Наследие Скарлатти - Ладлэм Роберт - Страница 37
- Предыдущая
- 37/78
- Следующая
Она повернулась к нему.
– Вы по-прежнему желаете знать, кто умер?
– Я вижу, вам не хочется мне это сообщать. Да это и неважно. Еще раз доброй ночи.
– Этого человека зовут Джефферсон Картрайт. Вы его знали? – Она внимательно смотрела ему в лицо.
– Нет, к сожалению, не знал. – Он глядел прямо, невинными глазами. – Всего доброго.
– Доброй ночи, молодой человек. – Она вошла в каюту и закрыла дверь. Ей были слышны его шаги по коридору – он явно спешил.
Элизабет сбросила норковую накидку и прошла в большую удобную спальню. Тяжелая мебель была привинчена к полу. Она зажгла лампу, также привинченную к ночному столику, и села на край кровати. Элизабет пыталась вспомнить, что именно сообщил капитан «Кальпурнии» по поводу этого молодого человека, когда принес ей на утверждение список приглашенных за капитанский стол. Ах, вот что:
«И еще один парень по имени Кэнфилд, похоже, с большими связями».
Элизабет не обратила тогда на эти слова никакого внимания.
И еще:
«Он работает в какой-то фирме по производству и продаже спортивных товаров и ездит в Европу довольно часто. „Уимблдон“, так, кажется, называется фирма».
И наконец Элизабет вспомнила, пожалуй, самое любопытное из того, что сказал капитан, а именно:
«Интересно, пароходная компания настоятельно требовала, чтобы я усадил его за свой стол. Наверное, чей-то сынок. Хороший университет, старые деньги и все такое прочее. Из-за него я должен был отставить бедного доктора Барстоу».
Элизабет тогда одобрила список сотрапезников без всяких сомнений.
Значит, британская пароходная компания потребовала, чтобы молодого человека усадили за капитанский стол. А толстый капитан, уже привыкший иметь дело с сильными мира сего, вынужден был исключить из списка знаменитого хирурга.
Повинуясь лишь какому-то интуитивному порыву, Элизабет взяла телефон и попросила дать ей радиорубку.
– Радиорубка «Кальпурнии» слушает, добрый вечер. – Британский акцент превратил слово «вечер» в неясное дуновение.
– Говорит Элизабет Скарлатти, каюта 2–3 «А». Будьте любезны, дежурного офицера.
– Вахтенный офицер Питерс слушает. Чем могу служить?
– Вы тот самый офицер, который дежурил во время ужина?
– Да, мадам. Ваши сообщения в Нью-Йорк были переданы немедленно. Их доставят адресатам через час.
– Благодарю вас, но звоню я не поэтому… Боюсь, я упустила встречу, назначенную в радиорубке. Меня кто-нибудь спрашивал? – Она внимательно вслушивалась: не выдаст ли голос вахтенного офицера каких-либо колебаний?
– Нет, мадам, вас никто не спрашивал, – твердо и уверенно ответил офицер.
– А, наверное, этот человек постеснялся спросить. Просто ужасно, я чувствую себя такой виноватой!
– Извините, мадам Скарлатти, но, кроме вас, в рубку заходили всего трое пассажиров – это ведь первый наш вечер в открытом море.
– Поскольку их было всего трое, не затруднит ли вас описать мне этих пассажиров?
– О, что вы… Нисколько. Приходила пожилая пара, они туристы, и молодой человек в несколько, боюсь, нетрезвом состоянии. Он хотел прослушать биржевые новости.
– Биржевые новости?
– Да, мадам, пассажирам первого класса мы предоставляем право слушать биржевые новости трижды в день – в десять, двенадцать и в два. Это был милый молодой человек, но, видно, выпил лишнюю пинту.
– Ему что-то около тридцати, да? В смокинге?
– Совершенно верно, мадам.
– Благодарю вас, мистер Питерс. Это несколько необычная просьба, я понимаю, тем не менее я очень прошу вас никому не рассказывать о нашем разговоре.
– Конечно!
Элизабет медленно встала и прошла в гостиную: ее партнер по бриджу игроком, возможно, был и слабым, зато актером замечательным.
Глава 19
Мэтью Кэнфилд поспешил удалиться от каюты Элизабет Скарлатти по причине весьма прозаической: его подташнивало. Может быть, бар и толпа пассажиров помогут ему снова почувствовать себя в своей тарелке? Он заказал бренди.
– Роскошная вечерушка, да?
На соседний стул взгромоздился здоровенный широкоплечий тип, похожий на игрока в бейсбол.
– Совершенно верно, – ответил Кэнфилд с вежливой улыбкой.
– А я вас знаю! Вы сидите за капитанским столиком. Мы вас видели за ужином.
– Здесь хорошая кухня.
– Я тоже мог бы сидеть за капитанским столом, только я им сказал: «А плевать!»
– Что ж, подобный акт разнообразил бы меню.
– Нет, правда. – По акценту Кэнфилд установил, что обладатель широких плеч и могучих рук принадлежит к особям, населяющим Парк-авеню. – Мой дядюшка владеет черт знает сколькими акциями! Только я сказал: «А плевать!»
– Могу уступить вам свое место.
Бейсболист слегка откинулся назад и ухватился за столешницу, чтобы не упасть.
– И не надо. Там скукотища смертная. Эй, хозяин! Еще один бурбон!
Бейсболист шатнулся вперед, а потом в сторону, к Кэнфилду. Глаза у него были уже совершенно стеклянные. Прядь потных очень светлых волос прилипла ко лбу.
– А ты кто, приятель? Все еще учишься?
– Благодарю за комплимент. Нет, я работаю в фирме спортивных товаров «Уимблдон». А вы? – Кэнфилд слегка повернулся на высоком стуле и принялся разглядывать посетителей.
– «Гудвин и Роулинс». Страховая компания. Принадлежит моему драгоценному тестю. Пятая по величине фирма в городе.
– Очень впечатляюще.
– А тебя кто протащил?
– Протащил? Что вы имеете в виду?
– Ну, кто протащил за главный стол?
– А, да это все через друзей нашей фирмы. Мы тесно сотрудничаем с англичанами.
– «Уимблдон»… Это что, в Детройте?
– Нет, в Чикаго.
– А, в Чикаго… «Аберкомби злой как черт, Аберкомби злой как черт», – немузыкально замурлыкал бейсболист.
– И все же фирма у нас солидная. – Кэнфилд постарался произнести эти слова так, чтобы для пьяного белокурого Адониса они прозвучали упреком.
– Слушай, не обижайся. Тебя как зовут?
Кэнфилд уже собрался ответить, но в этот момент почему-то его внимание привлек галстук собеседника, а затем и его запонки, большие и яркие, повторявшие цвета галстука – темно-красный и черный.
– Ну так как?
– Что?
– Как тебя зовут? Меня – Бутройд. Чак Бутройд. – Он снова ухватился за столешницу красного дерева, чтобы не рухнуть со стула. – А ты, значит, ик, служишь в «Уимблдоне»… – Бутройд, похоже, совсем опьянел.
Кэнфилд почувствовал, что бренди ему не помог – пожалуй, даже хуже стало.
– Вы извините, я пойду. Не обижайтесь, мы еще посидим и выпьем, мистер Бутройд.
– Да, Бутройд. Извините. Спокойной ночи.
Мистер Бутройд приоткрыл глаза, помахал рукой и потянулся к своему бурбону. Кэнфилд, хотя и нетвердым шагом, быстро направился к выходу.
– Чакси, дорогуша. – Темноволосая женщина тут же взобралась на его место рядом с почти уже отключившимся мистером Бутройдом. – Что за манера исчезать как раз тогда, когда ты мне нужен!
– Ой, киска, не цепляйся!
– И буду цепляться, если будешь так поступать!
Бармен нашел какое-то неотложное дело и срочно удалился.
Мистер Бутройд посмотрел на жену и на несколько неуловимых мгновений перестал покачиваться. Взгляд у него стал твердым и осмысленным. Со стороны этих двоих можно было принять за семейную пару, которая ссорится по поводу неумеренного питья супруга. В таких случаях люди стараются проявлять деликатность и не вмешиваются, если ссора не переходит в громкий скандал. Бутройд что-то бубнил себе под нос, но голос его был твердым и трезвым.
– Не беспокойся, дорогая.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Кто он такой?
– Удачливый торговец. По-моему, ошивается возле нее специально – хочет завязать деловые контакты.
– Если он обыкновенный торговец, почему его усадили за капитанский стол?
– Ой, прекрати ты во всем усматривать опасность.
– Я просто соблюдаю осторожность.
– Сейчас объясню. Он работает на чикагской фирме спортивных товаров «Уимблдон», а они половину своих товаров закупают в Англии. – Бутройд остановился, чтобы дать жене переварить информацию, – так объясняют детям, медленно и с расстановкой. – Это британский корабль. Старая дама – весьма выгодный объект, и кто-то из его фирмы побеспокоился, чтобы он и в пути без дела не остался. Кроме того, он пьян, как мерин, и сейчас наверняка блюет из-за морской болезни.
- Предыдущая
- 37/78
- Следующая