Дары и анафемы - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 52

• Предыдущая
• 52/82
• Следующая

Если бы Бог Библии воспринимался как один среди многих иных богов, как одна из многих эманаций Единого, наряду с Ним было бы естественно почитать иные божества. Как писал апологет язычества Цельс, «Кто почитает нескольких богов, тем самым делает приятное Богу, поскольку он почитает нечто от великого Бога. Поэтому, если кто почитает и боготворит всех (приближённых Бога), он не оскорбляет Бога, которому все они принадлежат… Право же, тот, кто, говоря о Боге, утверждает, что только одного можно назвать Господом, поступает нечестиво, так как он тем самым разделяет царство Божие, создаёт в нем раздор, как будто бы существовали (две) партии и имелся какой-то другой, противостоящий Богу» (Против Цельса. 7,2 и 8,11).

Но библейские пророки, а позже и христиане как раз и считали, что духовный мир разделился. И потому дружба с языческими духами есть вражда против Бога. Может быть, некоторые языческие ритуалы, образы, мистерии сами по себе не так уж плохи; далеко не все в языческой религиозной жизни может быть оценено как внушение сатаны. Но когда пришёл Свет, когда открылась возможность прямого обращения к Богу, уже нельзя оставаться в мире языческих двусмысленностей. Отворачиваться от Христа, пришедшего к людям, и обращаться к прежним языческим заклинаниям — значит противиться Христу, отрекаться от Него.

И пророки и апостолы признавали, что у других народов есть свои божества[352] — но решительно отказывались признать за богами язычников статус Истинного Творца (язычники, впрочем, на этом и сами особенно не настаивали). Отсюда — слова апостола Павла: Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им (1 Кор. 8, 4-6). Если бы эта фраза звучала как «знаем, что есть много богов и господ много; но у нас один Бог Отец» — это было бы манифестом обычного язычества: мы выбираем своего бога из сонма многих владык, и уважаем право иных религий иметь общение с прочими богами (если я храню деньги в банке А, это не означает, что я отрицаю право других людей хранить их деньги в банке В). Но немедленно добавляемая богословско-метафизическая нагрузка резко меняет ситуацию: «у нас один Бог Отец, из Которого все». Не просто — «у нас есть Бог, из которого происходим мы, наше племя, наша вера», но — «из Которого все» (то есть — из этого Источника все получило своё бытие), а также «Которым все» (то есть и поныне все, что есть, существует по причастности к этому Истинному Бытию).

Христиане убеждены, что те, кто влагают свои сердца и деньги в свои языческие банки, слишком близки к краху. Их «космические иерархии» не более чем экономические пирамиды типа МММ. И не от злобы к этим людям, а от желания им добра апостолы вновь и вновь предупреждали: отойдите, пока не поздно, от ваших богов. Обратитесь к Единому Вечному Творцу.

Отказ же от Завета с Личным Богом, который вне Себя создал вселенную, означает растворение себя в космосе, подчинение своей жизни и своей судьбы безликим и бездумным, бессострадательным законам космоса (например, законам кармы и астрологии).

Да, в язычестве есть отблески правды. Как в воде тоже присутствует растворённый кислород. Но если водолаз посчитает себя рыбой и попробует дышать этим воздухом, он погибнет. Ему протянут воздуховод с поверхности. А он станет дышать через раз: разок из шланга, а разок — прямо пуская воду в свои лёгкие… То, что он скоро погибнет от таких упражнений, очевидно. Но смерть души не так заметна. И «всерелигиозные», «терпимые» и «открытые» оккультисты носят в своих телах агонизирующие, протравленные «космическими энергиями», распадающиеся души, но притом уверяют христиан, что больны именно мы — больны «нетерпимостью».

Я это говорю не из книг. Любой православный священник может рассказать десятки историй о людях, которые взрастили в себе духовные болезни, пробуя совместить христианство с «восточными учениями». Порой отголоски этих катастроф прорываются даже на страницы газет[353]…

И вновь о Чернобыле. Уже упоминалась группа людей, которые знают все инструкции по пользованию новым лекарством, но самого лекарства не принимают. Они считают, что если врач не сердится на пациента — то, значит, больной от этого становится здоровым. Так считают протестанты: по их мнению, источник нашей болезненности — в отношении Врача к нам и нашим грехам. Поскольку достоверно известно, что Бог на нас уже не гневается (будучи удовлетворён жертвой Христа), то, как только мы узнаём о происшедшей перемене в отношении к нам Бога, так сразу становимся здоровыми и спасёнными.

Что ж, представим, что инженер, по вине которого произошла Чернобыльская авария, оказался под судом. Предположим, что через некоторое время в виду тяжёлого состояния его здоровья ему объявляют амнистию. Сильно ли облегчит эта бумага его положение? Ведь он сам носит в себе тягчайшую кару за свой грех. Он сам пропитан радиацией. Он сам умирает. И никакой суд, никакая апелляционная инстанция не могут защитить его от нарастающей боли, от поглощающей слабости.

В отличие от западного христианства, склонного описывать драму грехопадения и искупления в терминах юридических, восточное христианство осмысляет отношения человека и Бога в терминах органических. Для православия грех — не столько вина, сколько болезнь. «Грех делает нас более несчастными, чем виновными» — говорил преподобный Иоанн Кассиан[354], а преподобный Исаак Сирин сравнивал грешника со псом, который лижет пилу и не замечает причиняемого себе вреда, пьянея от вкуса собственной крови[355]. И в чине исповеди священническая молитва увещевает: "Пришёл еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши ".

Мало объявить человеку, что Бог более не сердится на него. Надо дать ему реальную защиту от смерти, надо дать ему реальную возможность дышать Богом. Не Бог удерживает Себя вдали от людей. Люди удалены от Него: как собственными грехами, так и блокирующими духовными посредниками. Надо дать лекарство. Лекарство нужно от смерти. Лекарством от смерти может быть только Бессмертие. Бессмертие имеет только Бог. Значит, Бог, бывший вдали, должен обрести жизнь внутри человека. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий… Хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и даёт жизнь миру… Я есмь хлеб жизни… Отцы ваши ели манну в пустыне, и умерли, Хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрёт… хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира… если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 27-53).

Причастие Крови и Тела Христово — вот то анти-космическое лекарство бессмертия, которое принёс Спаситель. Христос позвал нас на «вечерю бессмертия» (Климент Александрийский, Строматы 7, 3). Сам Христос установил именно такой способ сообщения со своими учениками. Не просто через проповедь, не просто через молитвы или гимны, не просто через обряды — через Таинство Причащения Телу и Крови Христа. Люди, которые говорят, что достаточно читать о Тайной Вечере и вспоминать о ней, люди, по уверению которых само Лекарство Бессмертия для нас сегодня недоступно, не поняли замысел Спасителя. Эти люди — протестанты[356].

По их мнению, «единственное, что может спасти человека — Евангелие, радостная весть о спасении через Иисуса Христа и искупление на Голгофе. Задача Церкви — проповедь Евангелия, слышание которого открывает людям путь ко спасению»[357]. Человек утоляет жажду информацией о воде, а не самой водой. Человек питается символом хлеба, а не самим хлебом. Спасает «весть о спасении», «информационный выпуск Хороших Новостей из Иерусалимского отделения ВВС», а не реальная благодать Христова.

• Предыдущая
• 52/82
• Следующая