Ползучий плющ - Купер Наташа - Страница 55

• Предыдущая
• 55/64
• Следующая

– Ни о чем, дорогуша. Мы тебя отпускаем, – сказал он, наблюдая, как ее лицо, словно солнечным светом, озаряется надеждой.

– Значит, вы ее нашли?

– Нет. Пока нет.

Ее лицо померкло, окаменело.

– Почему нет? – Она пристально посмотрела ему в лицо, словно надеясь прочитать на нем ответ. – Не так уж много мест, где она может быть. Вы должны искать. Она может быть…

– А ты удачно изображаешь тревогу, – сказал он, стараясь задеть ее и вполне преуспев в этом. Краем глаза Блейк видел, что сержант проявляет нетерпение, но он не собирался упускать лишний шанс расколоть Бэгшот.

– Разумеется, Шарлотта мне небезразлична. Когда же вы все поймете это своими тупыми головами? – сказала она, повышая голос.

Так, подумал он, может, мы наконец к чему-то и придем. Он уже собрался было спросить Бэгшот, как далеко завело ее это небезразличие, когда она, внезапно потеряв самообладание и разразившись истерическими слезами, принялась бить обоими кулаками по столу сержанта, так что Блейк испугался, что она разобьет их в кровь, а потом подаст на него в суд за жестокость. Он дал знак сержанту успокоить девушку, а сам как можно незаметнее ушел. День выдался длинный, а у него еще прорва дел. Какое счастье, что ему не хотелось идти домой.

Утром первым делом надо вместе с кем-нибудь – вероятно, с Кэт – прикинуть, как лучше распорядиться ограниченными средствами, выделяемыми на слежку. И нужно будет еще раз повидаться с Антонией Уэблок. Им определенно повезло, что он наладил с ней хорошие отношения и она так откровенна. Это произвело впечатление даже на суперинтенданта. Но оставались один-два момента, которые необходимо было прояснить, и нужно еще утрясти вопрос с сжиганием писем. Она пообещала сохранить сегодняшнюю почту, чтобы показать, почему ей пришлось уничтожить остальное. Нетрудно представить, какого рода послания она получает, но не следовало делать это без их разрешения.

Она невесело рассмеялась, когда он сказал ей об этом, и объяснила: когда занимаешь такую должность, как она, забываешь, что такое просить у кого-нибудь разрешения. Он, быть может, и рассердился бы, но она сразу же посерьезнела и процитировала одно из худших писем. Пока она говорила, ее лицо заметно побледнело, а голос задрожал так сильно, что ей пришлось остановиться. Тогда она взглянула на него глазами полными слез, слишком гордая, чтобы их скрывать, и попросила понять ее.

Она держалась чертовски мужественно, и отчасти поэтому он так злился на Макгуайр. Какой же бессердечной сукой надо быть, чтобы манипулировать людьми, когда близкая родственница переживает такое горе. Как могла Макгуайр раздобыть для главной подозреваемой в деле о похищении четырехлетней дочери своей троюродной сестры одного из самых дорогих адвокатов? Вот ведь дрянь!

Триш узнала об освобождении Ники от секретарши Джорджа, которая работала допоздна. Секретарша сообщила Триш, что он ушел на совещание с юрисконсультом, которое не мог перенести, и попросил ее остаться в конторе, пока не поступит подтверждение того, что Ники отпустили. Еще он попросил ее как можно скорее сообщить эту новость Триш.

Триш тепло поблагодарила, а потом попыталась дозвониться Антонии. И снова услышала ее царственный голос на автоответчике.

У Триш не укладывалось в голове, что Антония может поверить в истинность безосновательных обвинений, которые предъявила ей, Триш, полиция, но другого объяснения упорному молчанию сестры не находила. Возможно, та рассвирепела оттого, что Триш послала Джорджа на помощь Ники, но ведь на звонки она перестала отвечать задолго до этого. Триш решила, что должна съездить в Кенсингтон, заставить Антонию признаться в своих подозрениях, а затем каким-то образом убедить ее в их несостоятельности. В противном случае, даже когда правда о том, что случилось с Шарлоттой, будет раскрыта, они уже не смогут относиться друг к другу по-прежнему. Они и так слишком много потеряли, чтобы рисковать остатками своей дружбы.

Она не вспоминала о толпе журналистов, пока не добралась до такого мирного с виду, белого оштукатуренного дома, по стенам которого вилась, как потоки сиренево-голубой воды, глициния. Сегодня журналистов было меньше, чем в воскресенье, но все равно достаточно. И некоторые из них ее узнали.

– Триш, сюда, – окликнул ее один из остававшихся там фотографов, а какая-то женщина подошла вплотную и спросила:

– Как по-вашему, что случилось с Шарлоттой, Триш? Вы очень хорошо знакомы с подобными делами, не так ли? Вы думаете, она еще жива?

– К сожалению, – сказала Триш, тщательно подбирая слова, потому что знала: проконтролировать содержание заголовков не в ее власти, – понятия не имею. Полиция делает все, что в ее силах. Мы можем только надеяться.

– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил другой журналист. Триш проигнорировала вопрос, так же тщательно следя за выражением своего лица. Ей не хотелось, чтобы в завтрашних таблоидах появились снимки, на которых она будет похожа на ведьму.

Триш протиснулась сквозь толпу ко входу и позвонила, надеясь, что Антония дома и у нее хватит чувства самосохранения, чтобы не устраивать скандала на пороге. Но дверь распахнул Роберт, ослепительная улыбка которого померкла при виде Триш.

– А, это ты, – сказал он. – Тебе лучше войти. Не говори ничего лишнего.

Закрыв за ней дверь, он прислонился к стене, словно настолько устал, что не в силах стоять на ногах.

– Я подумал, что это Ники. Она должна принести еды.

– О! Я слышала, ее отпустили. Антония дома?

Он покачал головой:

– Бедная Ники! Знаешь, они здорово ее обрабатывали. Она сказала, что если бы не ты и не адвокат, которого ты ей прислала, она ни за что не выжила бы. Ты молодец, Триш. Кажется, я недостаточно поблагодарил тебя вчера.

– Все нормально, Роберт. Я не могла бросить ее на произвол судьбы, без помощи, – сказала она, пытаясь по его лицу понять, насколько он искренен. И увидела на нем подтверждение своей догадки о его романе с Ники. Но все равно ей хотелось знать почему. – Когда вернется Антония?

Он покачал головой:

– Только после ужина. Теперь она почти никогда не ест дома. Не может сейчас видеть ни меня, ни Ники. И не слишком довольна тобой, Триш. – Он улыбнулся чуть лукаво. – Проходи, выпьешь чего-нибудь.

Триш прошла за ним в гостиную с затхлым воздухом. Подушки были сложены на одном конце дивана, а на другом конце, на кремовой дамастовой обивке, там, куда, видимо, не разуваясь, клал ноги Роберт, виднелось темно-серое пятно. На полу рядом с диваном стоял стакан виски и лежала кипа мятых газет. Состояние комнаты яснее всего говорило о том, что Антония не бывает дома. Возможно, она не слышала и сообщений, оставленных Триш.

– Виски, Триш, или что-нибудь другое? Не помню, что ты пьешь.

– Ничего не надо, спасибо, Роберт, – сказала она, решив, что, раз уж она не может встретиться с Антонией, то хотя бы попытается выведать побольше о Роберте и о том, на что он способен.

– Мне не следует тут задерживаться, – продолжала она. – Ты не знаешь, почему Антония на меня злится? Я уже несколько дней не могу до нее дозвониться.

– Она была не слишком-то довольна, когда ты стала общаться с ее разлюбезным бывшим, стариной Беном, работником классной доски. Еще ей не понравилось, что твоя подружка с полиграфом подтвердила правдивость рассказа Ники про детскую площадку, и некоторые из твоих вопросов тоже не понравились. Но хуже всего, что ты раздобыла для Ники адвоката. Этого она тебе никогда не простит, Триш. С тех пор как она об этом услышала, она все время бубнит, что это предательство. А ты знаешь, какая она делается, когда считает, что кто-то поступил с ней несправедливо.

– Да. Не думаю, что она простит мне Джорджа Хэнтона. Но откуда она узнала, что я вижусь с Беном?

– Он сам ей сказал, когда они встречались в последний раз.

Триш уставилась на Роберта с открытым ртом.

– Понимаю. Странно, правда? Последние дни она мало что мне рассказывает, но сегодня утром так на меня разозлилась, что поведала об этом, пытаясь спровоцировать скандал. Нечего и говорить, что я не клюнул. Я уже давно понял, что связываться с Антонией, когда она в гневе, смысла нет. Она всегда возьмет верх.

• Предыдущая
• 55/64
• Следующая