Поединок с самим собой - Раевский Борис Маркович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая

И все. Как отрезал. Ни разу больше не появился в зале.

…Вечером, когда Юлий перед зеркалом завязывал галстук, Женя спросила:

— Уходишь? — И губы у нее сжались в тонкую полоску.

— Понимаешь… Рагзай звонил…

— Рагзай! — удивилась жена. — Что стряслось?

Юлий пожал плечами.

Конечно, получилось нехорошо. Женя, правда, ничего не сказала. Но, наверно, обиделась.

К «Поплавку» он подошел ровно в восемь. Юлий вообще был очень точным. Никогда и никуда не опаздывал.

«Поплавок» — плавучий ресторан. Он стоит на Неве, и дощатые сходни с него перекинуты на гранитные плиты набережной. Многие парни с Васильевского острова давно «обжили» этот ресторан. Днем тут можно дешево поесть. А вечером в «Поплавке» никогда нет очередей. Вообще-то назывался ресторан как-то иначе: не то «Нева», не то «Дельфин», не то «Балтика». Но на заводе все звали его «Поплавок».

Андрей уже был в зале. Он сидел за крайним столиком, на корме.

Отсюда открывался вид на всю реку. И на огромные — выше соседних домов — краны завода, и на корабли, белые с причудливыми пятнами сурика на бортах, и на плывущие вдали сиреневые, желтые и розовые тающие дымки.

А поблизости, возле самого ресторана, покачивалась на волнах целая стая арбузных корок. Казалось, на воде растянута огромная сеть, а корки — поплавки на ней.

Здороваясь, Юлий внимательно оглядел Андрея. Нет, тот почти не изменился. Глаза все такие же голубые, а волосы черные. Это редкое сочетание всегда поражало незнакомых. И загорелый дочерна. Андрей и в школьные годы любил калиться на пляже и уже к началу лета превращался в меднокожего.

— Ну, чемпион, что будем есть? И чем запивать? Вернее, что будем пить? И чем заедать?

— Ты же знаешь, Андрей…

— Ах, да, да! Режим делает чемпиона! Но обмыть победу- то можно?

— Ладно. Одну рюмку.

Подошла официантка. Андрей заказал коньяк, долго, со вкусом выбирал закуски. Это он всегда умел и любил. А также — с ходу выдавать оригинальные забавные тосты. Прирожденный тамада.

Когда официантка отошла, Андрей тихонько присвистнул, глядя ей вслед. Волосы у официантки были немыслимо-огненного цвета.

— Да, точно, — сказал Андрей. — Не волосы красят женщину, а женщины красят волосы. — Он усмехнулся. — Ей бы в Древнем Риме жить. Я где-то читал, что там очень ценились рыжие женщины.

Он наполнил рюмки.

— Ну, — сказал Андрей, — первый тост будет сугубо серьезный…

— А второго вообще не будет, — вклинил Юлий.

— Тем более. Итак — дави подметкой верхнюю ступеньку пьедестала! Стой там многие годы, неколебимо, как скала. Виват!

— А слезать иногда можно? — улыбнулся Юлий.

Они выпили.

Андрей хотел налить еще.

— Нет, — Юлий решительно прикрыл свою рюмку ладонью.

— Ну, тогда так, — Андрей налил себе коньяку. — А ты, как пай-девочка, дуй пиво.

— Пай-девочки пиво не дуют, — сказал Юлий, но послушно наполнил стакан «Жигулевским».

Они снова выпили, поговорили о том, о сем. Как-никак, четыре года не виделись. Андрей, оказывается, работает теперь в КБ. И все еще не женат.

«Зачем все-таки он позвал меня? — думал Юлий. — Ведь не просто так, поболтать? А зачем?».

Но Андрей словно бы вовсе забыл о какой-то цели, о каких- то делах.

— Расскажи про матч, — попросил он.

Юлий рассказал. Кратко. Впрочем, подробней и не требовалось. Андрей все схватывал с полуслова.

— Знаешь, — медленно, как бы раздумывая, произнес Андрей, — ты только не обижайся. Если бы мне когда-нибудь сказали, что ты будешь чемпионом СССР и выступать за границей… Я бы даже не смеялся. Просто подумал бы — чепуха. И все.

Юлий пожал плечами.

Он смотрел в широкое окно. За стеклом текла река, огромная, хлопотливая. Маленький чумазый буксир, тяжело сопя и отдуваясь, тащил длинный караван барж, груженных песком. На полном ходу проскочил белый пароходик на подводных крыльях, изящный и легкий, как балерина.

Спускались сумерки, и на пароходе уже искрились огни. И на всей реке — то тут, то там — вспыхивали белые, желтые, красные и зеленые точечки.

Стая арбузных корок уже отплыла от ресторана и медленно подползала к мосту. Казалось, огромная невидимая сеть, которую держали эти корки-поплавки, вот сейчас запутается между быками.

— А ты помнишь?… — сказал Андрей. — Помнишь, Игнат однажды ляпнул, что через два года я буду чемпионом страны?! Я, а не ты! — Он коротко хохотнул.

Да, это Юлий помнил. Очень хорошо помнил. Игнат (так все звали тренера Игната Васильевича), когда Андрей однажды пропустил тренировку, страшно распалился, при всех наорал на него, и тогда-то вот и заявил…

Всех это поразило: ребята знали — Игнат слов на ветер не бросает.

— Конечно, — сказал Юлий. — Ты был самый талантливый из нас. Аполлон плюс Геркулес.

— Ну уж…

— Да, да, — Юлий чувствовал, что Андрею приятны эти воспоминания. И кроме того, тут не было ни грамма лукавства. Святая правда. — Помнишь, тогда Игнат крикнул, что ты олух и сам не понимаешь, что ты рожден для борьбы, как птица для полета. Так и сказал — помнишь? — «как птица для полета».

Андрей не ответил. Отвернулся к реке и, казалось, внимательно изучает разноцветные бусинки огней.

— А знаешь, Андрей, коль разговор уж так повернулся… Скажи, чего ты вдруг бросил? Как отрубил. Был борец — нет борца…

Андрей оглядел Юлия. Прищурил глаз, будто прицеливался, — давняя его привычка. Долго молчал. Потом спросил:

— Ну, а ты?… Как думаешь? Почему?

— Не знаю… Никто из ребят не знает. Разное болтали. Но точно — никто…

— Да, — Андрей задумчиво чертил зигзаги вилкой по скатерти. — Ты помнишь? Я тогда тренировался, чтоб стать чемпионом Ленинграда…

Да, это Юлий помнил.

— Ну, и результат тоже помнишь? — Андрей усмехнулся. — Чемпионом я не стал.

Да, и это Юлий помнил.

В те дни Игнат то терпеливо-спокойно, то сердито доказывал, что Рагзай халтурит, не всегда соблюдает режим, не выкладывается до конца.

— И понимаешь? Может, я слишком честолюбив? — в раздумье продолжал Андрей. — Не знаю. Но в общем, застряли во мне эти слова Игната. Ну, что я, мол… чемпионом буду. И показалось мне — это уже где-то рядом. Ну, еще немного нажать… Еще… И все. А тут вдруг — стена… Понимаешь? Стена. Тупик. Ну, и честно скажу, — я скис…

«Слишком рано! — хотел крикнуть Юлий. — Слишком быстро ты скис».

Он хотел это сказать, но не сказал. Жалко наносить удар по давнему товарищу. Да и зачем? В спорт Рагзаю уже все равно не вернуться. Чего же теперь махать кулаками?…

— Но я все-таки продолжал тренировки, — сказал Рагзай. — Еще целый месяц…

Он замолчал. Снова чертил черенком вилки узоры на скатерти.

— А потом?

— А потом бросил. К черту! Понимаешь — ни с места. Как проклятье! Как насмешка…

Он швырнул вилку.

«Еще целый месяц! — усмехнулся Юлий. — Ишь! Будто еще пять лет».

И сразу в голове замелькало… Вот он, Юлий, тоже готовится к состязаниям. Когда это? Года три назад. Да, Андрея уже нет…

Потом они с Игнатом подсчитали — так, шутки ради. На тренировках он, Юла, пробежал кроссов примерно шесть тысяч километров. А Рагзай? Уверен — и половины не набегал.

А режим? Этот чертов режим, когда считаешь каждый стакан выпитой воды. Когда порция жареной свинины — недопустимая роскошь. Когда даже в день рождения — бокал шампанского, и все.

Но он опять ничего не сказал Рагзаю. Чего уж бить лежачего?

— Послушай, — сказал Андрей. И опять прищурил глаз, будто прицелился. — Ты, наверно, гадаешь? Чего это я вдруг позвонил тебе, позвал?

Юлий неопределенно пожал плечами.

— Нет, не думай, ничего не случилось. И никаких у меня к тебе срочных дел. Просто увидел вот тебя по телевизору… И, честно скажу, — позавидовал. Да, может, некрасиво, но позавидовал. И захотелось поговорить… Пофилософствовать. Выяснить один вопросик. Простой такой вопросик. О том, справедливо ли устроена жизнь?…

Юлий усмехнулся.

— Нет, вот давай напрямоту, — Андрей глядел на него в упор. — Кто из нас способнее? Кто был… «как птица для полета»? Ну? Я или ты?

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая