Между Амуром и Невой - Свечин Николай - Страница 50
- Предыдущая
- 50/75
- Следующая
Торговец балатой посетил магазин, а через минуту туда же заскочил и Збышко-Загура, ещё один заочный приятель генерала с недавних пор. Спустя четверть часа англичанин вышел, а поляк остался. И вскоре внутрь уверенно зашли низенький бородач с непропорционально большой головой, рука об руку с… подполковником Судейкиным. Жандарм, как и его спутник, был в партикулярном платье.
После этого на двери магазина появилась вывеска «Закрыто до завтра», и в течении часа никто на улицу не выходил. Наконец, появились все трое сразу: бородатый господин дружески простился с инспектором секретной полиции и его помощником, и ушел по направлению к Бирже, игриво помахивая на ходу тростью; слуги закона уехали в экипаже.
Поручик Артлебен, загримированный франтом с сильной претензией, на «извозчике» военной разведки начал слежку за неизвестным. Тот привел его уже поздно вечером, после Гостиного двора и шантана, в «Яковлевку» — огромный доходный дом возле Александровского рынка.
Показав дворнику отлично сработанный документ агента сыскной полиции, Артлебен выяснил, что бородач именуется Нестором Ильичом Суворовым и проживает с середины марта в хорошей пятикомнатной квартире на третьем этаже. Господин не бедный и весёлый: водит иногда к себе женщин известной профессии, но из числа дорогих («издали прямо барыни», выразился дворник); иных знакомых не принимает. Трудится, видать, по тоговому делу, потому, отсутствует на квартире с утра до вечера, часто даже по неприсутственным дням.
Утром «хвост» уже ждал Суворова (или кто он там?) на выходе. Опытный филер, старший унтер-офицер из команды охраны Главного штаба, водил его по Петербургу и окрестностям до самого вечера. Тот купил шесть дестей бумаги и каучуковый шрифт, и отвез все это к Нарвской заставе. Встретился там с двумя мужчинами подозрительного вида: нервные, все время оглядывались, похожи на начинающих бомбистов. Пообедал Суворов в «Нижегородском», в обществе дамы, явно чьей-то отбившейся от рук жены, причём в расходах не стеснялся. День закончил на скачках; выиграл.
За время его отсутствия на квартире в «Яковлевке» сделали обыск и обнаружили удивительные вещи. Руководил поисками сам многоопытный Таубе, и открыл к вечеру все три тайника. В общей массе обнаружили: девять тысяч рублей денег; четыре российских паспорта и один британский (настоящий!), оформленные на разные имена; схему передвижения некого лица; выписку из формуляра штабс-капитана Сергея Васильевича Дегаева и гранки антиправительственной статьи с чьими-то правками. Внимательно изучив схему, Таубе установил, что на ней изображена дача министра внутренних дел на Аптекарском острове. В двухстах примерно саженях от нее была отмечена полпивная, нарисован смешной человечек с каким-то предметом в руках, поставлен красными чернилами крест и приписано: «Бум!». Покушение на графа Толстого, приуготовляемое агентом его подчиненного, подполковника Судейкина? Но не может же такого быть… Тогда что это?
Окончательную путанницу внесло письмо на куске шёлка, обнаруженное в подкладке одного из сюртуков Суворова-Дегаева, висевших в шкафу. Черной тушью, очень аккуратно и разборчиво там было выведено:
«Податель сего, Сергей Васильевич Дегаев, состоит на службе в секретной государственной полиции. Всем чинам жандармерии и общей полиции надлежит оказывать ему, по его просьбе, полное и незамедлительное содействие.
Подписал: Инспектор секретной полиции, Заведующий Санкт-Петербургским Отделением по охранению общественного порядка и спокойствия
ОКЖ подполковник Судейкин».
Характерные завитушки на буквах «С» и «д», одинаковые на подписи под этим документом и на правке антиправительственной статьи, указывали руку одного человека, а именно самого Судейкина!
Получалось, что жандармский штаб-офицер руководил своим агентом в революционной среде, цензурировал его прокламации, а тот при этом затевал покушение на министра внутренних дел…
Когда Енгалычев посмотрел эти бумаги и послушал мысли вслух барона Таубе, то отдал короткий приказ:
— Арестовать мерзавца!
В одиннадцатом часу ночи в секретную резиденцию Военно-Учёного комитета в Мытнинском переулке был доставлен закованный в наручники Дегаев. К этому времени уже было выяснено, что он действительно отставной штабс-капитан, служил по конной артиллерии и был вынужден уйти в отставку в связи с оппозиционными убеждениями. 20 декабря прошлого, 1882 года был арестован в Одессе на конспиративной квартире «Народной Воли», а 14 января этого года, по пути в суд, бежал.
Слегка помятый, встревоженный, но отнюдь не растерянный, Дегаев предстал перед Енгалычевым и Таубе.
Барон выложил перед ним на стол письмо на шёлке, а так же гранки статьи с пометами Судейкина.
— Ваши вещички, господин штабс-капитан?
— А вы кто, собственно, такие, чтобы спрашивать меня об этом? — нагло ответил арестованный вопросом на вопрос. — Хотите сорвать секретную операцию огромной государственной важности?
— Операция ваша не в том ли состоит, чтобы взорвать графа Толстого?
И майор показал карту Аптекарского острова со зловещим крестом и словом «Бум!».
Дегаев переменился в лице, но быстро нашелся:
— Это инсценировка для организации засады. Спросите у подполковника Судейкина — я не имею права отвечать на ваши вопросы, кто бы вы ни были. Бомбисты будут схвачены на месте преступления.
— До того, как кинут бомбы, или после? — осклабился Таубе.
Арестованный покрылся красными пятнами, но упорно отвечал:
— Спросите у подполковника — он всё обьяснит. Вызовите его сюда, он всё-всё обьяснит.
— Хочет перевести стрелки на Георгия Порфирьича, — как бы себе под нос прокомментировал Енгалычев. — Дурак; разве ж такое подтверждают? Сказать графу Толстому, что ловил на него бомбистов, как на живца — ха!
— Послушайте, Дегаев, — проникновенно сказал Таубе. — То, что вы кокетливо называете инсценировкой, во всем мире именуется провокацией. Вы арестованы военной разведкой, которая не подчиняется ни МВД, ни Корпусу жандармов. Нам на эти игры наплевать, вы не наш агент и жалеть вас мы не станем. С точки зрения офицерской чести — согласитесь, как бывший офицер — вы негодяй. Это весьма развязывает нам руки… Вчера днем отмечена ваша встреча с британским шпионом Хинтерроу, что уже прямо проходит по нашему ведомстау. И пахнет, кстати, государственной изменой, наказываемой двадцатью годами каторги. А Судейкин ваш, если устроить ему очную ставку с вами в кабинете графа Толстого, от всего откажется. Мол, агент как агент, а про покушение знать не знаю: я ему только статейки редактировал…
Дегаев молчал и смотрел в угол.
— Хорошо, попробуем с другой стороны. Вот эта тряпочка может оказаться в Париже и попасть, например, ко Льву Тихомирову.
Отставной капитан посерел на глазах, открыл было рот, но не смог сказать ни слова — он задыхался.
— А впрочем, зачем Тихомирову, — не унимался барон. — Тот человек уравновешенный. Отдадим-ка мы лучше ваш документик Дейчу. Знаете такого? Совсем припадочный. В семьдесят восьмом в Одессе лично выплеснул в лицо некоему Гориновичу склянку с соляной кислотой. Да еще ножичком потыкал. Бедняга ухитрился выжить, правда, оба глаза вытекли… А ведь доказательств никаких не было, только подозрения; здесь же целый опус с подписью Георгия Порфирьевича!
— Чего вы хотите? — прошептал Дегаев.
— Всего-навсего правды. Но всей.
И провокатор, сбиваясь и запинаясь, начал свой жуткий и удивительный рассказ.
Во времена расцвета «Народной Воли», при таких её деятелях, как Желябов, Михайлов или Тихомиров, отставной артиллерист Дегаев состоял в революции на третьих ролях. Убийство Александра Второго ужаснуло общество и озлобило силы правопорядка. Очень быстро ведущие лидеры терроризма оказались, кто на эшафоте, кто в Петропавловке, и лишь наиболее везучим удалось ускользнуть за рубеж. А главное, помогать радикалам вышло в обществе из моды. То ли одумались дураки-либералы, то ли испугались, только «работать» революционерам стало затруднительно.
- Предыдущая
- 50/75
- Следующая
