Генерал Корнилов - Кузьмин Николай Павлович - Страница 106

• Предыдущая
• 106/150
• Следующая

Поздно вечером от перрона Могилевского вокзала отошел бывший царский поезд. В пути до Петрограда ему предстояло находиться чуть больше суток – 25 часов. В вагон-салоне собрались Керенский, Терещенко, Савинков, Филоненко и Барановский, юркая личность с полковничьим чином, ставший недавно свояком Керенского.

Все находились под невеселым впечатлением от совещания. Керенский беспрестанно возил под столом ногами и звякал шпорами. Барановский, блестя румяными щеками, сжимал руки в коленях и не сводил с него встревоженных глаз. Один Савинков не оставлял своей уверенной повадки. Он продолжал задуманную комбинацию с продвижением Корнилова в «ферзи».

Своей неожиданной телеграммой Лавр Георгиевич совершил сознательную жертву, чем сильно облегчил его задачу. Керенский, глава правительства, сам убедился в том, какие это мракобесы генералы, сохранившиеся на своих постах. К счастью, нашелся среди них один, – кстати, первый революционный командующий Петроградским военным округом. Не забыли?.. Сейчас уже нет никаких сомнений, что генерал Брусилов со своими обязанностями главковерха совершенно не справляется. Ставка при нем не имела четкого плана действий, этот человек оказался неспособен окидывать единым взглядом сложную обстановку в стране и на всех фронтах. Его военный потолок – армия, не выше. Даже фронтом он командовать не в состоянии.

Савинков тонко рассчитывал на болезненную впечатлительность премьер-министра. Керенский, при своей патологической боязливости, непроизвольно тянется к любому, в ком чувствует волю, силу. В этом было главное свойство его женственной натуры. Этот человек обожает быть обожаемым, но совершенно неспособен на свою защиту. Что уж толковать о суровой и безжалостной борьбе! Не та натура, не то тесто…

Относительно корниловской кандидатуры несмело возразил Терещенко. Его устрашал властный характер предлагаемого главковерха. Савинков немедленно отрезал:

– Не забывайте, вся Россия создана людьми с характером!

После этого вопрос о назначении Корнилова на высочайший военный пост был решен тут же, в несущемся вагоне.

Ставка русского Верховного главнокомандования перебралась из Барановичей в Могилев два года назад, когда Николай II сместил великого князя Николая Николаевича и послал его командовать Кавказской армией. В Могилеве государь выбрал для своего штаба небольшое двухэтажное здание в густом саду. Личные апартаменты составили всего две комнаты: рабочий кабинет и спальня. С приездом царя усилили охрану Ставки. На крыше здания поставили 18 пулеметов – в последнее время участились налеты немецких аэропланов. Отчаянно ревущая машина проносилась над самыми крышами, летчик свешивался за борт и руками бросал вниз небольшие осколочные бомбы. Иногда сыпались и обыкновенные пехотные гранаты. Внутреннюю охрану Ставки нес батальон Георгиевских кавалеров.

В своей спальне на втором этаже государь распорядился поставить раскладную койку для часто приезжавшего наследника. Эта койка сохранилась. На ней теперь спал Юрик. Свою семью Лавр Георгиевич постоянно перевозил с собой.

За время войны штаб Верховного главнокомандующего разросся неимоверно. Маленький провинциальный городок с палисадниками, огородами и разбитыми деревянными тротуарами оказался переполнен всевозможными управлениями и отделами штаба. Само название Ставка потеряло свой смысл. От первоначального походного облика этого военного учреждения не осталось и следа. Зеленый патриархальный Могилев превратился в неповоротливый бюрократический центр.

Офицеры и чиновники штаба жили в Могилеве семьями. Молоденькие выпускники военных училищ успели здесь пережениться и привыкли к оседлой мирной жизни. Война была далеко, сюда долетали лишь ее слабые отклики в виде фронтовых реляций. Здесь военные не воевали, а служили.

Особенно дремучей тиной затянуло штаб, когда громадный фронт стабилизировался, зарылся в землю и опутался колючей проволокой.

Корнилов прибыл в Могилев в окружении своих верных текинцев. По тенистым улицам проехала длинная кавалькада всадни-ков в ярких халатах и косматых папахах. У каждого конника позвякивала о стремя кривая шашка, на поясе висел кинжал-клыч с белой рукояткой. Кавалеристы сидели в седлах с природной молодцеватостью.

Городок словно проснулся. Офицеры штаба забегали проворнее, стали изо всех сил поджимать отросшие животы. В узких, раскосых глазах главнокомандующего они читали откровенное презрение.

Первым делом Лавр Георгиевич сменил внутреннюю охрану. Солдаты Георгиевского батальона раздобрели и начисто утратили строевую выучку. Генерал Брусилов каждое утро здоровался с ними за руку. Георгиевских кавалеров заменили стройные, суровые текинцы. Хан Хаджиев сам развел посты. Пять человек он поставил в саду, двух возле корниловской приемной на первом этаже и двух на площадке второго этажа. По ночам количество постовых удваивалось.

Из окон второго этажа открывался чудесный вид на Днепр и зеленые заречные дали. Лавр Георгиевич бывал в Могилеве не раз. Но лишь теперь, подолгу простаивая у раскрытого окна, он по-настоящему ощутил, какая тяжесть легла на его плечи. В армии считается, что первой ответственной ролью для любого военного является назначение командовать полком. На этой должности любой военачальник проходит необходимую командную выучку. Затем по мере роста ответственность только прибавляется. Строевой стаж Корнилова был явно недостаточен. А на посту командующего войсками фронта он не успел даже как следует оглядеться. За каких-то десять дней он взлетел на самый важный, самый тяжкий пост в своей армии. Россия, русская армия находились в состоянии большой и изнурительной войны с искусным и коварным, не до конца еще обессиленным противником. Ему выпало возглавить русскую армию в самый безрадостный момент войны, когда многовековая громадная империя трещала под непрерывными ударами не столько с фронта, сколько изнутри.

Он знал своего врага по ту сторону передовой. Теперь предстояло думать и о войне с перевернутым фронтом – сражаться против тех, кто окопался внутри России.Первая стычка с правительственным Петроградом произошла из-за назначения командующего войсками Юго-Западного фронта (вместо Корнилова). Не спросив мнения Верховного, Керенский определил на этот важный пост генерала Черемисина. Таких назначений через свою голову Лавр Георгиевич потерпеть не мог. Так в армии не принято! Кроме того, генерал Черемисин отвратительно показал себя во время недавнего отступления.

По прямому проводу с Корниловым объяснялся главный комиссар Савинков. Лавр Георгиевич отвечал резко, почти грубо. Проклятые болтуны! Ни одному из них не знакомо чувство величайшей государственной ответственности. Никогда и ни за что не отвечали!.. Он не поддался на уговоры и настоял на своем. В командование войсками Юго-Западного фронта вступил Николай Николаевич Духонин, красавец генерал с лихо закрученными кончиками усов.

Добившись своего, Корнилов сознавал, что нанес жгучую обиду генералу Черемисину и нажил в его лице непримиримого врага.

Генерал Духонин, приехав, вместо поздравлений с назначением на пост главковерха выразил Корнилову сочувствие. Такой пост, да еще в такое время! Лавр Георгиевич не стал таиться перед старым боевым товарищем. В последний вечер, уже сдав дела, он так и заявил Духонину:

– Власти не ищу. Но если только на мою долю выпадет этот тяжкий крест, то… что делать!

Больше они не произнесли ни слова и крепко обнялись.

Духонин отлично понимал, что, поддержав на прошлой неделе Керенского, Лавр Георгиевич, по сути дела, занялся чистой воды политикой – наступил на собственное горло ради общей большой выгоды. Влияние Савинкова? Глупости… Духонин не принимал этих нашептываний. Корнилов шел на жертву ради спасения в первую голову русской армии. Останется жить армия – спасется и Россия!

Приближалась третья годовщина начала Великой войны. И накатывал снова август – месяц исторически роковой…

• Предыдущая
• 106/150
• Следующая