Проснулся от холода — задувает из правой двери. Качка бортовая. На мостике пасмурно и прохладно. Ветер с северо-запада, волны же точно с запада и бьют о борт.

Не просто бьют — захлестывают. Всю двухчасовую вахту наблюдал, как это происходит, в деталях.

Вал приходит, перелезает через камышовый планшир и устремляется в ложбину между ним и основной сигарой. Ложбина узкая, и вода там застаивается, стоит пять-десять секунд, пропитывая камыш, утяжеляя лодку по крайней мере на полтонны. Потом вода уходит» приходит опять, с каждым разом ее больше впитывается, и судно потихоньку оседает.

Пора браться за брезентовую защиту.

Полотнища для нее мы заготовили, вооруженные опытом «Ра», еще в Эль-Курне. Их у нас шесть — четыре длинных для бортов и два коротких для кормы и носа.

Растянули с Асбьерном первую загородку. Польза от нее очевидна: стенка отражает крупные волны и лишь немного пропускает мелкие. Кроме того, она защищает палубу от ветра.

Детлеф улучшает дифференцировку — перемещает кормовой груз с правого борта на левый. Как ни перемещай, ют чрезмерно загружен, и надо бы его облегчить за счет бака, но на баке носовая хижина, и если нос притонет, Асбьерн и Тору будут спать в болоте.

Продолжается починка мачты. Обновленную стеньгу подняли наверх (соорудив сперва нечто вроде башенного крана из гребного весла с блоком) и водрузили в высверленное дочиста гнездо.

Штатный грот вернуть на место не успели — стемнело. Мы, как муравьишки, трудимся с восхода до заката.

Вероятно, имела место и мутация, а, как вы считаете?

В такие минуты, растроганный, с живностью в руке, Тур почему-то напоминает мне главного героя Эффелевского «Сотворения мира» — только хитона и сандалий не хватает.

— Тур, что будем делать с черепахой? Съедим?

— Ни в коем случае! Отпустим! Обрадованная черепаха ринулась в глубь океана со скоростью корифены. Мы проводили ее благостными взглядами. Вдруг раздались сильные всплески, вода закипела, на мгновение Тортила вынырнула, будто кто-то мотанул ею. Одна совершенная тварь стала добычей другой.

17.02.78. ГАРМОНИЯ

Шел с носа на корму и увидел в воде здоровенную, с кулак, змеиную голову. Голова принадлежала не змее, а черепахе размером с таз.

Асбьерн, благо «Зодиак» бы на плаву, направился к черепахе и со второй попытки ее изловил.

Бедная Тортила рвалась из рук, она, очевидно, хотела только рассмотреть неведомый китообразный предмет, может быть, отдохнуть на нем, как на острове, но вступать с нами в тесные контакты не желала ничуть.

Разглядывая черепаху, мы вновь дивились тому, как совершенно и гармонично все в ней устроено.

Это чувство что ни день посещает нас.

Глядим ли, как мощно режет воду косым спинным плавником живая торпеда-акула, любуемся ли крошечным крабиком — глаза Тура светятся восторгом.

Особенно восхищают его и нас плавающие крабы. До чего изящный механизм, бронированный и гибкий одновременно. Суставы — шарниры с круговым радиусом вращения.

— Я, конечно, далек от идеализма и мистики, но ей-богу, когда смотрю на эту чудесную приспособленность, с трудом верю Дарвину. Наши знания об эволюции, мягко говоря, не полны, и не все, видимо, можно ею объяснить.

18.02.78. ВЕТЕР ПРОПАЛ

Солнце взошло с запада и осветило наши сонные лица с непривычной стороны. Это означало, что ночью лодка повернулась кормой вперед да так и осталась.

Утро дивное, тихое, море гладкое. Лоция, обещавшая бурную погоду в девяноста днях из каждых ста, явно врет.

Пробовали хоть каким-то способом двигаться, поставили парус наискось, по-яхтенному, ловя порыв случайного зюйд-веста. Зюйд-вест улегся сразу же, и правильно сделал, а то куда бы он нас поволок?

Объявлен безвахтенный режим. Из этого не следует, что наступило безделье.

Эйч-Пи и Норман полезли на мачту проверять, как верхушка приклеилась, и крепить ее распоркой. Рашад и Детлеф чинят брагу, обвисшую там, где за нее были засунуты гребные весла в помощь килям. Брага, как помните, опоясывает корпус лодки по ватерлинии (сейчас уже ниже ватерлинии), она привязана веревочками к основной спиральной веревке, и вот эти веревочки где-то порвались, где-то растянулись, где-то догнили. Их заменяют новыми.

Ловили рыбу с кормы, почти без результата. Ныряли под воду с кинокамерой, снимали крабиков, улиток, морских уточек и диковинных рыбешек, похожих на луну-рыбу. Они около тридцати сантиметров в длину, плоские, темно-сиреневые, в пятнышках. Движутся, работая спинным и брюшным плавниками, причем машут ими не синхронно, а вразнобой.

На рее уже прежний, большой грот. Возились с его возвращением долго, нужно было отвязать и привязать множество тросов, следя, чтобы они не пересекались, не перепутывались и взаимодействовали надежно.

Что касается меня, то я продолжил сооружение брезентовой стенки, закрыл полностью правый, уязвимый борт. Копался до вечера, согнувшись в три погибели. Теоретически операция не трудная: принайтовать нижний край ткани к камышовому планширу. Но планшир замусорен всякими балками, веревками, колобашками, все это на нем прижилось, все надо убирать. Здорово устал и прилично подпек лысину.

В кают-компании горят лампы. Рашад и Асбьерн режутся в нарды, двигая бобышки из-под кинопленки по узору, специально вырезанному прямо на столешнице. Герман сидит рядом в позе Будды и болеет (в переносном смысле; в буквальном — выздоровел). Норман и Карло спят. Пойду и я.

19.02.78. РЫБЕШКИ-РЫБИЩИ

Ситуация прежняя — нет ветра. Это уже становится несмешным.

Утреннее огорчение: рецидив колики у Тура. Вчера он три часа подряд дежурил на мостике (согнав оттуда остальных) и откушал пряного за обедом.

Снова объяснил ему, какой диеты придерживаться. Нарисовал картину: почка, мочеточник, пузырь, камень — и втолковывал, что к чему и какой может быть исход. В ответ — знакомые возражения: «Ощущаю себя лишним, если не работаю, как все».

Врач, исцелися сам! Ухитрился подцепить ОРЗ — не иначе от Германа. Голова тяжелая, нос заложен. Прыскаю в него нафтизин (мерзкий спрей, дерет, как рашпилем!), принимаю бруфен, мадрибон.

Единственная отрада для глаз — рыбьи пляски. Ничего подобного никто из нас не видел. Корифены ходят косяками, взметывая тучи летучих рыбок, и дружно выскакивают из воды на огромной скорости, совершая каскады прыжков по семь-восемь метров.

Наблюдали двух барракуд сантиметров по восемьдесят каждая. Барракуда великолепна. Стремительная, похожая на стрелу, телом напоминает щуку, окраской — как булатная сталь.

Определили, что это за вчерашние луны-рыбки. Тур порылся в справочнике и нашел: триггер-фиш. Живет обычно среди кораллов.

На воздухе триггер-фиш потемнела, а когда ее пустили плавать в ванночку для мытья посуды, опять стала сиреневой с белесыми пятнами. На спине у нее триггер — шип, которым она при необходимости намертво цепляется к кораллу.

Ловили и едва не поймали акулу-молот, гигантскую рыбину в три с половиной метра от пасти до хвоста. Охотничьих переживаний хватило потом до ночи: вспоминали, как она атаковала наживку, как цапнула, попалась, ушла под «Тигрис», сорвалась — и долго еще из-под лодки всплывали облака мути с ошметками камыша.

Норрис в продолжение всей эпопеи вел магнитофонную запись:

«ТУР. Сижу в туалете, размышляю, глянул вниз — чудовище! Аж подпрыгнул!

КАРЛО. А оно не обратило внимания на белое пятно?

(Хохот, шум, возгласы: «Тянуть», «Не тянуть».)

НОРМАН. Смотрите на компас! Акула разворачивает лодку!»

Приключение кстати, а то не обрасти бы жирком.

Крепчает эпидемия нард, осваиваются их модификации: «таули», «васкдаттоп». Победил — бурная радость, побежден — бурное отчаянье. Как в госпитальной палате, где все осточертело, суть к жизни становятся пустяки.

• Предыдущая
• 60/74
• Следующая